Павел Амнуэль - Имя твоё...

Ничего, кроме простой вещи – чтобы вернуться к Алине, мне не нужны самолеты, куда бы они ни летели. То есть, самолеты, конечно, тоже необходимы – чтобы перемещать в пространстве-времени мое, как говорится, бренное тело. Без тела я бы ощущал себя не вполне комфортно и многие решения принимал бы необдуманно, потому что разум без оболочки способен действовать импульсивно, интуитивно, без логических обоснований – и следовательно, далеко не всегда разумно и правильно.

Разве сейчас для меня самым важным был мой разум и логика поведения?

А если нет…

Я видел, как за шторой мелькали банановые деревья – я знал, конечно, что бананы это всего лишь трава, но все равно они выглядели, как настоящие деревья со стволом и кроной, только ствол был зеленым, а ветки гнулись к земле под тяжестью листьев, похожих на лопух. И в каждом листе я видел Алину – она смотрела на меня и пыталась что-то сказать.

Я зацепился взглядом за взгляд Алины, и в этот момент автобус притормозил, штора, закрывавшая окно, сорвалась с поддерживавшего ее крючка и взлетела к потолку салона с громким хлопком. Между мной и провожавшим меня взглядом не осталось материальной преграды, и я выплыл из окна мчавшейся машины, взмыл на высоту, которую не мог оценить, но о которой обычно говорят «высота птичьего полета», и повис между небом и землей, потеряв не только опору, но и взгляд, к которому стремился, и собственный автобус потеряв из виду – он спрятался среди множества других машин на шоссе.

Правильно было бы, наверное, сказать, что сознание мое раздвоилось – но на самом деле никакого раздвоения личности я не ощущал. Я понятия не имел, что происходило с моим телом, продолжавшим перемещаться по девяностому шоссе в сторону Бейт-Шеана. Я полностью контролировал свои мысли и ощущения – точнее, свои ощущения и эмоции, потому что связных мыслей у меня не было и быть не могло.

«Алина!» – позвал я, то ли ее призывая ко мне, то ли себе задавая координату в каком-то измерении, куда мне непременно нужно было попасть.

И я попал – вот что странно. В каком-то фантастическом романе я читал (в те еще времена, когда читал фантастические романы), что для телепортации куда бы то ни было персонаж должен четко представить себе место, куда он хотел бы попасть – не координаты на карте, но интерьер, взаимное расположение предметов. Чем больше деталей удастся представить, тем быстрее и точнее окажешься там, где нужно.

Я не представлял, где хотел бы оказаться. Я не знал этого. Я только пожелал оказаться там и тогда, где и когда мог быть с моей Алиной. И еще я хотел (это было интуитивное и нелепое желание, но подсказывать интуиции, что нелепо, а что может быть выполнено, я был не в состоянии), чтобы кое-какие события в Москве просто не произошли.

«Веня!» – воскликнула я, когда ты пришел, наконец. Ты так долго не приходил, что я думала: ты никогда не вернешься.

«Алина, – сказал я, – прежде всего, нужно починить дверь…»

«Какую дверь?» – не поняла я, и мы оба посмотрели (я – глазами, а Веня – ощущением моего восприятия) на входную дверь, которую я минуту назад закрыла на оба замка, да еще и задвижку задвинула. Дверь была цела, почему Леню это так удивило?

«Да потому…» – начал я, но не закончил фразу. Похоже, мое сознание переместилось не только в пространстве, но и во времени – причем, на этот раз в прошлое, а не будущее.

"Я уже звонил тебе?» – задал я глупый вопрос. Мне нужно было как-то сориентироваться во времени, я прекрасно помнил, как Валера позвонил в дверь, когда мы говорили с Алиной по телефону.

Телефон зазвонил.

«Возьми трубку, – сказал я. – Это я звоню из Израиля».

Наверно, Веня воображал, что я удивлюсь: как, мол, ты можешь звонить мне по телефону, если ты сейчас здесь, со мной? Я подняла трубку у сказала:

– Веня, наконец-то! Я так ждала твоего звонка…

– Здравствуй, – сказал голос в трубке, и я увидела, как Веня бессмысленно улыбается, стоя у своего стола в своей квартире. – Ты знаешь, что это я? Я еще не сказал ни слова.

– Ну, как же? – улыбнулась я. – Ты сам только что предупредил, что будешь звонить, и попросил поднять трубку.

Это были не те слова, что сказала Алина на самом деле. Однако, что означало «на самом деле"?

– Алина, сейчас – может, он уже поднимается по лестнице – в дверь постучит этот… Валера, – я тоже говорил не те слова, и сейчас меня не интересовало, что же такое «на самом деле». Вообще говоря, я прекрасно понимал, что «на самом деле» я сейчас еду в автобусе, который только что сделал остановку на центральной автостанции Бейт-Шеана, где один пассажир вышел и трое поднялись в салон, после чего свободных мест не осталось. Я был там, я был тут, и я был у себя дома, да еще совсем не тогда, когда был там «на самом деле».

– Валера? – сказала я, смутно припоминая, что он уже приходил… Или нет, мне это только казалось, это было не воспоминание, а предчувствие, и у Лени оно, похоже, возникло одновременно.

– Ни при каких обстоятельствах не подходи к двери, – сказал я, и я, конечно, сразу поступила наоборот: положила трубку, открыла все замки и щеколду и выглянула на лестничную площадку. Никого здесь не было, но снизу – двумя этажами ниже – доносились приглушенные голоса. Я перегнулась через перила – видно было немного: кто-то медленно поднимался наверх, а следом, пролетом ниже, шла целая толпа. Так мне показалось – в толпе было человек пять, не больше, но на узкой лестнице создалось впечатление огромной людской массы, то ли преследовавшей поднимавшегося по лестнице человека, то ли ограждавшей его от внешних влияний. Я узнала руку Валеры, скользившую по перилам – будто крыло самолета на взлете.

– Алина! – позвал я.

– Не нужно! – сказал я.

– Не делай этого! – потребовал я.

Но я не слушала тебя, более сильное ощущение позвало меня, и я начала спускаться по лестнице, шаг за шагом, после каждого шага прислушиваясь к тому, что происходило этажом или двумя ниже.

– Остановись! – кричал я. Лучше пусть мертвяк пытается вломиться в квартиру, как он уже поступил «на самом деле», и пусть дверь слетает с петель, а участковый разбирается с причиненным ущербом. Пусть будет так, как было, но не так, как будет.

– Остановись! – кричал мне Веня, но я, слушая, не слышала.

Валера, появился, наконец, из-за лифтовой шахты, и меня поразил его вид: бледное до синевы лицо, ничего не выражавший взгляд, направленный не на меня, а поверх моей головы, всклокоченные волосы, руки торчали, будто кривые ветви сухого дерева, но самой странной была одежда – на плечи Валера набросил грязную простыню, конец которой волочился по полу, и у меня возникло непреодолимое желание сдернуть саван и увидеть рану в груди этого человека, самой убедиться, что он мертв, потому что живым он быть не мог – холод, который излучал Валера, казалось, осаждался инеем на стенах и не виден был только потому, что стены и без того были белыми.