Джудит Тарр - Солнечные стрелы

Эй, ты! Чего тебе там понадобилось? Он обернулся поспешно, однако не слишком быстро. Голос, окликнувший Корусана, был мягок, как и у всех варваров, пытавшихся подражать асанианам, но в тоне говорящего слышались нотки враждебности. Перед ним стоял покрытый шрамами татуированный дикарь из южных пустынь. Корусан заговорил на том же диалекте, который немилосердно коверкал варвар.

Вы что превратили императора в узника? Глаза телохранителя сделались узкими, как щелки. Он пожал плечами, потом медленно заговорил.

Ты, наверное, новичок? Конечно, наш император свободен как птица. Просто его отец когда-то погиб здесь. Его величество не желает, чтобы кто-либо входил в эту комнату.

Это произошло десять лет назад. Любое горе забывается за такое время.

Он не может забыть смерть отца. Его до сих пор посещают черные видения.

Он столь слаб? Глаза дикаря сверкнули.

Взгляни на него, и эти слова застрянут у тебя в глотке. Просто наш император сильно отличается от других людей.

Во всяком случае, мне понятно, сказал Корусан, что слуга императора любит своего господина.

То же происходит со всеми, кто его знает. Из глубины покоев донесся какой-то звук. Дикарь встрепенулся.

Я здесь! откликнулся он и, вновь повернувшись к Корусану, добавил: Он ищет меня. Ступай следом за мной, оленеец, но смотри, веди себя хорошо, иначе он велит натянуть твою кожу на барабан. Корусан последовал за варваром, шагая вдоль шеренги других оленейцев, не спрашивавших, что делает здесь их новый собрат. Он исполняет свой долг, считали они, подчиняясь чьему-то приказу, не зная, что по своему рангу приказы им должен отдавать именно он. Черный король находился в покоях, предназначенных для гостей, и, кажется, вознамерился превратить их в свои собственные. Сейчас молодой император готовился к встрече с Высоким двором, и слуга-южанин помогал ему переменить одежды. Корусан за последнее время достаточно нагляделся на северян. И во дворце, и в городе, и на дорогах, ведущих к столице. У этого варвара было смуглое лицо, характерный горбатый нос, иссиня-черные волосы, как у множества варьянцев; при всем при том он казался неимоверно высоким. Нет, он не был великаном и, пожалуй, только на голову превосходил Корусана, но рост узурпатора подчеркивала его худоба. Длинноногий, как жеребенок, угловатый и неуклюжий, он выглядел мальчиком-переростком, которому еще расти и расти, несмотря на то, что ширина его плеч сделала бы честь любому асанианскому атлету. Не красавец, отнюдь нет. Безобразен, как это и ожидалось. Грубая кожа, хищные лопасти носа, большой подвижный рот, прячущийся в завитках бороды. Глаза, вызывающие шок. Янтарные, как у льва, глубокие, пронизанные золотистыми искрами, зрачки их расширялись, когда он перебрасывался со слугой короткими фразами. Корусан подкидывал эти наблюдения в топку своей ненависти, но не получал ожидаемого эффекта. Вместо вспышки гнева или волн ярости, затмевающих разум и ослепляющих зрение, он почувствовал, что всем его существом овладевает безграничная симпатия. Неуловимая грация сквозила в каждом движении чужеземца. Быстрый поворот головы, взгляд через плечо на слугу, пальцы которого погружались в массу тяжелых волос, белозубая улыбка на темном лице. Слуга замер, потом расхохотался какой-то его шутке. Чему смеется этот дикарь? Корусан сердился. Он был желт, как речной песок, и рядом с ним не было никого, кто мог бы о нем позаботиться. Он знал, что ему следует уйти, но тело не слушалось его. Здесь стоял враг, завладевший всем, что мог бы иметь Корусан. Он вселился в его покои, он примерял его мантии, длинноногий и длиннорукий, поеживающийся от неловких движений слуги.

Оставь в покое мою косичку, Годри, поморщившись, бросил он на гилени, у тебя все равно ничего не выходит, а я должен выглядеть хорошо. Корусан понял. Он изучил дикарский язык, чтобы лучше знать своего врага.

Я делаю все что могу, сир, непочтительно огрызнулся Годри. Вы сами разогнали всех своих слуг со скоростью, достойной душевнобольного, если не сказать хуже. А для того, чтобы выглядеть хорошо, следует наконец выбраться из дворца на свежую травку. Что вы скажете о паре раундов славного боя на мечах?

Потом, капризно произнес узурпатор. Голос его был подобен рыканью uhymncn зверя. Годри попятился. Медленно, давая хозяину возможность знаком остановить его. Император не сделал этого, и южанин удалился, неслышно ступая. Корусан неподвижно стоял возле стены. Черный король потянулся лениво, как кошка, и зевнул, обнажив крупные, безукоризненной формы резцы. Его зубы были белы как мрамор, гораздо белее, чем зубы асаниан. Мантия соскользнула с его плеч, он остался совсем голым. Северянин худой как палка. Кожа на мышцах натянута, округлостей нет и в помине одни плоскости и углы. Нагота неприятна, тяжела и несовершенна. Противно смотреть на неприкрытое человеческое существо. Этот не был противен. В чем его сила? Откуда берется могущество? На правой ладони варвара горел солнечный знак. Император шагнул к стене, завешанной плотной тканью, взялся за край портьеры и рванул ее на себя. Раздался треск, занавеска, клубясь, опала, и комнату залил поток нестерпимо ярких солнечных лучей. Одну за другой император сорвал все шторы с окна, выходящего в парк, распахнул рамы, не заботясь о том, что кто-нибудь может увидеть его наготу. Он чуть наклонился вперед и сказал в напоенный солнцем простор:

Иногда мне кажется, что мои кошмары сбылись, что Золотой дворец это и есть весь мир и никакого Керувариона не существует. Мне кажется, что я навек приговорен дышать затхлым воздухом каменных помещений и таскать на себе мантии асанианских владык. Что скажешь на это, стражник? Он говорил по-асаниански. Плохо, но достаточно внятно, чтобы Корусан мог разобрать, о чем идет речь.

Ответь, молчаливый стражник. Что ты думаешь обо мне? Корусан прижался к стене. Глупо, ведь он знал, что его присутствие обнаружено. Однако инстинкт всегда берет верх над логикой. Солнечные лучи позолотили кожу черного короля. Они растекались по всему его телу, собирались в ручьи и сбегали к ногам, оставляя на полу блестящие лужи. Невероятное, невозможное зрелище. Магия. Колдовство. Рассчитанное на то, чтобы внушать благоговейный страх тому, кто осмеливается шпионить. Тому, кто недоверчив, враждебен и желтокож. Но это не отвращало. Корусан потянулся к нему, двигаясь на кончиках пальцев, осторожно, неслышно. Что-то вспыхнуло и загорелось в воздухе, причиняя боль. Он так же осторожно отступил, краешком глаза следя за пылающим варваром. Император стоял, откинув голову, отдаваясь яростной ласке жгучих лучей. Когда он повернулся, глаза его были печальны.