Колин Уилсон - Живые мертвые

– Прошу прощения, повелитель, – спохватился Асмак. – Мне надо было предупредить. – Свет померк; открыв осторожно глаза, Найл увидел зеленоватый полумрак. Асмак уверенно пошел сквозь зеленое затенение, и выход из коридора осветило рассветное солнце.

Найлу пришлось выбираться на локтях и коленях: находящийся на крутом склоне выход был прикрыт приземистыми кустами и большим замшелым камнем. Теплый воздух полнился запахом, напоминающим свежее сено, перемешанное с жимолостью и можжевельником. И еще не выбравшись на дневной свет, Найл уже знал, где находится; вид богатой растительности с красными и желтыми соцветиями лишь подтверждал это. Отсюда сотня метров до хранилища, которое Скорбо использовал под кладовую; воздух же искрился жизненностью, напоминающий мелкую водяную взвесь.

Неожиданно Найлу стало ясно, почему цветы здесь цветут среди зимы. Это потому, что непосредственно внизу находится священная пещера, и земля здесь насыщена энергией. Животворящая сила богини создала некий оазис вечной весны. Видать, потому и Скорбо выбрал это место под кладовку: энергия поддерживала в парализованной добыче жизнь.

Найл изумленно осознал, что ведь, оказывается, уже рассвет. Хотя, пожалуй, об этом можно было догадаться и в тот момент, когда молодые пауки начали впитывать живительную энергию растения-властителя. Найл тогда упустил это из виду, кромешная темнота пещеры сбивала с толку. Теперь он с удивлением понял, что провел под землей всю ночь. Время пронеслось так быстро, что казалось, прошло не больше двух часов.

– Мне вызвать колесницу, чтобы она доставила тебя обратно во дворец? – спросил Асмак.

– Не надо. Утро такое великолепное, я, пожалуй, лучше пройдусь. Но сначала хотелось бы немного отдохнуть.

– Разумеется.

Роскошная зелень лужайки между цветущими кустами казалась крайне соблазнительной; толстая, упругая трава напоминала о Великой Дельте. Найл улегся, уместив голову меж корней деревца, и закрыл глаза. Солнце трепетно ласкало щеки и лоб. Плавно нахлынувшая волна умиротворения вскоре убаюкала Найла.

Очнулся он от смутного беспокойства. Солнце слегка сместилось, оставив Найла в тени; с востока дул прохладный ветер. Поглядев мельком на небо, Найл подсчитал, что проспал по меньшей мере часа два.

Приподнявшись, он увидел, что стоящий в паре метров паук не Асмак, а его сынишка Грель. В свете утра глянцевитый черный ворс на туловище паука мягко поблескивал.

– А где твой отец?

– Он просил извинить за вынужденный уход. Ему надо быть на службе.

Найл зевнул и протер глаза. В животе урчало; есть хотелось как никогда.

– Спасибо тебе, что дождался.

– Совершенно не за что. Тебя не положено оставлять без присмотра.

– Я не собирался спать, думал – так, прикрою глаза. Ты не устал?

– Нет. Священная пещера всегда дает мне заряд бодрости.

– Получается, ты в ней уже бывал?

– Семь раз. Но никогда еще не стоял в присутствии Хеба Могучего или его советника Квизиба.

Воспринимая его мысль напрямую, без разобщающей помехи языка, Найл смог заглянуть Грелю в ум и уяснить, что за несколько часов в нем произошли разительные изменения. Тот, вчерашний Грель немногим отличался от малолетки-несмышленыша; этот, теперешний, был почти уже взрослым.

Они поравнялись с кладовой, и Найл приостановился поглядеть через открытую дверь. В хранилище было совершенно пусто; ни единой нитки не осталось от тенет, свисавших некогда со стропил. Лишь багровое пятно на бетонном полу – засохшая кровь паука-быковика – напоминало о недавней стычке.

Теплый воздух был плотно насыщен ароматом цветов; стало ясно, что ветер задувает с юга. На обратном пути по песочно-желтой дороге (впечатление такое, будто она построена вчера), обрамленной мягко играющими соцветиями, до Найла стало доходить, что попутчика распирает от желания задать какой-то вопрос, но вот досада – паучий этикет запрещает первым заговаривать со старшим по положению. Будь паучок постарше, Найл ни о чем бы не догадался, но Грель по молодости еще не научился скрывать любопытство.

– Ты о чем-то хочешь спросить? – первым подал голос Найл.

Человеческий подросток на месте Греля стушевался бы и покраснел. То же самое и Грель; только сейчас любопытство пересилило смущение.

– Теперь, зная историю врага, ты думаешь его выследить?

Найл задумчиво покачал головой.

– Для чего, спрашивается?

– Но советник Квизиб сказал же, что тебя ждет опасное странствие.

Найл, честно говоря, уже над этим поразмыслил.

– Да, действительно. Но я и так уже совершил опасное странствие; наружу из священной пещеры.

Однако Греля такой ответ по-прежнему не устраивал.

– Но и Повелитель Хеб тоже пожелал тебе благополучного странствия.

Найл и сам это подметил, но не считал пожелание просто формой учтивого прощания. Поэтому сказал уверенным голосом:

– Я не собираюсь выискивать мага. Это было бы неразумно и крайне опасно. Он, очевидно, добивался, чтобы его оставили в покое.

– Тогда почему он не дает нам покоя? Грель, несмотря на молодость, был так искренне заинтересован, что Найл решил говорить с ним откровенно.

– Я допускаю, что враг засылал в город лазутчиков еще со времени Хеба Могучего. Он желает знать, что происходит в городе пауков. А тут, представь себе, Скорбо хватает двоих из них и оттаскивает к себе в кладовую. Естественно, он решает, что Скорбо надо убрать.

– Но зачем? – удивился Грель. – Какой от этого толк?

Тут Найла и самого охватила растерянность; вспомнились два минувших дня. Если схвачены эти двое, то конечно, лучше подослать еще, вместо того, чтобы разом настораживать весь город своим присутствием. Что это, глупость или просчет? Толком и не объяснишь.

– Одна из возможных причин, это что и сам Скорбо был с ними заодно.

– Что?! – не сказал, выкрикнул потрясенный Грель. – Скорбо – лазутчик? Да как же можно!

Его изумление заставило Найла усовеститься; такие слова просто не укладывались у Греля в голове. Для паука не существует ничего более потрясающего, более ужасного, чем мысль о коварстве сородича. Для человека, известно, чужая душа – потемки, даже у самого любимого и близкого человека. Паукам же известна радость, недоступная людям – сливаться с душой ближнего. Так что мысль об измене для них куда страшнее, чем для человека правда об измене горячо любимой жены, которая, оказывается, вдобавок, желает мужу смерти. Грель был потрясен до глубины души.

– Есть сведения, – как можно осторожнее сказал Найл, – что Скорбо попал в лапы врага, и там его склонили к измене.

– Но разве можно… вот так? – Грель чуть не плакал.