Дотянуться до солнца - Анна Никки
Разговоры смолкли.
Самуил передернул плечами и скривился:
— Идиот?
Мужчина медленно поднялся, не торопясь прошел через всю комнату, поднял нож и зажал его меж пальцев, приготовившись к броску.
— Заткнитесь!
После этого он вернулся на место и, скрестив руки на груди, кивнул Абиссинцу.
Самуил вдруг нервно рассмеялся и сочувственно похлопал Единорога по плечу:
— Конченный псих… Это диагноз, ты знаешь? Мы слушаем тебя, учитель, продолжайте.
Последнюю фразу парень произнес на родном языке. И теперь нахмурился Абиссинец, понимая, что чувствует сейчас его подопечный. Но решение принято. Пусть и неверное.
— Самуил, не думаю, что сейчас время для шуток. Элис едет сюда.
Парень резко вскочил и разразился длинной тирадой на корейском в сторону Абиссинца. Даже не зная языка, для всех его незнакомые слова и вопросы, задаваемые грубым тоном, звучали, как обвинение в сторону лидера.
Единорог снова встал и попытался остановить Самуила, но получил кулаком в плечо.
— Не затыкай меня и отвали, понял?! Черт!!! Чертова Корея, чертова Россия, чертова Земля!!! Какого х@я?!
Абиссинец дождался конца монолога и спокойно продолжил:
— Самуил, я услышал тебя и, поверь, понимаю твои чувства, но, прошу, успокойся. Не сейчас, хорошо? Я не знаю, откуда ей известен мой номер, как эта девочка узнала о нашем убежище, но, факт остается фактом, Элис едет сюда, к нам, причем, не одна…
Все застыли, прокручивая у себя в головах последнюю информацию.
Элис, несмотря на свой юный возраст, являлась не только дочерью Далматинца и телохранителем кандидата, но и лучшим бойцом Собак. А то, что она ехала не одна, означало — если не для всех, то для многих только одно — смерть. Далматинец не оставлял свидетелей и врагов в живых.
Единорог вот уже некоторое время не сводил глаз с Самуила. Тот сидел молча и неистово сжимал рукоять своего меча. Он тоже понимал злость парня. Однажды встреча с этой девушкой лицом к лицу уже заставила его попрощаться с жизнью, поэтому… если бы не Абиссинец…
— Абиссинец, что ты предпримешь?
— Нужно развернуть оборону!
— Какую оборону? Абиссинец, когда нам выдвигаться?
— Нужно собираться и уходить…
— Что нам делать, наставник?
Каждый пытался предложить какое-нибудь решение. А Самуил все сильнее сжимал рукоять.
Единорог положил ладонь на его колено и негромко произнес:
— Успокойся, давай послушаем учителя. Не глупи…
Абиссинец не выказывал никакого волнения или нетерпения, но у Единорога, также наблюдавшего и за ним, создалось впечатление, что, как и в начале, когда мужчина только вошел в комнату, у него нет решения, как поступить в данной ситуации. Будто он и сам переживал, только глубоко внутри, чтобы не создавать панику. Они находились здесь уже достаточно давно, а Абиссинец по-хорошему так и не ввел их в курс дела, да и почти все вопросы оставлял без ответа или отвечал размыто и неопределенно.
Бурное обсуждение все продолжалось и продолжалось. Каждый боялся за свою жизнь, понимая, что, если эти трое еще могли постоять за себя, то остальные против бойцов Далматинца вообще не имеют никаких шансов.
Единорог, продолжая сжимать колено Самуила, переключил свое внимание на лидера. На языке вертелся вопрос, но он не мог решить, стоит ли задавать его именно сейчас. Их взгляды встретились. Некоторое время Абиссинец пытался понять, а потом с сомнением, но кивнул, давая разрешение.
— У тебя есть вопрос?
Единорог поднялся и прокашлялся:
— Если она едет сюда, да еще и не одна, то почему позвонила? Это же прямое предупреждение. Что она требует от нас?
В комнате снова воцарилась тишина. Вопрос был резонный. Если бы группа Элис планировала нападение, то девушка не стала бы предупреждать? Хотя это могло быть лишь указанием превосходства их сил.
Самуил чуть слышно проматерился на русско-корейском диалекте, известном лишь ему одному. Смешивать ругательные слова двух народов получалось у него просто превосходно. И это было показателем его крайнего возбуждения и злости.
Абиссинец устало вздохнул, только теперь понимая, как должен был действовать, и негромко ответил:
— Я не знаю. Точнее, не уверен.
Самуил, наконец, поднял глаза и посмотрел на лидера с недоумением:
— Как это ты не знаешь?! Тогда какого @баного черта, ты собрал нас здесь?! О чем ты с ней трещал вообще? Это-то ты должен знать! Какого хрена, наставник?!
Единорог до боли сжал его плечо, пресекая дальнейшие ругательства, и продолжил за него:
— Успокойся, сейчас, не беси! Действительно, зачем собрание, если плана нет? Хотя бы скажи, сколько у нас времени и предполагаемую причину ее прихода, чтобы люди перестали волноваться. В чем дело, проясни. Насколько нам нужно опасаться за свою жизнь?
Он действительно не знал, что ответить.
«Элис, эта девочка…»
Уже в детстве была такой разной. Умение Алисы меняться в соответствии с ситуацией, вводило в заблуждение даже Далматинца. Даже ее, так называемый, отец не понимал, какая она настоящая, и какая из масок ее собственная. Она могла хладнокровно наблюдать за конвульсиями взрослого мужчины, которого вырубила на тренировке, а уже через полчаса рыдать о судьбе бездомного котенка из малобюджетного фильма или заглянуть в медсанчасть и помочь перевязать раненых на тренировке, а потом после спарринга осуждать Дракона за слишком малую силу удара, несмотря на невыносимую боль от прямого удара ноги в плечо. Грустила ли, смеялась ли, испытывала подавленность или подъем настроения — в конце ее лицо неизменно становилось непроницаемой для эмоций маской. И поэтому он сомневался и боялся верить, несмотря на их прошлую близость…
«Она действительно видела во мне близкого человека? Ты сам делал из этих детей монстров… Боже, второй раз в жизни я не знаю, что правильно… помоги мне…»
— Да, я слушаю… я слушаю…
— … Это Элис…
— Кто?
— Ты не ослышался, Капитан, это я. И твой голос все такой же мягкий, несмотря на то, что пять лет прошло…
— …Я слушаю тебя…
— Не спросишь, откуда у меня твой номер?
— Нет…
— Хорошо. К делу… Через два часа я буду у тебя, поэтому подготовь своих бойцов к радушной встрече. Ты понял?
— Но откуда… Неважно. Не знаю, смогу ли…
— Я знаю многое, откуда догадайся сам, но у меня мало времени, чтобы беседовать на отвлеченные темы…
— Да, это интересно. Не боишься звонить мне?
— Хм, ты же знаешь, бояться я не умею. Да и тот, кого я привезу тебе, несомненно, сохранит мне жизнь.
— И кто же?
— Кирин.
— Да, это тоже интересно.
— Ты снова не ослышался, он жив, но