Андрей Тепляков - Черные небеса

Глава 14. Линии на ладонях

Но ничего отстаивать не пришлось. Декер воспринял просьбы Ноя вполне благосклонно и обещал в ближайшее время поговорить с кем нужно насчет телефона и группы.

— Это хорошая мысль. Правильная, — сказал он. — Я устрою вас в одну группу с Симоном. У вас будет шанс восстановить прежнюю дружбу. К сожалению, он появляется там реже, чем следовало бы, но теперь у него появится хороший пример. Может быть, это на него воздействует.

Не встретив сопротивления своим просьбам, Ной осмелел.

— У меня есть еще одна просьба, — сказал он. — Маленькая просьба, но для меня это очень важно.

— Говори смелее, молодой человек. Не стесняйся. Я рад тебе помочь.

— Это касается… — Ной смущенно умолк, сообразив, что не знает, как зовут Мамочку по-настоящему. Называть ее прозвище казалось плохим началом разговора. — Это касается одной девушки. Она работала… работает в оперативной группе Поиска. Нельзя ли устроить ее в Лабораторию. Подойдет любая работа!

Декер нахмурился.

— Мой мальчик, тебе не кажется, что это совсем ни к чему? Зачем тебе это? Что за блажь? У тебя есть невеста. Тебя ожидает карьера в Лабораториях. Я обещал беречь тебя от глупых ошибок, поэтому говорю — ты делаешь ошибку, хлопоча об этой… Как ее зовут?

Ной покраснел и сжал пальцы.

— Я не знаю ее имени. В отделе только прозвища, и…

Он умолк. Декер покачал головой.

— Да… Знаешь почему оперативники используют прозвища?

— Наверное, это какая-то традиция?

— Традиция! Традиция не ставить святые имена в отчеты об их богомерзкой деятельности! Раньше мы их терпели, от них была польза. Но теперь оперативный отдел — бельмо на глазу Города! Все знают об этом, но, тем не менее, туда приходят и устраиваются на работу. Добровольно. Понятно, какие люди идут туда. Ной, тебе не нужно иметь с ними никаких контактов!

— Она не такая, — возразил Ной, напрягшись. — Она ждет ребенка. Она хочет покончить с прошлым. Ей нужно помочь! Это гуманно!

— Тем более, Ной. Не лезь в чужую семью! У ребенка есть отец — он должен заботиться о нем и его матери. Ты же должен думать о своей собственной будущей семье. Ной, ты должен решить для себя раз и навсегда, что тебе нужно, а не метаться от одного дома к другому. Это мерзкое дело.

«Он прав, — мелькнуло у Ноя в голове. — Как это не называй, он прав». Но отступать было нельзя. Предать Мамочку, нарушить обещание, данное ей, это было еще более мерзко.

— Я не лезу в чужую семью, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — У этого ребенка нет отца. Мамочка одна.

Мамочка — это слово, будто маленький бес, само сорвалось с языка и встало между Ноем и Декером глухой стеной.

— Этой непутевой Мамочке следует обратиться в отдел пособий. Город, как это не прискорбно, вынужден поддерживать таких, как она. Слишком мало здоровых детей рожают честные женщины. Пусть она напишет заявку, ей не откажут.

— Я вас очень прошу, — сказал Ной смиренно. — Я больше ничем не буду вас беспокоить. Пожалуйста! Это очень важно для меня!

— Знаешь, как это называется, Ной? Благодеяние за чужой счет. Не привыкай к этому. К сожалению, ты очень неумно начинаешь свою карьеру. Наверное, я ошибался, посчитав тебя взрослым человеком — слишком много ерунды у тебя в голове. Ты еще не умеешь отличать то, что важно, от блажи. Ты не умеешь сосредоточиться на главном. Я хочу, чтобы ты очень хорошо подумал над этим. Я выполню твою просьбу, хотя и понимаю, что это не пойдет тебе на пользу. То, что дается слишком легко, развращает нас. Человек должен бороться, Ной. И я предоставлю тебе такую возможность.

— Спасибо! Я обещаю — больше никаких просьб!

— Да. Пусть эта женщина подойдет к моему секретарю. Я распоряжусь, чтобы ее пропустили. И — узнай ее имя. На проходной ее внесут в список. А теперь, иди и работай.

Вечером, направляясь по адресу, который дал Караско в день памятного разговора в больнице, Ной мысленно снова вернулся к разговору с Декером.

Тот был прав. «Я пытаюсь сидеть сразу на двух стульях. Лайла, Мамочка — легче перекусить стальную проволоку зубами, чем разобраться в себе. Кого я люблю? Лайлу?».

Ной посмотрел на хмурое темно-серое небо и покачал головой. На лоб ему упала снежинка. Нет, он ее не любит. Лайла — то самое, что пришло к нему в руки без борьбы и усилий. Он просто взял то, что ему предложили. Почему он не отказался? Не хотел обижать? Да. Не видел оснований отказываться? Тоже верно. Она очень красивая, умная. Она может быть душевной. Она из тех девушек, на которых женятся. Это так плохо, строить жизнь с человеком, которого не любишь? Наверное, да. Но ведь он может полюбить ее. Потом. Так бывает. Он слышал об этом много раз. И тогда все встанет на свои места. Отказываясь от Лайлы, он отказывает и ей и себе в возможном счастье. Честно это? Нет, не честно.

«Я люблю Мамочку?».

Этот вопрос оказался гораздо сложнее предыдущего. Ной настолько погрузился в себя, что прошел мимо нужной улицы, и пришлось возвращаться к перекрестку, чтобы повернуть туда, куда надо.

Мамочка вызывала сложные чувства, которые никак не удавалось сформулировать. Все, чего Ной смог от себя добиться, заключалось в одной фразе: ему нравилось быть с ней. Просто быть. Находиться рядом. Разговаривать. Смеяться. Но быть с ней, к сожалению, невозможно. Вот если бы не ребенок! Если бы не эта грязная история в ее прошлом, подробностей которой он — слава Богу! — не знал, но мог представить. Невозможно. Немыслимо быть с ней. Отвратительная иногда штука — жизнь.

Ной поежился и сунул руки поглубже в карманы. Тяжело вздохнул.

Перепутанный клубок, в который злая судьба связала линии на ладонях, теперь затягивался еще туже, когда над всеми ними нависла угроза катастрофы. И Лайла, и Мамочка — обе были дороги Ною. По-разному, но это не имело значения. Он не мог их бросить. Просто не мог, и все.

«А кто из них любит меня? И любит ли вообще?»

Ной мотнул головой, прогоняя эту мысль. Потом, когда все закончится, когда они покинут это место и найдут Большой Город, когда необходимость спасать их жизни останется в прошлом, он покончит с этой дурной двойственностью.

Ной остановился и, глядя на полуразрушенный лабаз впереди, дал себе мысленную клятву.

«Я распутаю этот узел. Я поступлю честно с ними и с самим собой. Клянусь, я это сделаю!».

На душе стало легче, и Ной зашагал быстрее.

Он уходил все дальше от центра Города. Улицы и дома постепенно становились грязнее, вокруг царило унылое запустение. Люди, которые попадались на пути, казались сонными и заторможенными. Проходя мимо, Ной чувствовал их долгие взгляды в спину и невольно ускорял шаг.