Александр Громов - Ватерлиния

На Капле сходят с ума по-разному. Говорят, даже андроиды этому подвержены, только сам не видел. Помню одного техника, швырявшего что ни попадя в океан с нижнего уступа и вопившего на весь Поплавок: «Поднимись! Поднимись!» Наверное, он хотел, чтобы из воды поднялся остров – не плавучий, настоящий. Помню и то, как получил от того сумасшедшего по уху, когда помогал его вязать.

Для чего помогал, спрашивается? Порядка захотел? Вояка с мечтами о мировой гармонии…

Поболтайся-ка в Гольфстриме, мечтатель. С семью победами. С ослабевшим корпусом и заглушенным котлом. С израсходованным запасом буев-целеуказателей и глубинных бомб, с последней антиторпедой в носовом отсеке.

Семь побед за пятнадцать дней – это, кажется, рекорд, да кому он нужен. Убить в одном бою сразу три торпеды – не рекорд, такое прежде бывало. Но лучше остаться в живых и вовек не ставить никаких рекордов.

Шаг. Поворот. Шаг… Пока не выбрался из трехсотмильной полосы, нельзя ни спать, ни сходить с ума. Гольфстрим.

Сонар не показывал целей уже сутки. То густо, то пусто… Оно и к лучшему, что пусто, потому что цель отныне я. Проглотить еще таблетку – и пора наверх, посмотреть, куда меня снесло.

Всплытие…

Управление, по счастью, не пострадало, чему я не очень и удивился. «Нырок» никуда не годен как боевая капсула, устаревший «Удильщик» даст ему сто очков вперед, но уж что в нем сделано на совесть, так это управление, что ручное, что церебральное, да еще пятикратно дублированная электроника защиты котла – надежней ее нет. Кажется, в морской истории еще не было случая, чтобы «Нырок» взорвался на собственном реакторе – зато оружие слабое, скорость мала, о кавитационном режиме речи вовсе нет, и давит их на глубине только так.

Всплывал я на одной Архимедовой силе – без движка одними рулями всплытию не поможешь, – и это всего-то с одиннадцатикилометровой глубины! Со сброшенным аварийным балластом! Все равно капсула поднималась медленнее, чем ей следовало – похоже, нахлебалась воды. Конечно, не через обшивку: в этом случае меня бы уже раздавило. Вероятнее всего, подтекал сальник гребного вала. Ничего, выберемся – откачаем…

Нос на зюйд, дифферент на корму. Пусть капсула, всплывая, выиграет милю или две. Медленное всплытие, неохотное: иногда кажется, что Капля, как трясина, рада засосать все, что в нее попадает, безотносительно к запасу плавучести. Всплытие, словно неспешный подъем водолаза на грани кессонной болезни.

Отпусти меня, глубина… Дай поскорее увидеть небо. Глубинники не водолазы, они не умирают от декомпрессии. Зато их иногда давит там, внизу.

Ночь сияла над океаном, яркая тропическая ночь с белыми фонарями звезд. Прошлой ночью после боя я всплыл и послал в эфир вопль о помощи. Понимал, что зря – а послал.

Нет ответа. Штрафника спасать не будут. Вне Гольфстрима, пожалуй, еще подобрали бы, а в Гольфстрим за потерявшей ход капсулой не полезут, очень им надо. На Третьем контрольном служаки искушенные и штрафников видывали во всех видах, а на базе «Ураган», что тоже ходит где-то неподалеку, тем более, да и не их это дело – штрафников выручать, пусть те выпутываются сами, как умеют.

Стук сердца отдавался в висках, пока навигационный комплект брал пеленги на стационарные спутники. Обошлось: вышло, что снесло меня к югу еще на шесть миль. Мало, конечно, но лучше, чем ничего. Пока еще я в своей зоне. И до южной границы Гольфстрима осталось миль сто…

Сто не сто – а девяносто наверняка.

Опять дрейф. Даже не на «Удильщике» – на паршивом «Нырке»! Но, как ни странно на первый взгляд, это обстоятельство давало надежду. «Нырок» капсула учебная и кроме основной маршевой установки имеет электротягу – для занятий по начальному курсу глубинного пилотирования, чтобы неопытные курсанты не наломали дров. Движок дохлый, однако узлов восемь-девять с ним развить можно, салагам и от того удовольствие.

Движок работал. Натужно, с рассерженным гулом и скрипом несмазанных шестерней вращал гребной вал. А вот с аккумуляторами электропривода мне не повезло: заряжены они были под завязку, но емкость изрядно села. Еще удивительно, что села не окончательно – за столько-то лет! Кто их менял? Зачем?

Короткий расчет и результат: миль на сорок энергии хватит. Может быть, и на пятьдесят, если повезет.

Утешительное соображение, ничего не скажешь. Особенно когда ты потерял ход почти на стрежне Гольфстрима и до ближайшего края течения ровным счетом сто тридцать миль.

Подзарядить аккумуляторы по их истощении, приоткрыв реакцию в котле? Попытаться обмануть систему защиты… Нет, ничего из этого не выйдет, бессмысленно и пытаться. Защита сделана на совесть. А кроме того, покончить счеты с жизнью можно куда проще.

Никто не подсказывал мне решение, я нашел его сам. Несколько часов дул благоприятный ветер с севера, медленно гнал воду и «Нырок» на спасительный юг. Затем ветер стих, и я ушел на глубину. Два часа дрейфа на трех километрах – всплытие. Определение координат. Два часа на пяти километрах – всплытие, определение координат…

Только на одиннадцати километрах я нашел боковой поток нужного направления – медленный, слабый, но поток. Гольфстрим – это не ленивая ламинарность воды в канале с бетонированными стенками, Гольфстрим – это перемешивание, замкнутый на себя хаос струй. Потерявшей ход капсуле из него не выскочить, и если наверху не предвидится устойчивого штормового ветра, бедолаге глубиннику остается надеяться лишь на случайный мощный водоворот, равно способный выдернуть капсулу из плена и утопить, или хороший гидросейсм.

Проще дождаться дождя в пустыне.

Можно еще застрелиться. Тоже выход.

Но зачем? Вряд ли мне удастся уцелеть при встрече даже с одной торпедой. Разве только для того, чтобы не дрожать в ужасе последние минуты, понимая, что обречен.

За полсуток я продвинулся к югу на тридцать-сорок миль. Еще миль пятьдесят или лучше уж шестьдесят для полной гарантии – и можно будет разрядить аккумуляторы на движок и, покинув Гольфстрим, воззвать о помощи. Хорошо, что отменено старое правило не спасать штрафников и до искупления ими вины не допускать замены посудины. Никакой ремонтник не станет возиться с взбесившимся реактором – этому «Нырку» прямой путь в Вихревой пояс.

Можно рискнуть и всплывать пореже, надеясь, что поток не изменит направление.

Если мне повезет, одной легендой на Капле станет больше…

Господи, как спать хочется! Помоги мне, господи, и я уверую. Сотвори чудо.

…Они кинулись на меня стаей, все сразу, когда я точно так же всплыл запастись воздухом. Так волки, почуявшие дичь, идут по следу и разом наседают на старого охромевшего лося. Так акулы набрасываются на раненого кита. Три торпеды это уже не стайка, а настоящая стая, и – хотите верьте, хотите нет – в их действиях было что-то похожее на согласованность. Уж очень синхронно они начали атаку, грамотно разошлись, качественно ставили помехи. В самую резвую из них я тут же разрядил бомбомет, высадив все, что в нем оставалось, и удачно: это действительно оказалась торпеда, а не ложная цель. Потом нырнул и спустя несколько минут маневрирования уже уходил на предельной скорости – охотник от дичи! Как ни крути, не получалось долбануть обе без того, чтобы одна из них не вышла на дистанцию эффективного поражения.