Кир Булычев - Старый год

– Вам ведь человеческая информация нужна? – спросил подполковник.

У него был вид взяточника и пройдохи. Это ничего не означало. С другой внешностью в ГАИ выживают лишь жулики.

– Да, расскажите, что вам известно.

– Вот именно. Когда нужно – бегут ко мне: Сергей Сергеич, помогите! А как фельетоны писать, то я выгляжу черт знает каким вымогателем.

Может, он думает, что я из газеты? Я не стал спорить – у Калерии и нашего института свои линии связи со всеми, кто может пригодиться.

– Синий «Мерседес» с номером, который вы мне частично передали, зарегистрирован на имя Малкина. Вениамина Малкина. Это вам что-нибудь говорит?

– Он однофамилец певца?

– Это и есть певец, так называемый тяжелый рок. Знаешь? Вот подрастут у тебя детишки, тогда узнаешь, что такое тяжелый рок. Ты женат?

– Нет еще.

– Пропускаешь золотое время, портишь желудок на котлетах.

– Этот «Мерседес» принадлежит певцу Малкину?

– Ах, Веня, Веня, Венечка! Слышал такую песенку – в передаче «Белый попугай» изображали? Он запевал. Любимец молодежи.

– А где живет Малкин?

– Где живет, я не знаю, а вот где прописан – это пожалуйста. Я знаю, что твоя контора глубоко копает. Давно в конторе?

– Второй год, – признался я.

– А платят пристойно?

– Платят недостойно. Мы же в системе Академии наук.

– Зачем вас туда приписали? Только оскорбляют людей. А я думаю, куда бы рвануть отсюда.

Он подвинул мне по столу еще один листочек.

– Спасибо, – сказал я. – У меня к вам один маленький вопрос. Вы уж простите, что я отнимаю ваше время.

– Отнимай, для этого мы тут и посажены.

– У этого Малкина еще машины есть?

– Ну какая у Сергея Сергеевича голова! – радостно сообщил о себе подполковник. – Неужели, думаю, он не спросит о других тачках? Есть у него тачка, записана на директора группы. «Форд-Чероки», черного цвета. Держи все данные. И адрес этого директора. – Он закурил. – Тебе не предлагаю, я противник курения. Пускай старики вымирают. А ты живи.

– Спасибо. Постараюсь.

– Если туда пойдешь, учти: нужна осторожность. У него крутые ребята дежурят. После прошлогодней истории.

– А что за история?

– Не притворяйся, лейтенант, – сказал подполковник и отпустил меня барственным движением руки. Он не сомневался, что нам все известно о певце Малкине.

У двери меня догнало его напутствие:

– Береги себя, сынок. И привет передавай Лукьянычу.

Ну вот, теперь я должен еще знать, кто такой Лукьяныч...

В институт я заходить не стал. Перекусил в пиццерии – дорого и невкусно.

У меня был московский адрес и даже телефон Малкина. Если певец имеет отношение к исчезновению Люси, то, скорее всего, ее скрывают на даче. Дача у него, конечно, есть, но я у гаишника о ней не спросил, да он мог и не знать.

Я позвонил Малкину из автомата.

Никто не подошел.

Тогда я поехал к нему домой.

Это был добротный сталинский дом на проспекте Мира, в котором поселились богатые люди. Перед подъездом высилась груда строительного мусора – в какой-то квартире шел ремонт: она превращалась из коммунального жилья в покои настоящего банкира.

На мое счастье, синий «Мерседес» с нужными номерами мирно стоял в зеленом дворе – вход, конечно, со двора.

Я поднялся на лифте на третий этаж. Позвонил. Никто не открыл.

Я спустился во двор, чтобы подумать на досуге.

И тут во двор въехал джип «широкий».

Ах, как правильно сделала очкастая Дашенька, что заглянула к тетке Евдокии! Теперь она знает о джипе и не пропустит его.

Из джипа медленно вылез мелкий человек в огромном блестящем черном плаще, какие носили во время войны эсэсовские офицеры. На глаза была надвинута черная шляпа с широкими полями. По виду его можно было предположить, что в Москве хлещет дождь. На самом деле был мирный солнечный весенний день.

Кем бы я ни притворился, есть опасность получить от него пулю. Он пуглив, вооружен и потому опасен.

И все же у меня оставался шанс. Дашенька. Дашенька – растяпа куда более безобидная, чем пионер Вася.

Так как у меня была только секунда, чтобы все придумать, я тут же перехватил осторожный взгляд человека в плаще. А он увидел полную девицу в очках, в длинном мешковатом пальто с блокнотом в руке.

Дашенька взмахнула блокнотом, как знаменем, и издали воззвала к человеку в черном плаще:

– Вы Шлягер, я вас знаю! Вы с Малкиным работаете! У меня к вам просьба! Вы меня слышите?

Я был прав, человек в черном плаще оценил Дашеньку как безопасное препятствие.

– Какой я тебе Шлягер, – прошипел он, надвигая еще ниже шляпу.

– Я собираю автографы! – Теперь уже можно было без риска для жизни семенить рядом с тем человеком. – Пожалуйста, я вас умоляю! Ну что вы хотите, я все для вас сделаю. Только пускай автограф будет «Дарье Сулимовой». Вы запомнили? «Дарье Сулимовой, которая готова для вас на все!»

Мы вошли в подъезд. Он впереди на шаг, я чуть сзади.

– Умойся! – приказал мне маленький человек. Глаза у него были темные и окружены темными кругами, как вчерашними синяками. – Не будет тебе автографа.

– Но пожалуйста! – взвыл я, вспомнив волшебное слово. – Пожалуйста, господин Шлягер!

Мы стояли у лифта.

– Откуда ты взяла эту дурацкую кликуху? – удивился мой собеседник. – Какой я тебе Шлягер? Пронькин я, поняла? Андрей Наумович Пронькин.

– Конечно, Андрей Наумович, – согласилась Дашенька. – А вы мне тоже подпишете автограф?

– Я? – Пронькин развеселился и даже не заметил, что открылись двери лифта. – Я покинул среднее образование, когда мне надоело!

Ясное дело – я встретился с большим авторитетом, которого окружающие недостаточно ценили.

– А я думала, что вы тоже артист. Вы такой типичный.

– Думала-передумала.

Пронькин ступил в лифт.

– А можно, я с вами? – спросила Дашенька. – Я на минуточку, только погляжу на Веню – и обратно.

– Чепуха. Нет его дома. Усекла? Его – нет – дома!

– Но я только на минуточку. Вы покажите мне, как он живет, – я прикоснусь. Хорошо? Я вам не помешаю.

– Глупости, – сказал Пронькин. Лифт закрылся и уехал.

Толстая Дашенька побежала пешком на третий этаж и застала Пронькина у двери в квартиру.

– А вот и я! – сообщила Дашенька.

– Сгинь! – приказал Пронькин.

– Ах, да вы что! Вы меня хоть убейте, хоть унижайте – что хотите делайте, но я ужасно настойчивая!

Пронькин сунул руку внутрь плаща, под мышку. По всему судя, он собирался отпугнуть глупую бабу видом пистолета.

– Вы хотите меня застрелить! – в восторге зашлась Дашенька. – Я буду лежать у ваших ног, обливаясь кровью, и окропите мои останки горячими слезами!

Пронькин извлек носовой платок и громко высморкался.