Эрнест Маринин - Узник (сборник)

Так он и заснул – улыбаясь слегка тому, что он молодец, хоть и простой малограмотный знахарь со степенью…

В пятом часу прибежала Ольга – прямо с «мануфактуры», не заходя домой. Саврасов отложил топор и распрямился.

– Здорово, сестрица! – сказал он, старательно напирая на «о».

– Здравствуй, Толик! – засмущалась Ольга.

«Отвыкла все-таки. Столько лет вместе, выросли в одной семье, тетю Глашу маманей звали (хоть ни ему, ни ей даже и не родня она – в войну взяла сирот), да и потом, когда взрослыми стали, связи не теряли, – а все же смущается. Смешная. Как будто профессорское звание и вправду занесло названого брата в заоблачные выси. Господи, когда же отучится наш народ от слепого чинопочитания!.. А может, права она? Может, я и в самом деле так отдалился? Да нет, ерунда. Вон и тетка заметила, смеется».

– Что это ты, Олюшка? Глянь, зарделась как – чисто невеста!

– Да ну вас! – в сердцах крикнула Ольга, рукой махнула и сама рассмеялась. – Ну, отвыкла малость, вот и смущаюсь. Да и не смущаюсь вовсе, просто рада! Ой, маманюшка, а ты что ж это вскочила? Докторша лежать велела, покой тебе нужен!

– Да что мне докторша-то? Вишь, придворный лекарь мой прибыл, он лучше знает, что мне нужно – покой ли, беспокойство или еще что. Да и за ним приглядеть надо, чтоб ногу себе не оттяпал, по сучкам тюкаючи. Чай, как профессором заделался, так вовсе дрова колоть разучился, ему, небось, доценты да ассистенты колют. А как сам ради гимнастики порубить дровишек удумает, так ему топор медсестра-блондиночка подает, в намордничке белом, верно, Анатоль Максимыч?…

Ольга – вся удивление: рот распахнула, что твои ворота, глазищи – и того шире, руками разводит, плечами пожимает.

– Ну Толик, ну чудодей! Мигом излечил! Да ведь она уж и ехидничать начала, маманюшка наша! Примета верная, теперь десять лет здоровая будет! Слушай, ты б и надо мной пошептал, а то больно часто сердце заходиться стало…

– Олюшка, – запела Глафира Алексеевна, – да оно у тебя с пятнадцати годков заходится, ну каждый раз просто заходится, как мужика ближе ста метров завидишь!

Но Ольга на шутку не отозвалась. Саврасов взглянул на нее внимательно, нахмурился.

– Да, Оленька, вижу. Послушаю тебя вечерком. Часам к восьми приходи. И Марьяшу захвати. Давно я ее не видел, надо бы поглядеть уж.

Ольга, подхватив авоську с батонами, пакетами и банкой салаки в томате, убежала за калитку. Саврасов поднял топор, выбрал из груды чурбачок посимпатичней, начал умащивать стоймя на колоде. Тетка привстала:

– Как ставишь, профессор?! Погляди, другой же стороной нужно… – и вдруг замерла, прислушиваясь к себе, лицо стало сперва растерянным, а потом зарозовело от смущения. – Ну бог с тобой, коли, как хочешь, а я сейчас… – и умчалась прямиком через малинник к серой будочке в огороде.

Саврасов улыбнулся. «Все нормально, организм самоочищается. Нужно вывести продукты распада, усталостные токсины… Да и вообще такая встряска каждый раз омолаживает тело, заставляет все системы работать четче и интенсивнее. Очень хорошо… Только вот и тетка стесняется. Неужели я вправду так отдалился? За своими личными и служебными хлопотами забыл…» Резко всколыхнулось беспокойство и стыд, он скривился и с силой обрушил топор на белый березовый чурбак, слегка присыпанный рыжими опилками. Со звоном полетели в стороны поленья, снова и снова поднимался топор и, ускоряясь, падал, росла горка дров…

Его отвлек посторонний звук. Он выпрямился, утирая пот со лба, и посмотрел в сторону улицы. В распахнутой калитке стояла, замерев на мгновение, незнакомая женщина – среднего роста, худощавая, волосы черные, гладкие. Светлый плащ, кофейная сумка. Поглядела на него с недоумением, сдвинула брови, решительно пошла к крыльцу. Простучала твердыми каблуками по дорожке, по ступенькам крыльца, потянулась к ручке двери.

– А вы к кому? – спросил Саврасов.

– К больной. Я – районный врач.

– А больной там нет.

– То есть как нет? Что, неужели скорая?… – на ее лице появилась искренняя тревога. – Надо же было мне сразу сообщить, она ведь нетранспортабельна!

– Да вы успокойтесь. – Саврасов улыбнулся. Ему как-то вдруг понравилась эта женщина – тревога сразу изменила ее лицо, на мгновение сквозь профессиональную строгость и деловитость проглянуло совсем детское волнение. – Не волнуйтесь, она просто вышла в туалет.

– Да как же вы… Кто разрешил? Неужели так трудно было подать судно? Она тяжелая, ей нужен покой!

– Это я разрешил, коллега.

– Коллега? Вы что, тоже врач? А почему я вас не знаю?

Саврасов понял, что пора представиться по-настоящему. Перечислил свои титулы, объяснил, что больная ему приходится близкой родственницей, что он пользует ее достаточно давно, а потому счел возможным отменить постельный режим, тем более, что в состоянии больной произошли изменения к лучшему благодаря своевременным лечебным мерам.

Однако докторшу его титулы не успокоили, более того, почему-то настроили враждебно.

– Простите, – протянула она, – уж не тот ли вы доктор Саврасов, о котором была статья в «Медицинской газете»? С год тому назад.

– Вы имеете в виду статью «Знахарство в степени»? Тот самый. Знахарь и шарлатан. Только, осмелюсь сообщить, высокочтимый автор статьи своих безнадежных больных выписывает из клиники, чтоб не портили благополучную статистику, а ваш покорный слуга и иже с ним их принимают и лечат! И спасаем многих! Кого не успел угробить высокочтимый… – Он помрачнел и вздохнул. – Впрочем, что я на вас напустился. И посерьезнее спецы на всякий случай опасаются, коллега…

Она совсем не была убеждена его горячностью, но тут появилась тетка.

– Тамарочка! Докторша моя уважаемая! Да что ты такая сердитая, что надулась, ровно мышь на крупу? Это же Толик, Анатоль Максимыч, сынок мой разлюбезный! Да ты на него только глянь, это же чистое золото, такой из себя видный, весь холостой!

Видно, тетку совсем отпустило, и она резвилась вовсю. Самое это было у нее любимое занятие – сватать кого-нибудь. Шутя-шутя, а сама зорко этак глазом хитрым поглядывает – может, и всерьез получится?

Саврасов строго нахмурился:

– Глафира Алексеевна, матушка, ну-ка, хватит прыгать. Отправляйся немедля в постель, пора очередной сеанс проводить. – Он повернулся к докторше. – Можете присутствовать, Тамара…

– Васильевна, – автоматически отозвалась та.

– Тамара Васильевна. Только не вмешиваться и не отвлекать вопросами. По ходу буду комментировать. В пределах возможного.

Глафира Алексеевна прошла в избу, а он, пропуская Тамару вперед, объяснил вполголоса:

– У больной имелось новообразование в глубинных отделах левого полушария. К счастью, на ранней стадии, без метастазов. Разрушено психокинетическим воздействием, в основном за счет наложенных интерферирующих колебаний. Сейчас будет проведен третий сеанс – удаление остаточных продуктов разрушения из систем организма. Собственно, без этого можно обойтись, но я хорошо знаю пациентку, ей это не повредит, а выздоровление ускорит. На последующих стадиях лечения показаны общеукрепляющие средства, свежий воздух, возрастающая подвижность, со среды – гимнастика, через десять дней – на работу. Вот именно, матушка, – это он сказал уже прямо тетке, которая укладывалась на своей кровати, скрипя панцирной сеткой, – на работу, нечего бездельничать, голову всякими глупостями забивать. Лучше подумай, не сменить ли тебе работу. Хватит уж телефонной барышней сидеть. Иди лучше нянечкой в больницу. Или в детский садик. И людям польза, и тебе – работа нужная, будешь о других заботиться, себя жалеть некогда станет, а это сейчас наиважнейшее. Давай на живот перевернись.