Владислав Выставной - Мультилюди

Этот хрупкий мир предстояло спасти четырем не очень счастливым людям, у которых, впрочем, оказались в руках серьезные козыри.

Для того чтобы реализовать эти козыри, требовалось некоторое время и достаточно спокойное место.

Я недоумевал, куда нас, в обход поселков и небольших городков, по лесам и пустырям, тащит неутомимый Либидо. Поскольку прочие такими вопросами не задавались, я решил, что место это – старое и проверенное. Однако мне трудно было представить себе кусок цивилизации, где, отгородившись от мира, можно оставаться среди людей. Ведь только так возможно было реализовать наш план, требующий высокотехнологичных вложений.

И Тварь сильно изменилась в последнее время в отношении меня. Я не мог понять – что: равнодушие, привычка или что-то более важное вытесняло меня из ее мыслей. Она была все чаще молчалива и погружена в собственные размышления. Только усталость и беспокойство от предстоящих вылазок в Терроструктуру помогали мне гнать прочь эти мысли.

Впрочем, по истечении двухдневного марш-броска все встало на свои места.

Мы стояли перед тяжелыми монастырскими воротами.

Монастырь был старый, если не древний. Но восстановлен, видимо, сравнительно недавно. Свежая побелка стен сверкала на солнце, волнующе контрастируя с насыщенным цветом потемневших досок ворот.

За высоким стенами сверкало белым и золотым здание церкви, будто сошедшее с картинок из учебника истории.

Либидо нажал облезлую кнопку звонка у калитки. Открылось маленькое окошко, и туда Либидо тихо произнес несколько слов.

Я ждал, что откроется калитка. Однако прошло около десяти минут, прежде чем загудел электропривод и огромная створка ворот слегка повернулась, открыв довольно тесный проход.

Мы вошли за ворота. Словно в параллельный мир. Все ЗДЕСЬ было не так, как ТАМ. Песок под ногами. Золото куполов, обилие деревянных построек и людей в черных и серых хламидах. Одни мужчины. Поленницы дров. Лошади, запряженные в самые настоящие телеги. И лишь небольшой грузовичок в глубине двора напоминал, какой нынче век.

Я слегка волновался – никогда мне еще не доводилось бывать в таких местах.

– Отец Николай ждет вас, – тихо сказал человек в монашеской одежде – первый, кого мы встретили, пройдя ворота.

Пока мы поднимались «в палаты», Свин поведал, что отец Николай, старый знакомый, и есть настоятель этого монастыря. Мне хотелось узнать, что связывает этих хакеров с религией, но спросить не решился.

Отец Николай, оказавшийся довольно молодым человеком, принял нас в украшенной иконами комнате, за длинным деревянным столом.

Либидо и Свин обменялись с ним несколько вальяжными рукопожатиями, чем слегка удивили меня. Только сейчас я заметил, что Тварь успела накинуть на голову темный платок.

Сели. После некоторой паузы Либидо вздохнул и заговорил:

– Ну здравствуй, Коля!

– Привет, ребята, – легко ответил настоятель.

– Сколько уж не виделись? – улыбнувшись, проговорила Тварь.

– Да года три, а, народ? – сказал Свин.

– Коля, познакомься, это наш новый друг – Эго…

– Эго?..

– Да, Коля, – только псевдонимы…

– Да, не по-христиански… Ну да Бог простит. Рассказывайте.

– Да вот, Коля, как-то ты обмолвился в разговоре, дескать, бывают такие случаи, когда мы можем надеяться только на чудо…

– Я говорил – на Бога…

– Да. Ты прав. Это как раз такой случай, когда нам надеяться больше не на кого, кроме Бога. И тебя.

– Бывает, бывает… Что вы на этот раз натворили?

– Все расскажем. Как на исповеди…

– Не богохульствуй здесь…

– Мы серьезно! Заодно, может быть, поможем твоему заведению, если есть какие проблемы с электроникой.

– Хм. Это не помешает. Вот структуральный усилок барахлит. Нет устойчивого мультиканала с патриархией.

– А священники что, тоже подключены к Структуре?! – поразился я. Это меня и впрямь потрясло. Неужели ничего святого не осталось?

– Конечно, – спокойно ответил отец Николай, глядя мне в глаза. – Более того, патриарх сразу после Начала призвал паству ставить чипы, в первых рядах. А к монахам вообще вызывали мобильные «нейронеотложки», чтобы ставить чипы на месте. Что тут удивительного?

– Ну… Как же? Разве это не противоречит христианским учениям?..

– Хороший вопрос… Эго. Может, в чем-то и противоречит. Но и убийство противно христианству. И при этом монах Пересвет был послан на войну именно церковью. А сейчас грядет такая битва, что одного монаха будет мало…

– Но неужели никто из верующих не протестовал? – спросил я. Либидо предостерегающе поднял руку, но отец Николай жестом успокоил того:

– Конечно, не все послушались призыва патриарха. Но, как свидетельствует история, так было всегда. В переломные моменты всегда находились раскольники. Единственная разница в том, что сейчас их никто не преследует. А уж это дело Божье – вершить суд да судить, кто виноват, кто прав… Я, к слову, когда-то верил, что, уходя в служение, уйду и от того мира, в котором был, между прочим, одним из разработчиков Структуры…

– Вы?.. – поразился я.

Либидо нервно дернул меня за рукав.

– Да, – так же спокойно продолжил священник. – Но пути Господни неисповедимы. И теперь моя паства – тоже часть Структуры. Обособленной, церковной, православной – но Структуры, цель которой – объединить дух россиян и спасти Русь от грядущего нашествия врагов.

– Поразительно. – Все, что я нашелся сказать.

– Кх! Гм… Послушай, Коля, – слегка откашлявшись, заговорил Либидо. – Нам надо будет кое-что обсудить наедине. Помимо всего прочего, ты нам понадобишься как специалист…

– Но я… – вскинув брови, попытался было возразить священник. Свин вскочил и принялся выталкивать нас с Тварью из комнаты на площадку деревянной лестницы, выходящей галереей прямо во двор.

– Пойдем, пойдем. У батюшки культурный шок. Ему надо пообщаться с нашим собственным проповедником, – похрюкивая и повизгивая, скороговоркой бормотал Свин. Поднимавшийся навстречу бородатый монах неодобрительно посмотрел на нас. «И у этого чип под клобуком, – почти восхищенно подумал я. – Куда мир катится, а?»

Нас поселили в нечто среднее между гостиничными номерами и кельями. Здесь нам предстояло подготовиться к решающей вылазке в Терроструктуру. «Бедненько, но чистенько», – пришло было мне на ум, и я тут же устыдился собственным мыслям. Не то чтобы я был религиозным человеком, нет. Но сидело во мне на подсознательном уровне генетическое уважение к религии, ее обрядам, которое не изжили в себе до конца, наверное, ни красные комиссары, ни профессиональные атеисты и работники политотделов, на людях клеймившие поповщину, а тайно крестившие детей и в подушку бормотавшие: «Прости, Господи!»