Михаил Белов - Восьмая тайна моря

На трибуну вышел полковник Еремин и сжато изложил суть дела. Зал взорвался. Щербаков стиснул зубы. Голова клонилась все ниже и ниже. Он с тоской думал о том, что от него отвернутся товарищи... Ему хотелось встать и крикнуть: "Товарищи, я же любил! Понимаете, любил!"

На трибуну один за другим поднимались все новые и новые люди. Щербаков слышал гневные, разящие слова. Самое страшное в жизни - презрение и ненависть народа. Неужели он пал столь низко, что достоин такого презрения? "Любил же я, товарищи, любил".

- Как можно не отстаивать убеждения, которым отдана вся жизнь? Лучше тогда совсем отказаться от жизни.

Это говорил Василий Иванович, старый механик, начальник участка, в прошлом грузчик. Его друг. Его портовый учитель. "Но разве я изменил своим убеждениям? Нет!" Щербаков выпрямился и впервые открыто посмотрел на людей в президиуме.

А Василий Иванович, как бы отвечая Щербакову, говорил:

- Разве "живи, пока живется" - не измена убеждениям бойца? Понимаешь ты это, Олег? Вот моя рука. Становись рядом со мной, обопрись на мою руку, и пойдем вперед. Вам, молодому поколению, продолжать дело отцов. Будьте сильнее и счастливее нас. Овладевайте космосом, подчиняйте стихию, заставьте отступить смерть...

Василий Иванович сошел с трибуны под гром аплодисментов. Вместе со всеми до боли в ладонях хлопал и он, Олег Щербаков.

Ему дали слово в конце собрания. Никогда в жизни он так не волновался. Он понял, как порой мучительно стыдно говорить правду о себе, ничего не утаивая и ничего не пытаясь утаить. И еще он испытал удивительное чувство облегчения, когда закончил свою исповедь. Теперь он мог честно глядеть в глаза людям.

...Щербаков бросил сигарету. Тишина стояла в звездных просторах. Тишина успокаивающая, благотворна и. В ней, казалось, звучали голоса друзей. Он слышал и чувствовал их и вдруг отчетливо понял, что он что-то значит для коллектива, что он рядом с друзьями.

Эта мысль наполнила его счастьем. Он думал о друзьях, о жизни, о будущем, и перед ним все ярче и ярче вставал образ Панны. Он твердо знал, что еще встретиться с ней. И столь же твердо знал, что они уже никогда не расстанутся.

Из порта Еремин заехал в управление. Дежурный молча протянул ему радиограмму. В ней было всего два слова;

"Прилетайте. Суровягин".

Еремин глубоко вздохнул и набрал номер телефона.

- Аэропорт? Один билет...

Глава восемнадцатая

"КАПИТАНСКИЕ ПУГОВИЦЫ"

Над островом Семи Ветров непрерывно висели низкие тучи. Резко дул северный ветер. На Таню обрушились все заботы по подготовке островного хозяйства к долгой холодной зиме. Нельзя сказать, что она не страшилась разлуки с Максимом. Но пока он был рядом, она настойчиво отгоняла от себя мысли об отъезде любимого. И сегодня, как всегда, Таню ожидали дела в конторе заповедника. Она вышла из дома. Ее встретил ливень. Она накинула на голову капюшон.

В конторе на письменном столе, рядом с ведомостью на зарплату, лежала радиограмма. Таня неторопливо раскрыла ее. Максима отзывали в училище.

Таня долго сидела неподвижно. Значит, разлука. Она неизбежна, как осень, как северный ветер.

Таня сунула радиограмму в карман плаща и вышла из конторы. Ей не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Она остановилась у причала. Моторист копался в моторе катера. Он с удивлением посмотрел на нее. У девушки был отрешенно-печальный взгляд. По щекам струились слезы. Или это капли дождя? Вдруг из-за плотной пелены дождя, словно привидение, выскочила яхта. Таня вздрогнула и сделала шаг назад. Холостов... У него было желтое лицо и утомленные глаза.

- Это вы? - пробормотал он.

Таня удивленно посмотрела на него.

- Разве вы ожидали встретить кого-нибудь другого?

- Это неважно теперь. Пора отдавать концы.

- Вы о чем?

- Я говорю: надо отдавать концы.

- Все-таки зачем вы пожаловали к нам в такую погоду?

Вдруг у него странно блеснули глаза:

- Еще раз взглянуть на вас, - и он направился к яхте. Таня смотрела ему вслед. С яхты он крикнул:

- Счастливо! Прощайте!

Яхта быстро скрылась из виду. "Он чем-то встревожен, подумала Таня. - Или мне так кажется?" Неясная тревога росла в ее сердце. Какое-то чутье подсказывало ей, что Максиму и Суровягину грозит опасность.

Таня пошла в поселок. Ливень не переставал.

В долине безымянного острова сгущались сумерки. Максим и Суровягин стояли перед водопадом. Дальше пути не было. Вода с глухим шумом падала в котловину и исчезала под землей. Холодные прозрачные брызги, перелетая через котлован, образовали звонкий ручеек.

Друзья переглянулись. Где же все-таки логово Чака? По сторонам - голые каменные стены. Может быть, надо как-то проникнуть за гладкий и тугой вал водопада?

Они отошли в глубь долины, устроились между кустами стланика. Парыгин достал сигареты и закурил.

- Что ты думаешь обо всем этом? - спросил он.

- Разгадка, по-моему, по ту сторону водопада, - сказал Суровягин, выковыривая орехи из шишки стланика.

- Тогда проще. Пошли, - Парыгин поднялся.

- Не спеши. Нам надо решить, где мы проведем сегодня ночь.

- Этот вопрос волнует меня меньше всего. Костюмы у нас с обогревателем. А вот встреча с Чаком...

Продукты и кое-что из снаряжения они сложили на берегу залива. В верховья долины поднялись налегке.

- Если бы я не видел Чака своими глазами, ни за что не поверил бы в реальность его существования, - задумчиво сказал Суровягин. - Да и сейчас нет-нет да возникает мысль: не в фантастическом ли мире мы находимся? Охота за призраком...

- В том-то и дело, что не за призраком, а за машиной, возразил Парыгин. - Пошли. Мне не нравится эта неопределенность.

Они снова подошли к водопаду. Брызги упруго били в лицо. Обогнув котлован, где ярилась и пенилась вода, они вошли в зону водопада и уперлись в южную стену долины. Здесь сила напора была слабее. Парыгин и Суровягин переглянулись, закрыли шлемофоны и вошли в прозрачный, как горный хрусталь, поток воды.

Водная стена в метр толщиной. Но пройти ее оказалось тяжелее, чем проплыть десять километров. Грохочущий вал давил с такой силой, что, казалось, вот-вот расплющит обоих. Давление прекратилось внезапно, и перемена была такая резкая, что товарищи не сразу пришли в себя. Огляделись. Высоко над головой - прозрачный куполообразный потолок водопада, потом - каменный свод пещеры или грота. В пятнадцати - двадцати метрах от водопада было совершенно сухо. Эта земля никогда не впитывала влаги, не укрывалась снежной шубой, не умывалась утренней росой. Вода закрыла доступ воде - один из редких парадоксов природы.

Грот уходил в скалы, в темноту, в неизвестность. Водопад шумел рядом. Сквозь толщу воды едва проникал слабый отблеск привычного мира. Суровягину казалось, что они находятся на дне моря. Все непривычно, загадочно.