Дэниел Киз - Цветы для Элджернона

Оказывается, новый приятель Фэй работает учителем танцев в «Звездной пыли». У меня не осталось времени для нее, а она ни в чем передо мной не виновата.

11 августа

Последние два дня – тупик. Ничего. Где-то я свернул не туда. Я получаю уйму ответов на разнообразнейшие вопросы, кроме самого главного – каким образом регрессия Элджернона связана с основными теоретическими предпосылками эксперимента.

К счастью, мне достаточно известно о работе мозга, чтобы мучиться впустую. Я не поддамся панике и не сдамся (или что еще хуже – не начну искать ответы там, где их нет). Я перестану думать о проблеме и дам ей созреть. Возможности сознательного уровня исчерпаны, так что пусть поработает таинственное подсознание. Удивительно, как все мои силы концентрируются на одной-единственной задаче. Но если я поддамся этому чувству и начну отдавать все силы ей одной, это ничему не поможет. Интересно, сколько загадок остались нерешенными только из-за того, что ученые или слишком мало знали, или слишком верили в себя и возможности управления процессом созидания?

Я решил ненадолго оторваться от работы и сходить на коктейль, который миссис Немур устраивала в честь двух членов совета директоров фонда Уэлберга, чьи голоса имели решающее значение при распределении дотаций.

Я пригласил Фэй, но она сказала, что у нее свидание и вообще она лучше пойдет потанцует.

Вечер я начал с благим намерением быть приятным собеседником и завести новых друзей. В последнее время у меня возникает много трудностей в общении с людьми. Не знаю, кто больше виноват в этом, но любой разговор, затеянный мной, иссякает уже через две минуты. Почему? Неужели меня боятся?

Я взял бокал и отправился в путешествие по огромной гостиной. Несколько маленьких компаний оживленно что-то обсуждали. Присоединиться к такой группе для меня – дело совершенно невозможное. В конце концов миссис Немур загнала меня в угол и представила Хайраму Харви, одному из директоров. Миссис Немур – привлекательная женщина: сорок или чуть больше, светлые волосы, много косметики и длинные ярко-красные ногти. Уцепившись за локоть Харви, она осведомилась у меня:

– Как продвигается работа?

– Хорошо, благодарю вас. Как раз сейчас я бьюсь над довольно трудной задачей.

Она улыбнулась и закурила.

– Все очень благодарны вам за помощь. Правда, мне представляется, что вы охотнее занялись бы какой-нибудь собственной темой. По-моему, куда интереснее создавать что-то свое, чем заканчивать работу, начатую другими.

Надо отдать ей должное, они ни на секунду не давала Харви забыть, что именно ее муж должен получать кредиты. Я не мог удержаться от искушения ответить в том же стиле.

– Никто не в состоянии предложить нечто совершенно новое, миссис Немур. Каждый исследователь начинает работу на развалинах идей предшественников. Значение имеет только конечный вклад в сумку знаний.

– Конечно, конечно, – она говорила, скорее, со своим пожилым гостем. Жаль, что мистера Гордона не было с нами с самого начала. О… – она рассмеялась, – простите, я совсем забыла, вряд ли вы были тогда в состоянии заниматься психологическими исследованиями.

Харви тоже улыбнулся, и я решил промолчать. Нельзя, чтобы последнее слово осталось за мной. Это будет действительно плохо.

Я заметил Штрауса и Барта. Они беседовала с Джорджем Рейнором – вторым человеком в фонде Уэлберга. Штраус говорил:

– Мистер Рейнор, основная трудность в таких исследованиях – получить деньги и не оказаться связанным по рукам и ногам требованием практических результатов. Когда кредиты выдаются под строго определенные цели, мы практически не в состоянии работать.

Рейнор покачал головой и помахал огромной сигарой.

– Наоборот, проблема как раз в том, чтобы убедить совет директоров в чисто практической ценности работы!

Пришла очередь Немура покачать головой.

– Я хочу сказать, что иногда можно и нужно давать деньги и на фундаментальные исследования. Никому не под силу сказать заранее, будет ли какая-нибудь работа иметь практическое значение, ведь довольно часто результаты получаются отрицательными. А вот для ученого, идущего по нашим стопам, такой результат равносилен положительному. По крайней мере он будет знать, чего ему не надо делать.

Я подошел к ним поближе и заметил жену Рейнора – ослепительно красивую брюнетку лет тридцати. Она пристально смотрела на меня, нет, скорее, на мою макушку, словно ожидая, что там вот-вот что-нибудь вырастет. Я в свою очередь уставился на нее. Она покраснела, повернулась к Штраусу и спросила:

– Что вы можете сказать о своей теперешней работе? Будет ли ваша методика применяться для лечения других слабоумных?

Штраус пожал плечами и кивком указал на меня.

– Пока об этом еще рано говорить. Ваш муж помог Чарли подключиться к нашей работе, и многое зависит от того, что у него получится.

– Конечно, – вставил Рейнор, – важность чистых исследований в вашей области неоспорима. Но подумайте только, как поднимется мнение о нас, если удастся разработать метод, позволяющий получать устойчивые результаты вне стен лаборатории, если мы сможем показать миру, что наши деньги помогли получить вполне ощутимые результаты!

Я открыл было рот, но Штраус, почувствовав, что я собираюсь сказать, сделал шаг вперед и положил руку мне на плечо.

– Мы все чувствуем, что работа, которую ведет Чарли, имеет огромное значение. Его задача – установить истину, какой бы она ни оказалась. А отношения с публикой и просвещение общества мы с удовольствием предоставим вам.

Он улыбнулся Рейнорам и потащил меня прочь от них.

– Я не собирался говорить ничего подобного, – сказал я.

– Естественно, – прошептал он, не выпуская моего локтя. – По блеску в твоих глазах я догадался, тебе неймется порубить их на мелкие части. Разве я мог допустить это?

– Наверно, нет, – согласился я, беря с подноса новый бокал мартини.

– Тебе нельзя пить так много.

– Знаю… но мне хочется расслабиться, и, кажется, я выбрал для этого не совсем подходящее место.

– Успокойся, – сказал Штраус, – и постарайся ни с кем не поругаться. Эти люди отнюдь не идиоты. Они знают, какие ты питаешь к ним чувства, но даже если они не нужны тебе, то мы без них – ничто!

Я отсалютовал Штраусу бокалом.

– Попробую, но не подпускай ко мне миссис Рейнор. Если она еще раз вильнет передо мной задницей, я дам ей пинка.

– Ш-ш-ш! – прошипел Штраус. – Она услышит.

– Ш-ш-ш, – эхом отозвался я. – Прости. Пойду посижу в уголке и не буду путаться под ногами.

На меня словно упала пелена, но сквозь нее я замечал, что люди смотрят в мою сторону. Кажется, я разговаривал сам с собой, но слишком громко. Не, помню, что я бормотал. Немного погодя у меня появилось чувство, что гости уходят слишком рано, но я не обращал на это внимания, пока не подошел Немур и не встал прямо передо мной.