Владимир Владко - Фиолетовая гибель

— Ничего не понимаю, — раздраженно ответил Фред. — Ну и черт с ними, какое это имеет значение? Возможно, ты сам и растоптал их…

Клайд отрицательно покачал головой: нет, это было не так. Если бы он их растоптал, то остались бы следы. Кроме того, он только пробежал к циновке, схватил блюдца и унес их. А все остальные мертвые насекомые, в изобилии лежавшие на циновке и на полу? Что произошло с ними? Или их тогда уже не было?

— Может быть, их выкинул Джеймс? — предположил Фред, видя, как озабоченно осматривается Клайд.

— Возможно, конечно, но маловероятно, — ответил тот задумчиво. — Заподозрить Коротышку в излишней осторожности я не могу, но вряд ли он задерживался бы в палатке для того, чтобы собирать мертвых насекомые. Заглянуть, посмотреть, как идет дело, это вполне понятно. Но подбирать насекомых и тут и там… Нет, здесь чтото не так…

Фред с недоумением смотрел на Клайда.

— Слушай, неужели это так важно? — спросил он наконец. — Есть тут эти муравьи и прочая ерунда или нет ее, не все ли равно? Если Джеймс, как ты говоришь, не выкинул их, то можно придумать еще кучу объяснений..

— Например?

— Ну, допустим, что их слопало какое-то другое животное, мало ли кто мог забрести в палатку? Хотя бы кролики, их тут чертова пропасть!

— Кролики не едят насекомых.

— Ну, дьявол их забирай, не кролики, так еще ктонибудь! — разозлился Фред Стапльтон. — Пойми, что это не имеет никакого значения! Плесени нет, значит, нет смысла думать о каких-то мертвых насекомых. Или ты тоже намерен заниматься зряшными экспериментами, переливать из пустого в порожнее, как делал это Коротышка? Будешь строить всякие теории и гипотезы? Нет, с меня хватит!

Пока он говорил, взгляд Клайда машинально блуждал по полу палатки, задерживаясь по углам ее, там, где перед этим было темно, пока поднятые полотнища не открыли потоки яркого света, заливавшего теперь всю палатку. Ему показалось, что он различает в дальнем углу какой-то маленький комочек. Неясная догадка возникла в его голове. Неужели это…

Не обращая внимания на раздраженные слова Фреда, он сделал шаг и другой мимо него к тому углу палатки, где находился привлекший его буро-серый комочек, н наклонился над ним. Да, это было именно то, что он предполагал, и вместе с тем совсем не то, что он ожидал увидеть!

В углу, около вбитого в землю колышка, державшего край палатки, на примятой пожелтевшей траве лежала та самая маленькая полевая мышь, которую он видел вчера. Та мышь, черные бусинки глаз которой вчера жалобно и беспомощно смотрели на него перед тем, как окончательно закрыться и подернуться мутной пленкой. Мышь, погибшая под влиянием смертоносного удушающего запаха фиолетовой плесени. И все же это было уже не то маленькое тельце, вид которого заставил Клайда задуматься. От него оставалась только половина! Одна задняя половина с длинным хвостом и вытянутыми лапками, обращенная к полотнищу палатки. Второй половины с передними лапками и головой не было. Она исчезла. Она словно растворилась. И это впечатление усиливалось еще и потому, что на оставшейся половине тела мыши не было видно никаких следов крови. На туловище мыши образовалось что-то вроде сосульки, центральной частью которой был чистый белый ее хребет. А дальше, постепенно утолщаясь, шли мышцы, также без крови, и наконец — гладкий покров буро-серой шерсти. Это было странно, было необъяснимо, но было именно так.

— Что ты там еще нашел? — услышал Клайд голос Фреда, который присел рядом с ним. — Мышь, что ли? Прямо невероятно интересно, — иронически процедил он.

— Присмотрись получше, — коротко отозвался Клайд.

— Ну и что же? Какая-то зверушка отгрызла половинку мыши, только и всего. Надеюсь, тебе хватит и оставшейся половины для того, чтобы успокоиться? Нет дохлых муравьев, зато хоть полмыши осталось!..

— Нет, ее никто не отгрызал, — сдержанно отозвался Клайд. — Ты сам видишь, крови нет. И потом, зачем было бы отгрызать половину этого маленького тельца? Любой зверь схватил бы всю мышь… — Он все еще всматривался в крохотные останки животного, стараясь найти объяснение загадки. Этого объяснения не было. Клайд нахмурился. Острая и горькая мысль прорезала его сознание: если бы тут был Коротышка!.. Если бы…

Фред Стапльтон выпрямился.

— Ладно, можешь раздумывать о мышах и муравьях сколько тебе будет угодно, — проговорил он небрежно. — Мне это неинтересно. Знаешь, меня никогда не занимали глупые головоломки, не имеющие никакого практического значения. Считай, если хочешь, что это сама плесень пожрала и дохлых муравьев и мышь. Вот взяла и сожрала. Ведь она космическая, таинственная, ну и валя все на нее. А мне эта штука безразлична.

И по его голосу Клайд понял, что Фреду и в самом деле глубоко безразличны и неинтересны всякие объяснения того, что серьезно занимало его самого, не говоря уже о Джеймсе Марчи. «Дохлые муравьи», «полмыши»… Этот презрительный тон по отношению ко всему, что, по его мнению, не представляло практического, делового интереса… Таким был Фред Стапльтон. Он знал это, конечно, давно, но никогда раньше Клайд не ощущал, что рассуждения Фреда могут раздражать его. Почему же он почувствовал это сейчас? Почему он сейчас заметил в себе почти злость к его поразительному равнодушию? «Бесчувственная скотина, — с досадой подумал Клайд. — Ведь ты мог бы хоть из уважения к памяти Джеймса Марчи не проявлять полного безразличия к тому, что его так жадно интересовало, не говорить издевательски о том, что связано с Коротышкой, пусть это будет даже космическая фиолетовая плесень-ведь он погиб из-за нее… Я понимаю, погиб необдуманно, по непростительной неосторожности, потому что он всегда был такой шальной в этих делах, одержимый. Ладно, но ты ведь тоже знаешь это и не должен был бы так по-свински вести себя!»

Но Клайд сдержался и не сказал ничего.

А Фред взял циновку с пола и, направляясь к выходу из палатки, примирительно сказал:

— Давай, брат, кончать всякие детективные расследования. Они ни к чему. От них только голова болит, и больше ничего. Никакого толку. И никакого смысла, я тебе говорю!

28

На следующий день утром они похоронили Джеймса Марчи…

Погода портилась еще накануне. Серое тяжелое облако, пришедшее с гор, весь день неподвижно висело над лесом, словно не решаясь двинуться дальше, и к вечеру казалось, что оттуда, из-за леса, неотвратимо ползут длинные сумеречные тени. Слабые дуновения едва заметною ветерка, приносившие на поляну свежее и ароматное дыхание леса, сменились настойчивыми встревоженными порывами, от которых пригибалась высокая трава, прилегали к земле ветви кустов и полотнища палаток вздувались и напряженно дрожали, как готовые сорваться и улететь вдаль паруса.