Александр Казанцев - Донкихоты Вселенной
Но помни:
Корень Жизни - Долг!
- Гарно кто-то выдумал за марсианина. Мне на Марсе марсиан найти так и не довелось. Но когда-то они, должно быть, там все-таки жили. За космическими археологами теперь черед. Но в нашем деле они не подмога, хотя Генри ко времени стихи эти вспомнил. Долг у нас один. Не знаю, как тебе, Генри, но Никите нашему горько придется. Хочешь, Никита, я с тобой к матери твоей пойду?
Генри Гри неожиданно возразил:
- Нет, Бережной, если можно, отпусти Никиту и останься со мной. Поговорим об очень важном до следующего рейса взлетолета.
Бережной удивленно посмотрел на хрупкого американца.
- Чудно, парень! Ну, ладно! У каждого своя боль. Ты, Никита, лети пока один. В случае чего вызывай меня по браслету личной связи. А мы тут с Генри потолкуем о чем-то важном или о сомнениях каких?
- Сомнений нет, Бережной. А потому, прежде чем Никите улететь, дадим общую нерушимую клятву о том, что Долг для нас дороже жизни.
- Добре! Это ты славно, хлопец, сообразил. Давайте, други, руки.
Перед затейливой бронзовой калиткой выхода из городка Науки звездолетчики остановились, и прохожие могли видеть, как они соединили левые руки в пожатии и, подняв правые, как в салюте, замерли на мгновение.
- Клянусь! - выждав мгновение, первым произнес Бережной. - Клянусь выполнить свой долг!
- Клянусь! - пробасил за ним Вязов.
- Клянусь Жизнью! - многозначительно произнес американец.
Бережной пристально посмотрел на него, потом обратился к Вязову:
- Ну, Никита. Береги мать. Слова поосторожней выбирай. Про войны припомни.
- Это она сама вспомнит, - отозвался Никита, направляясь к приземлявшемуся за пассажирами взлетолету.
- А мы с тобой куда двинем о нашем Долге беседовать? - спросил Бережной.
- Не о нашем. О моем, - загадочно произнес Генри Гри.
Бережной покачал головой:
- Тогда давай спустимся на берег Москвы-реки. У вас там в Америке всяких чудес полно, но такой подмосковной красоты не сыскать.
- Это надо в Канаду. Там места, на Россию похожие, встречаться могут.
По крутой тропинке спускались они к воде, ни словом не упомянув, что расстаются с Землей своего времени навсегда.
Никита, всегда спокойный, чувствовал биение сердца, когда подходил к подъезду, откуда мать обычно провожала его взглядом. Как сказать ей, что он уйдет совсем?..
Легко взбежав по ступеням, Никита открыл незапертую, как всегда, дверь и застыл от неожиданности.
В большой комнате перед видеоэкраном сидели Елена Михайловна и... Надя.
Этого он никак не ожидал, рассчитывая лететь к ней в Абрамцево.
Они обе поднялись при его появлении. Елена Михайловна с горечью смотрела на сына, а Надя в пол, не решаясь поднять глаза.
- Слышали? - спросил Никита, кивнув на экран.
- Все знаем, все, - перехваченным голосом ответила Елена Михайловна. Надя тут мне разъяснила.
- Что разъяснила?
- Про масштаб времени, которое для тебя сожмется, как она мне показала на наших старых часах. Мы с ней как бы на конце стрелки останемся, а ты в самый центр вращения улетишь, где время твое не дугой, как у нас отметится, а точкой.
- Хочешь сказать, остановится?
- Да. У тебя, а не у нас, - теряя голос, едва слышно прошептала Елена Михайловна и бросилась сыну на грудь, содрогаясь в беззвучных рыданиях.
Он растерянно гладил ее худые плечи и спину.
- А у папы время уже стоит, - робко подала голос Надя, не решаясь посмотреть на мать с сыном.
Ей никто не ответил. Наде почудилось, что время действительно остановилось для них для всех. Но куранты старинных часов вдруг начали бить звонко и долго. Должно быть, уже наступил вечер, хотя на улице еще светло.
Наконец мать отпрянула от сына и, вытирая слезы дрожащими пальцами, спросила через силу спокойным тоном:
- А ты что, задержался?
- Нет. Я прямо из Академии наук. Правда, в пути на минуту остановились друг другу клятву дать.
- Какую клятву, сынок? - с нежной лаской спросила Елена Михайловна.
- Выполнения Долга, мама.
- Значит, клятву дали, - как бы сама себе произнесла мать. - А я вот слышала, что ты до того еще кое-кому слово давал, - и она взглянула снизу вверх в лицо сына.
- Слово? - насторожился Никита.
- Будто обещал не улетать, если при жизни нашей возврата тебе не будет.
Никита отрицательно покачал головой:
- Не совсем так, мама. Боюсь, Наде показалось, что я дал ей слово, какое ей хотелось взять с меня. Я не мог его дать. Это был бы не я.
- Это был бы не ты! - упавшим голосом подтвердила Елена Михайловна. Я ушам своим не поверила.
- Да, да! - снова вступила Надя. - Это я вынуждала его дать такое слово, и мне представилось, что он дал его. Наверное, я ошиблась. Но теперь все равно! Потому что... потому что... я возвращаю ему слово, даже не данное мне. Нельзя обрести собственное счастье такой ценой, - и она замолчала, потом сквозь проступившие слезы добавила: - Ценой предательства... ценой жизни папы и его спутников... ради себя. Мне не было бы места на Земле.
- А матери что сказать? - спросила Елена Михайловна. - Сын ей слова не давал.
- Бережной просил тебя про войну вспомнить.
- Не могу я об этом вспоминать! Не могу!
- Почему, мама?
- О тебе думая, никогда о ней не забывала, матерью воина себя ощущала, хотя идешь ты спасать человеческие жизни, а не отнимать их у кого-то чужого, незнакомого.
Никита тяжело опустился на стул, застыв в напряженной позе с поникшей головой.
- Главное - понять меня, - наконец вымолвил он. - Как мне благодарить вас обеих за это? Я подозревал, что есть он, этот проклятый "парадокс времени", но все теплилась где-то надежда на четыре года разлуки... только на четыре года... Да радиограмма из другого времени, полностью принятая в Гималаях, все решила, - и он замолчал.
Слышнее стало тиканье старинных часов.
Елена Михайловна задумчиво произнесла:
- В Гималаях? Говорят, там в Шамбале живут по нескольку столетий. Я бы нашла ее на любой высоте, лишь бы тебя дождаться. Старенькая мать - это ничего! Это можно...
- А я? - неожиданно вставила Надя. - Мне тоже пойти с вами? Ведь никого из людей, замороженных в жидком азоте сто лет назад в расчете на достижения грядущей медицины, так и не удалось оживить. А там, в горах, за розовым туманом... Но захочет ли Никита посмотреть на вторую старушку?
- Боюсь, что масштаб времени перекроет даже возможности сказочной Шамбалы. Увы, жизнь - не сказка. Прожитые дни не растянуть на целое тысячелетие. А дать погибнуть в космосе людям, терпящим бедствие и ждущим нашей помощи, мы, спасатели, не можем, не имеем права, пусть даже ни у кого из нас не останется надежды...
- И у тебя? - со скрытым значением спросила Надя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});