Мюррей Лейнстер - Колониальная служба

Бордман вздохнул, глядя на расположившихся вокруг костра медведей. Сидящий недалеко от костра Сурду с надеждой нюхал воздух. На яркий свет уже слетелись бесшерстные порхающие существа, которых медведи легко сбивали лапами на землю и потом с аппетитом съедали.

— Вы правы… Но в моем отчете будет слишком много заманчивых предложений, чтобы от него могли отмахнуться даже такие тупицы, как я. Организаторы колонии роботов вынуждены будут согласиться с моим предложением, так как иначе они прогорят. А ваши друзья, со своей стороны, окажут поддержку нашему… Вашему проекту.

Хайдженсом вдруг овладел приступ безудержного хохота.

— Вы низкий лжец, Бордман, — сквозь смех проговорил он. — А еще считаете себя честным человеком и бубните об этом снова и снова! Теперь вот собираетесь писать отчет, содержащий — наряду с разумными мыслями и очевидными фактами — самую грубую, беспардонную ложь! И очень неразумно и непредусмотрительно с вашей стороны ставить пятна на свою безупречную репутацию только ради того, чтобы выручить меня из беды.

Дэниэл густо покраснел.

— Но это единственный выход из создавшегося положения, и, по-моему, он вполне приемлем, — пробормотал он.

— Да. И я принимаю его, — улыбаясь, сказал Хайдженс, — принимаю с благодарностью, так как это даст возможность многим поколениям людей жить по-человечески на этой планете. Я принимаю его еще и потому, если хотите знать правду, что это спасет Сурду, Ситку, Нелл и Наджета, которых я незаконно привез сюда.

Что-то мягкое ткнулось в колени Бордмана. Медвежонок толкал его, чтобы поближе придвинуться к лакомому куску. Наконец ему удалось протиснуться к огню, но последний толчок был так силен, что Бордман покатился по земле. Наджет ничего не замечал, он упоенно вдыхал запах мяса.

— Шлепните его как следует, — посоветовал Хайдженс. — Он сразу отодвинется.

— Ни за что, — возмутился Бордман, поднимаясь на ноги и трепля жесткую шерсть медвежонка. — Ни за что! Он мой друг…

И, окончательно махнув рукой на свое официальное положение Старшего Офицера Колониального Надзора, Дэниэл на одном дыхании договорил:

— …Так же, как и вы, Доналд.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Болото вверх тормашками

Бордман почувствовал, как корабль Надзора поворачивается вокруг своей оси, — и, несмотря на искусственную гравитацию, у него сильно заложило уши. Ему показалось, что он повторяет это движение за судном, хотя его ноги твердо стояли на полу. Повод для маневра корабля был очевиден: они находились совсем близко от места назначения, поэтому двигатели Лоулора начали торможение. И едва этот маневр был закончен, как Барнс — самый младший из офицеров на борту судна — заглянул в каюту Бордмана и широко улыбнулся ему.

— Корабль приземляться не будет, сэр, — сказал он таким тоном, словно объяснял прописные истины пятилетнему младенцу. — Вы попадете на поверхность с помощью посадочной шлюпки. Пожалуйте за мной, сэр.

Бордман покачал головой.

Он был Старшим Офицером Колониального Надзора, отдавшим пятнадцать лет жизни этой службе, и теперь следовал к месту своего самого последнего задания. Дело было срочное и важное, а у этого корабля за последние несколько месяцев не было другой работы, кроме как отправиться за ним и доставить в Штаб-Квартиру Сектора на Канну. И теперь этот юнец разговаривает с ним, как с ребенком!

Бордман вот уже в который раз убедился, что не умеет производить должное впечатление. Он не был знаменитым звездолетчиком и не мог похвастаться высоким званием. Он даже не мог принять значительный вид, чтобы вызвать уважение к своим нашивкам. Когда-то в молодости он усердно вырабатывал особый взгляд и соответствующую походку, корча перед зеркалом самоуверенные мины и вышагивая с важностью древнего короля, но давным-давно уже бросил подобные штучки, которые все равно никого не могли ввести в заблуждение… Во всяком случае, они ни на йоту не обманули его жену Рики.

А Барнс напоминал Бордману брата Рики, Кена Хегмана, в его молодые годы: тогда Кен был неутомим на розыгрыши и всегда готов был первым крикнуть: «А король-то голый!»

Юнец, скрестив руки на груди, со смешливыми искорками в глазах ожидал, пока Бордман соизволит покинуть каюту. Как же велико было желание надрать наглецу уши! Ну точь-в-точь, как в былые времена — когда Дэниэл не раз мечтал подобным образом поступить со своим будущим шурином…

Но потом Бордман вспомнил самого себя в качестве младшего стажера на «Веге». Тогда он тоже презирал всех людей, неважно какого ранга, что проводили свои жизни в тесных неуютных каютах кораблей Надзора, а не в великолепном межзвездном разведчике вроде «Веги», куда ему, Бордману, посчастливилось попасть на три коротких месяца стажировки.

Что же касается Барнса, то он значился именно в экипаже межзвездного корабля-разведчика, и лишь из-за ряда накладок в расписании полетов Порта Сарны его приписали на этот рейс к кораблю Надзора. Так что если юному лейтенанту повезет, он до конца жизни останется при своем мнении о торговых и прочих кораблях и о людях на них. Смешно было бы осуждать его за юношеский максимализм! Потому Бордман отдал честь и со словами «Слушаюсь, офицер!» покорно последовал за Барнсом.

В шлюпочном отсеке пахло озоном, маслом и краской — привычные запахи служебной части кораблей Надзора.

— Сюда, сэр, — указал Барнс. — В этот проход.

Они приблизились к ярко окрашенной двери, которая выглядела отнюдь не новой. Корабль Надзора был построен достаточно давно, а фондов для ремонта старых устройств у Колониальной Службы вечно не хватало. Поэтому почти каждый такой корабль изнутри напоминал склад металлолома.

Динамик на стене довольно резко скомандовал:

— Слушайте! Шевелитесь, эй! Гравитация исчезает!

Бордман ухватился за ближайшую трубу и быстро отдернул руки — труба оказалась горячей; взялся за следующую и почувствовал изменение давления. Юный офицер сказал вежливо:

— Поторопитесь, сэр. Если позволите…

Гравитация внезапно исчезла. Бордман скривился. Было время, когда он сталкивался с подобными ситуациями, но на этот раз она застала его врасплох и как раз на выдохе. Диафрагма вдавилась в легкие, он почувствовал, что задыхается, и просипел:

— Не беспокойтесь обо мне, лейтенант. Я прослужил четыре года кадетом на таком же корабле…

Он не плыл в невесомости — держась обеими руками за трубу, пользовался давлением в корабле вполне профессионально, потому его ноги не оторвались от пола. Но Бордман видел, что Барнс смотрит на него со снисходительностью человека, который считает, что лишь он хорошо знает службу.