Норман Льюис - День лисицы. От руки брата его

Нищий сунул письмо в расщепленный конец палки и протянул Виланове.

— А этого бандита, — сказал Росас, — как же они его здесь выследили?

— Да никто его не выслеживал! Надо же было ему поселиться как раз у Косты! Понятно, он его и выдал.

Виланова распечатал конверт. И положил письмо на стол.

— Отчего же это понятно?

— Да ведь всякому известно — Коста заодно с полицией.

— Ничего подобного, — возразил Виланова. — Мне, например, это неизвестно.

— Если он убил француза, так пусть бы французы его и ловили, — сказал нищий. — А Косте нечего было в это соваться… Хотя чего еще ожидать по нынешним временам, когда даже в церковных процессиях хоругви всякие сукины дети носят… Важное письмо?

— Я не могу его прочитать, — отвечал Виланова, — и, позвольте заметить, я не одобряю занятую вами позицию. Вы слишком торопитесь с выводами. — Он взял отпечатанный на машинке лист и, сощурившись, стал его снова тщательно изучать. — «В соответствии с полномочиями, представленными… настоящим уведомляем, что площади, означенные на прилагаемом…» — Виланова передал бумагу Росасу. — Прочтите и объясните мне, в чем дело. Это какая-то официальная бумага. Мне всегда нужно по крайней мере полчаса, чтобы понять, что в них сказано.

Росас взял бумагу и прочитал. Прочел еще раз, нахмурился, взглянул, нет ли чего на обороте, проверил почтовый штемпель на конверте и отложил письмо в сторону.

— Что там? — спросил дон Федерико. — Новый налог?

Росас поджал губы. Потом вздохнул.

— Им нужна ваша земля.

— Кому? — мягко спросил дон Федерико.

— Какому-то министерству. Военному, кажется. — Росас взял бумагу и перечел в ней какой-то абзац. — Не ясно, разрешат ли вам остаться в вашем доме, но во всяком случае всю эту территорию хотят превратить в полигон, так что, если в вас попадут, пеняйте на себя.

— Я землю не отдам, — сказал Виланова все тем же ровным голосом. — И не подумаю.

— Добровольно, конечно, не отдадите. Но боюсь, что так или иначе они ее заполучат. Скорее всего, выйдет так: в один прекрасный день вам придет официальное уведомление с указанием дня передачи земли министерству, и вы, не читая, порвете его. А потом, через месяц-другой, когда вам уже станет казаться, что про вас забыли, они явятся с указателями и колючей проволокой, и на этом дело кончится. Разумеется, что-то вам выплатят в качестве компенсации.

Дон Федерико заморгал, словно ослепленный ярким солнечным светом. Наступило молчание. А потом, как бы поясняя Росасу возникшие обстоятельства, он сказал:

— Они хотят отнять у меня землю.

— Вот именно, — подтвердил Росас.

Дон Федерико испуганно окинул взглядом бесплодную красоту своих владений.

— Ведь это же несправедливо? — сказал он.

И снова наступило долгое молчание. На прощальное приветствие нищего никто не ответил, и Росас только услышал, как тот зашаркал прочь по дороге. Доктор наклонился и дружески взял старика за локоть.

— Не знаю, что и делать, — сказал дон Федерико.

Росасу хотелось сказать что-нибудь, что могло бы отмести жестокую неотвратимость отпечатанных на машинке фраз. И вдруг его осенило.

— Возможно, все обстоит не так уж безнадежно, как кажется. По-моему, я знаю человека, который мог бы вам помочь… Только Нельзя терять времени.

— Я хочу умереть тут, — сказал дон Федерико. — Право, больше мне от жизни ничего не нужно. Просто оставили бы меня в покое. Я слишком стар, чтобы привыкать к новому месту.

— У меня есть один знакомый, некто Вале, — сказал Росас. — Не хочу вас слишком обнадеживать, но уж если кто и может в таком деле помочь…

— Не надо, — сказал Виланова.

— Вы его знаете?

— Да, — отвечал дон Федерико, — я слышал о нем.

— Больше нам надеяться не на кого, — настаивал Росас. — Неприязнь вашу я вполне понимаю.

Негодование заставило старика взять себя в руки, в голове прояснилось.

— Я, между прочим, знаю, что́ Вале может потребовать за услугу, которую сочтет нужным оказать. Уж скорее я дам военному министерству разбомбить мою землю, чем позволю наложить на нее лапу Валсу. — Он с подозрением взглянул на Росаса. — Надеюсь, что вас не подослал ко мне этот выродок?

— Вы старый дурак, — сказал Росас. — Иной раз я просто диву даюсь — и чего я только ввязываюсь? И так уж я у вас единственный друг.

— Единственный, — согласился Виланова. — Что правда, то правда.

Вошла Мария и села за стол напротив них.

— Дождались-таки! — сказала она. — Что же вы теперь намерены делать?

Виланова ласково поглядел на нее. Мария была одной из тех прекрасных редких женщин, которые лишь в несчастье способны обнаружить всю глубину своей любви. К тому же в свое время она была настоящей красавицей и заслуживала участи несравненно лучшей.

— Я неудачник, дорогая, — сказал он, — к сожалению, страдаю от этого не я один.

— Господи, да не хнычьте вы, — сказала она, — тошно на вас смотреть, когда вы так расхнычетесь.

— Не вижу причин, почему вы должны разделять мою печаль, — сказал Виланова. — Вы всегда ненавидели это место.

— Конечно, ненавидела. Да какая женщина могла его полюбить? Тут как в тюрьме. Но если вам нравится жить в убожестве, так это устраивает и меня. — Она быстро отвернулась, чтобы смахнуть слезу. — Я пришла сказать вам, что сегодня утром лисы загрызли еще двух ваших драгоценных кур.

— Душегубы! — закричал он, по привычке впадая в ярость. Но тут же утих. — Двух? — переспросил он удрученно.

— И породистого петушка — того, с мохнатыми ногами. Все, что от них осталось, я сложила в сарае — пригодится для приманки в капкан.

Виланова глядел в пространство; он слышал голос Марии, но смысл ее слов дошел до него не сразу.

— Лисы, — сказал он. — Да, конечно, лисы.

— Да, — подтвердила Мария, — лисы. Если так и дальше пойдет, они за неделю очистят весь птичник. Разрешите узнать, вы намерены в связи с этим что-нибудь предпринять или вы считаете, что, помимо своих дел, я должна исполнять и ваши?

— Что-то надо сделать, — сказал дон Федерико.

— Ну так делайте, чего же тянуть, — не отставала Мария. — Если бы вы меня раньше послушали, ничего бы не случилось. Любой человек скажет вам, что капканы надо ставить у лисьих нор, а не в курятнике. Чего им возиться с дохлятиной, когда кругом полно живых кур?

— Значит, сразу и поставить?

— А почему бы и нет? А то ведь отложите и опять забудете. — Мария быстро переглянулась с доктором. — Я посижу с доктором Росасом.

Дон Федерико поднялся с места.

— Все бы вам меня пилить, — сказал он.