Валентин Иванов - Энергия подвластна нам

Они медленно пошли к дому. По дороге младший сорвал большой зелёный огурец и угостил старшего. Хозяйка, Фёкла Ивановна, встретила неугомонного охотника дружелюбными упрёками:

– Затемно уехал, куска в рот не положил. Охотник!.. Садись-ка к столу!

Алексей Фёдорович с удовольствием смотрел, как его брат с большим аппетитом обедал за столом в кухне – на правах члена семьи. Николай заметно похудел, был бледен, но Станишевский говорил, что это естественно…

Через сельского связиста была послана общая телеграмма домой, и Николай Сергеевич лёг спать – недавняя болезнь всё же сказывалась. А старший брат поговорил с Фёклой Ивановной, пошутил с Шурой-Сашурой, посидел у озера и сам сорвал ещё пару сочных огурцов.

До чего же хороши огурцы! Да, за многие годы Алексей впервые чувствовал себя так просто и хорошо. Нужно поскорее, – послезавтра, прочесть лекцию в Чистоозерском!

Заклинкин явился под вечер, грязный, мокрый, усталый. Фёкла Ивановна критически посмотрела на «пустого» охотника, но «рубаха-парень» Толя сумел вызвать улыбку у отдохнувшего Николая Сергеевича.

– Такая масса уток, но, знаете, они – осторожные! И, потом – там глубоко. Я промахнулся, но потом одну очень большую застрелил. Только она уплыла в камыш. А что это за птицы с большими носами? – и Заклинкин довольно удачно изобразил крик кроншнепа: «ку-у-уль».

Николай Сергеевич был побеждён простодушием профана и стал посвящать его в тайны охоты, примирившись с новым лицом.

Уже совсем стемнело, когда Павел Иванович с женой приехали из полевого стана. Вместе с ними явилась и Агаша, двоюродная сестра председателя колхоза. Когда сели за стол, довольный Кизеров стал потчевать гостя:

– Ну, гость нежданный, дорогой и желанный, мы вас, Алексей Фёдорович, скоро не выпустим! Здесь я командир полка. Отведайте наших баранов, гусей, уток. У нас ведь мясо с мясом, а не с травой, как в других местах. Хлеба нашего покушайте вволю. Поживите с нами, узнайте нас получше!

Загуляла по столу чарочка. Трудно было отказаться! Рядом с московским профессором – колхозный кузнец с чёрными руками, подтянутый председатель колхоза, не забывший офицерского достоинства, румяная Агаша, морщинистая Фёкла Ивановна, доярка молочной фермы и ещё несколько человек. И всем им было вместе хорошо. С улицы доносились песни гуляющей молодёжи.

Заклинкина отправили спать к кузнецу, в просторный дом. Имел кузнец две слабости: охоту – он и с войны притащил «трофей», четыре пуда свинца, отрубленных где-то от «никому не нужной» болванки, чтобы катать дробь… – и чарочку после трудов. Пошатываясь, Фёдор Григорьевич объяснял гостю, стоя во дворе:

– Ты у меня хоть всю жизнь живи! Мы не корыстные. Мы, знаешь, какие? Вы, московские, двужильные, а мы ещё пуще! Ты раненый был? Меня по частям собирали, голова-то была как горшок раскоканная. Уже все отказались. Один упрямый нашёлся, как я, хоть и харьковский! Доктор Минько! Не знаешь? Он меня сшил и выпустил немца добивать… А сам ты женатый? Нет? Женим! Невесту найдём!

Толя же, подметив что-то в отношении Агаши к Николаю Сергеевичу, обдумывал, хоть в голове и сильно шумело, одну «штучку», как про себя он называл вещи, которые любил при случае проделывать не за «надежды» и деньги Щербиненко, а лично для себя, на потребу своей «богатой», «широкой» натуре, так сказать, для «души»!

Ещё там, на берегу, при первой встрече, не понравился Николай Заклинкину. Небрежность тона задела самолюбивого молодого человека. Когда же в разговорах за столом упомянули о жене Николая, мелькнула у Толи мысль подстроить семейную каверзу этим людям. Подобную «штучку» он однажды уже проделал с успехом…

Щербиненко не раз приказывал молодому инженеру найти связи с Институтом Энергии и крепко бранил за неудачи. Теперь связь есть, и он постарается её укрепить! Тут «штучка для души», пожалуй, поможет? Явиться в Москве к жене Николая Сергеевича в положении нужного человека? Я, дескать, там был лично и могу подтвердить! А жена у Николая, верно, с характером (за столом Николай показывал фотографию Таты).

Как во многих старых наших поселениях, так и в Лебяжьем было в старину три родовых корня. Дальние потомки их родством между собой не считаются, но фамилии-клички предков сохранились до наших дней. Пойти по селу – всё Кизеровы да Тагиловы, а между ними – Меньшиковы.

Старожил радушен, но на слова скуп. Болтливых не любит. К гостю присматривается и охотно испытает его на деле. Вопросы задаёт не зря и ответами интересуется. Нового человека встречает без стеснения, но фальши не терпит. Таков и лебяженский кузнец.

Проработав с зари в кузнице, Фёдор Григорьевич Кизеров разбудил заспавшегося гостя – пора завтракать! Узнав, что московский гость «инженер по металлу», потащил его в кузницу.

Не стоит вдаваться в подробности, но Заклинкин, имевший ловкость до сих пор видеть производство только издали, позорно провалился на экзамене по мотору «челябинца» и по нехитрой термической обработке стали в практических условиях кузницы, где ковка была только частью механической мастерской.

Получив неожиданно единицу за свои познания, что, впрочем, прошло незаметно для срезавшегося, Заклинкин отправился в дом Павла Ивановича. Там старуха Фёкла Ивановна поднесла ему «с похмелья» стаканчик. Братьев же не было – они спозаранку отправились на озеро Большие Мочищи. Расспросив, где это озеро, Заклинкин понял, что это – то самое, – с «птичкой» на карте!

Вернувшись от нечего делать в кузницу, Толя успел в один день получить от Фёдора Григорьевича вторую единицу – за сотню привезённых патронов («Этого у нас хватит только на две зари, и то, если скупо стрелять!») и за рассказ о вчерашней охоте.

Виду не показав, Фёдор Григорьевич про себя пришёл к решению: «Пустой парень!»

Это не помешало радушному кузнецу повторить, к слову, приглашение пожить сколько вздумается, но упоминания о невесте на этот раз не было, чего Толя не уловил. Он отправился в дом председателя колхоза за своими вещами.

Там, оставив гостя одного, Фёкла Ивановна ушла. Толя воспользовался случаем и поднял крышку чемодана, не запертого и, видимо, не хозяйского. За свою инициативу Заклинкин был вознаграждён. Сверху лежало письмо не интересного для Толи содержания и неоконченное. Но там же был и конверт с адресом дома и с именем Наталии Владимировны, жены Николая. Это было удачей в плане задуманной «штучки»!

Заклинкин со своими вещами устроился у кузнеца и стал писать домой. Первое письмо, – чернилами и в конверте, с адресом одной из столичных улиц, – труда ему не стоило. Второе же писалось не просто и потребовало черновика. Тщательно выводя грубые буквы карандашом, Толя удовлетворённо и весело улыбался. Исписанный лист сложил треугольником и запечатал маркой. Написал адрес, использовав сведения из чемодана Николая Сергеевича.