Никита Андреев - Пирамиды богов

Спецназовцы с голодными глазами осмотрели шведский стол и бар.

— Ты тоже пойдешь, — бросил Голованов Лису.

Он указал пленникам направление и пошел следом. Дохляк снял обоим наручники.

Закрыв дверь туалета, Голованов встал у входа, подобно учтивому швейцару.

Когда Волк вышел из кабинки, лицо Голованова съежилось, скулы затряслись, а на лбу выступили мелкие капельки пота. Дверная щеколда защелкнулась.

Волк взглянул на него и замер.

— Месть… — Голованов достал пистолет. — Я мечтал о ней с того самого дня, когда ты унизил меня.

Волк набрал воздуха в грудь и прерывисто выдохнул.

— Я прошу прощения за то что сделал. Честно. Не делай этого Денис.

Голованов отрешенно посмотрел на свое оружие, взвел курок.

— Думаешь, твои извинения могут что-либо исправить? Сынулька, которому папочка выстелил дорожку. Тебе всегда все приносили на блюдечке. Самоуверенный выскочка.

Волк молчал.

— Я запомнил твою ухмылку в мельчайших подробностях, когда ты… — Голованов поморщился и придавил указательным пальцем спусковой крючок. — Я хочу вновь увидеть ее. Давай покажи, какой ты крутой теперь. Ссы себе в штаны.

— Прошу успокойся. Давай поговорим.

Голованов прищурил один глаз, чтобы прицелиться.

— Я разнесу твои мозги по кафелю.

Кончики губ Волка неравномерно разъехались в стороны. Он был похож на угрюмую куклу, которой поверху пририсовали улыбку.

— Сейчас ты нассышь себе в ладони, а потом выпьешь. Уринотерапия лечит. Помнишь?

Лис ощущал себя невидимым наблюдателем, которого никто не замечает. Стоя у раковин в нескольких шагах от Волка, он чувствовал, что Голованов только что прошёл точку невозврата. Оглядевшись, ему не удалось отыскать ничего сподручного, с чем можно напасть на разъярённого оперативника. Он станет следующей жертвой. Очевидно, Голованов задумал это давно и оставшийся в живых свидетель никак не входил в его планы. В уборной отсутствовали камеры видеонаблюдения, что позволяло оперативнику прикончить обоих беглецов разом и придумать любую историю. Лис ощутил невыносимую тоску. Страх того, что может никогда больше не увидеть идола. Эта мысль перепугала его не на шутку. Бесспорно, статуэтка каким-то непонятным образом повлияла на него. Почти восемьдесят часов Лис не употреблял обезболивающих средств. В мышцах ощущался давно позабытый тонус, а легкие перестали гореть огнем от глубокого вздоха. Но самое главное, мысль о скорой смерти больше не казалась ему неотъемлемой частью существования. Старуха с косой была где-то очень далеко в недоступной взору вселенной. И главное, чем дальше она удалялась, тем больше он ощущал свою возросшую значимость. Что-то глубоко в душе подсказывало, что полученный счастливый билет выздоровления, как контракт с дьяволом предполагал услугу взамен. Он пока не мог сказать, что от него требовалось, но главное он знал точно — ему нельзя умирать. Только не сейчас!

Оперевшись кулаком на край столешницы, Лис надавил на пальцы всем телом. Квартетный хруст многократно усилился керамогранитным основанием раковины и был похож на треск ломающихся досок.

Голованов вздрогнул и повернул свой взор на Лиса. Доли секунды хватило Волку, чтобы сделать единственную отчаянную попытку спастись.

Прогремел выстрел. Струйка крови брызнула на стену из головы Волка, и парень свалился на пол.

Не дожидаясь того чтобы стать следующим, Лис бросился на противника. Они сцепились. На удивление Голованов оказался тяжелее, чем Лис предполагал. Оперативник вцепился острыми зубами Лису в кисть и тщетно попытался нанести удар коленом в пах. Кровь из разодранной зубами раны затекала противнику в рот. Лис стукнул лбом Голованова в лицо, но тот в ответ сдавил ладонями ему шею. Лис оттолкнулся ногой от задней стены и повалился на Голованова. Выбив спинами дверь кабинки, они рухнули на пол. Перед тем как упасть Лис услышал глухой хруст. Боковая кромка унитаза в момент падения столкнулась с черепом Голованова и вышла безоговорочным победителем, окрасившись в победный лилово-красный цвет из его мозговой жидкости.

В дверь врезалось что-то тяжелое. Снаружи доносились голоса, однако струящаяся из крана вода заглушала звук.

Лис скинул с себя безжизненные руки неудачливого разведчика и вскочил на ноги. Его немного шатнуло в сторону, однако, он успел схватиться за стенку кабины.

Кто-то стонал. Несмотря на струящуюся из головы кровь, Волк дышал. Лис осмотрел рану: пуля прошла слева по касательной, распоров кожу. Лис удивился невероятному везению этого парня.

Тем временем от очередного удара дверь слетела с петель.

Бугай ошарашенными глазами осмотрел помещение уборной. Затем шагнул внутрь, схватил Лиса за плечи и придавил к стене.

Дохляк осмотрел начальника и оторопел.

— Капец. Да он мертв!

— Ну, ты выродок! — выпалил бугай.

— Валим отсюда, сейчас полиция понаедет, — дохляк рванул к выходу. — Хочешь сидеть в испанской тюрьме?

Бугай перевел глаза с мертвого начальника на Лис и обратно.

— Валим!

Спецназовцы выскочили на лестницу.

Лис забрал пистолет Голованова. С Волком все оказалось сложней. С трудом, но ему все же удалось привести парня в чувства. Он быстро наскреб кучу бумажных полотенец и приложил к ране на голове.

Они достигли лифта и нажали кнопку нижнего этажа парковки. За мгновение до того как двери шахты закрылись, на площадку из боковых лестниц прибыла группа охранников аэропорта.

Выйдя на парковку, они сели в ближайший открытый автомобиль, пригрозив хозяину оружием, и скрылись в глубине города.

Волк молчал всю дорогу, приложив найденное на заднем сидении полотенце к кровоточащей ране.

Добравшись до тайной квартиры оперативника, о которой Голованов так и не узнал, Лис первым делом обчистил холодильник и съел все оставшиеся консервы. Когда мусорный пакет звенел оркестром из пустых алюминиевых баночек из-под паштета, сардин и скумбрии, Лис, наконец, смог отвлечься от еды. Создавалось впечатление, что все его мысли теперь были направлены только на удовлетворение потребностей в сохранении жизнедеятельности собственного организма. Все остальное отводилось на второй план.

Лис вновь подумал об идоле. Он не мог объяснить себе эту невидимую связь с каменой статуэткой. А, может быть, даже не хотел. В мыслях все еще витали сумбурные воспоминания о прошедшей ночи, точнее трех ночах и днях, которые прошли в глубоком сне. Бесконечные вспышки ярких цветов, необыкновенных оттенков и музыка. Как она была прекрасна, эта музыка. Он не мог вспомнить даже мотива, лишь отдельные мелодичные нотки, от которых в груди все приятно сжималось. Хотелось радоваться и плакать одновременно, прыгнуть в небо и полететь, нежась на холодном ветру. Казалось, что перед глазами за это время пролетела целая жизнь и перенасыщенный от воспоминаний мозг ни как не мог собрать все частики пазла воедино.