Олег Мороз - Проблема SETI

Теперь, когда сажусь в такси, всякий раз вглядываюсь в лицо водителя: «Этот мог бы так написать?» Чаще всего ответ отрицательный.

Как-то, едучи на дачу на своих «Жигулях», мы заглохли на Поклонной горе. Перед праздником дело. Перед ноябрьскими. Мимо со свистом проносятся машины, ни одна не остановится. Ощущение такое — словно выпали из жизни. Минут сорок прошло, Вовка стал мерзнуть. Наконец останавливается такси.

— Не подвезете? — спрашиваю. Дачный поселок у нас недальний, всего-то двадцать пятый километр.

— Нет, конечно, — этак удивленно отвечает. Мол, к чему такие вопросы?

Физиономия наглая, лоснящаяся.

Ладно бы просто: «Нет». Дело понятное: невыгодный рейс, в предпраздничный вечер в городе больше нащелкаешь. Но это «конечно»… Словно бы отсутствие сострадания человека к человеку у нас в самом деле уже само собой разумеется.

…«Математик, социолог» (так написано) из Хабаровска, двадцати шести лет:

«Уверен: идея о множественности обитаемых миров в каждом человеке живет как врожденная идея. Она для него естественна, как воздух. Каждой своей клеточкой мы чувствуем: эта идея затрагивает самое-самое сокровенное, все, что составляет самую нашу суть. Это несомненный признак настоящей истины».

Согласен, хотя не всякий сознает эту врожденную идею. Но тут дело такое: не всякий чувствует также биение собственного сердца, движение крови по артериям и венам, расширение и сжатие легких… Мы вообще плохо осознаем самих себя.

Дальше математик-социолог продолжает:

«Идея эта обладает и другими чертами несомненной истины: она поражает нас своей красотой, величием… И — утешительностью. И — «надличностностью». Эта истина из разряда высших. Что я имею в виду? Часто поэт, найдя удачную строчку, приходит в недоумение: ощущение такое, что он ее не придумал, а именно нашел, она как бы существовала где-то в готовом виде. Так и здесь: идея множественности обитаемых миров — это не какая-то придуманная человеком теория, не изобретение человеческого ума; она словно бы жила и носилась в пространствах вне его и до него».

…Напоследок еще одно письмо — инженера-конструктора из Херсона (тридцать три года):

«Сегодня человечеству катастрофически не хватает чего-то такого, что могло бы его объединить — в великом деле, великой вере. Религия умирает. Да в общем-то она и не служила никогда объединению человечества — вспомните бесчисленные религиозные войны. Если бы сейчас была открыта хотя бы одна внеземная цивилизация! Хотя бы одна! Дух захватывает от такой перспективы. Готов опуститься на колени перед теми, кто обшаривает небо оптическими и радиотелескопами: ну, постарайтесь, пожалуйста, приглядитесь внимательно, отыщите хотя бы один разумный сигнал, он нужен именно сейчас, когда разобщенность людей достигла ужасающих размеров; завтра, боюсь, будет поздно!»

Наивное письмо. Наивный человек. Кто ж нам поможет разобраться в наших бедах?

А впрочем, может быть, что-то в этом письме и есть…

…Есть, конечно, и другие ответы, прямо противоположные. Цивилизаций — нет. Интереса к ним — нет. Дескать, все это вздор и пустая трата времени. Но вот что главное. По мере того, как я читал ответы на анкету, во мне все больше и больше крепло убеждение: в братьев по разуму верит большинство людей, просто у, одних эта вера, повторяю, осознанна, у других — нет. У этих других она пребывает где-то в глубине, ждет своего часа. Эти другие могут отрицать ее, просто о ней не думать — это ничего не меняет. Огонек теплится, лампадка горит.

Вот это-то убеждение, что большинство людей верит в инопланетный разум, и есть — замечу еще раз — самое главное и самое важное, что дала мне анкета, что с лихвой окупило все хлопоты.

Чем объяснить эту всеобщую веру и убежденность? Пытаясь найти ответ, я все время возвращаюсь в мыслях к тому давнему разговору с моим соседом по даче Владимиром Кирилловичем. Помните, я вам о нем рассказывал? Помните его слова? «Может быть, потому что я гуманитарий — причем не только по профессии, но и по складу характера, — я верю, что существует множество планет, таких вот, как Земля, населенных разумными существами. И существа эти, мне кажется, весьма похожи на людей. Ну, есть, наверное, какая-нибудь там разница, ведь и на Земле люди не все одинаковые — есть белые, есть черные, есть повыше, есть пониже… У меня никогда не было сомнений, что «они» есть. Есть повсюду. В каждом уголке вот этого неба. И, если говорить откровенно, что бы я в жизни ни делал, я всегда ощущал каким-то краешком даже не сознания, а подсознания их незримое присутствие — там, в отдалении, на огромном расстоянии, но тем не менее присутствие…»

И еще — помните, я спросил Владимира Кирилловича: «Что бы вы сказали, если бы выяснилось, что нигде больше такой вот Земли нет? Нет других разумных существ, кроме людей». Он тогда ответил: «Я, конечно, понимаю, что в век НТР это звучит как крамола, как ересь, но… ничего с собой поделать не могу. Так вот, сколько бы мне ни говорили, что разумных существ, кроме как на Земле, нигде больше нет, — я этому никогда не поверю».

Заметьте, речь здесь идет не о чьих-то предположениях, пускай вполне логичных, насчет того, что земная цивилизация — единственная во Вселенной. Речь здесь идет о таком воображаемом случае, когда вполне достоверно установлено, что нигде больше такой вот Земли нет. А он отвечает: «Не верю. И никогда не поверю». Совершенно ненаучная позиция.

И такую же вот ненаучную позицию занимает, по существу, большинство людей. В чем тут дело? Я не могу это точно объяснить. Мне кажется, вера в братьев по разуму зачем-то необходима человеку. Так же, как необходимо множество других вещей — например, как надежда, по сути дела никогда не покидающая человека (в том числе и в те минуты, когда надеяться не на что)… Или как всегдашняя романтизация жизни, стремление хотя бы чуть-чуть приподнять ее, приписать ей какое-то возвышенное содержание (в том числе и тогда, когда для этого нет ни малейших оснований)…

Одним словом, зачем-то человеку нужна обитаемая Вселенная, а не пустая… Зачем-то ему необходимо верить в нее… И он в нее верит — в этом я убедился.

Рыбников советует мне написать обо всей этой истории. Что ж, может быть, в самом деле когда-нибудь наберусь смелости и напишу. В конце концов я сам чувствую долг перед всеми этими людьми, кто ответил на анкету: ведь столько умных, подробных ответов, столько сквозь них проглядывает разнообразных характеров, а в коротеньком обзоре (скорее всего лишь его и напечатают в газете как итог анкеты) мелькнут разве что несколько фамилий… Если же я написал бы нечто вроде повести, может быть, мне и удалось бы процитировать кого-нибудь более или менее обстоятельно.