Богдан Петецкий - «Рубин» прерывает молчание

Я набрал полную грудь воздуха и двинулся вперед. Проходя в открытую калитку, я услышал какой-то тихий голос, доносящийся со стороны дома. Звучало это, как вышептанное кем-то, кто через секунду должен умереть:

— Извините…

Один из людей, сидящих на платформе, встал, я подошел и, не спрашивая ни о чем занял его место. Никто не запротестовал… Только человек в кресле передо мной повернулся и направил мне в грудь дуло оружия, установленного перед тем, который и уступил мне место. Я пожал плечами. Сразу же машина двинулась. Точнее говоря, взлетела. Она была чем-то вроде аппарата на воздушной подушке с идеально заглушенными двигателями. Она двигалась низко над поверхностью грунта и должна была держаться посередине свободного пространства между лентами тротуаров.

Всю дорогу никто из команды этого летающего щита не отозвался ни словом. Человек, сидящий против меня, уставился в турель своего оружия. Как и остальные, он производил впечатление манекена. Впрочем, вся эта машина, загруженная неподвижными людьми, бесшумно плывущая по улице вымершего города, среди плетеных живых изгородей, страусовых деревьев, под безлунным небом, все время светлым, как перед зарей казалась не более реальной, чем тот бесконечный цветастый луг из фантастического спектакля.

Уже давно мы двигались прямой узкой улицей, пересекающей парк. Если это была не дорога, по которой я шел после преодоления ворот, то во всяком случае, могла быть ею. Те же самые узкие ленточки тротуаров, обрамленные белыми планками. Изредка просвечивающие сквозь деревья фонари. И то же самое кишкообразное строение, охватывающее город. Я увидел его на несколько секунд, прежде чем машина вплыла внутрь освещенного желтыми рефлекторами туннеля. Он был длинным. И все же, однако, я попал в другое место. Мы ехали все время прямо, и если бы строение, которые нас окружали, соседствовали с известными мне воротами, мы уже давно оказались бы на пристани. И даже над водой.

Все равно. Та часть города, или другая, это не имеет значения. Устье ручья с местом стоянки трансера я найду с завязанными глазами. В конце, концов, хватит одного моего слова, и дорогу мне укажет ракета.

Туннель внезапно осветился. Мы въехали в округлый холл с плоской крышей. Это была частная бетонная крыша. Никакого стекла или чего-нибудь в этом роде. Стены украшали узкие отверстия, приводящие на мысль бойницу в старинных замках. За ними, прямо напротив, устья туннеля, находились только широкие полукруглые двери, сделанные не панцирного металла. Словно внезапно, ни с того, ни с сего сменили сказку, в которой я выступал. С чудаковатой, полной неопределенной угрозы, но печальной и задумчивой, на унылую, но зато твердую расположившуюся в действительности. Только давних эпох.

Машина описала дугу, проезжая под стеной, потом замедлила ход и выехала на середину круга, где и остановилась. Щит с прикрепленными к нему креслами осел на бетонный пол.

Раздался один оборванный звук как бы лопнувшего колокола и фигурки вооруженных людей выпрямились. Они встали. Я не заметил, чтобы кто-нибудь из них опоздал хоть на долю секунды. В неизменной позиции остался только человек, сидящий напротив меня. Было даже чересчур понятно, что нас двоих не касается движение, которое началось внутри бункера.

Команда покинула машину и сгрудилась под панцирными воротами. Снова раздался короткий металлический звук, и стальная плита исчезла, словно сдутая, открывая с слабо освещенную нишу. Без спешки люди покинули круглый зал. Первым шел тот, кто взял у меня блузу. Я не заметил, однако, чтобы кто-нибудь давал какие-то приказы.

Этого момента ждал мой опекун. Он встал и, не заботясь об окружении, не меняя даже положения ствола, поспешил за остальными. Я двинулся за ним. Однако, я не ушел далеко. В метре перед воротами он задержался, обернулся и подсунул мне к глазам плоско выпрямленную ладонь. Я остановился. Ожидал, когда услышу шепот «извините», но он ничего не сказал. Зато я смог поглядеть ему в глаза. Они были никакими. Не слишком уж и большие, черные зрачки застыли неподвижно, метясь в верхушку моей головы. Не думаю, чтобы что-либо из того, что он видел, доходило до его сознания. И так, по всей видимости, и должно было быть. Он делал свое дело, как хорошо запрограммированный аппарат.

Он постоял так еще несколько секунд, после чего без единого жеста в мою сторону опустил ладонь и вошел в нишу, где уже находились все его товарищи. Едва он перешагнул порог, стальная плита ворот вернулась на свое место. Я остался один.

Не могу сказать, как долго я торчал без движения, бездумно всматриваясь в гладкую поблескивающую сталь и прислушиваясь, как будто я действительно надеялся что-либо услышать. Наконец, я опомнился. Машинально протер глаза и огляделся вокруг.

Свет, пронизывающий внутренность зала казался шедшим как бы из самого материала из которого были сделаны стены. Куда бы я ни посмотрел, я должен был жмуриться как будто именно в этот момент смотрел в направленный на меня прожектор. Но тут не было никаких прожекторов. Белые стены с несколькими десятками одинаковых отверстий, через которые в случае крайней нужды смогла бы протиснуться исхудавшая крыса. Я заглянул в ближайшее. С освещением, во всяком случае, они не имели ничего общего: узкая щель, ведущая в никуда. Заделанная наглухо, словно замурованная. Посередине покинутая машина. Округлая, как и все здесь. Плоский щит с небольшой выпуклостью в центральной части, несущей на ободе ряд обитых черным материалом кресел. Брошенное оружие, как бы бесполезное без обслуги. За машиной — устье туннеля. Все еще открытое, искушающее перспективой, и обозначенной мягким желтоватым светом. Но я не затем позволил себя сюда, чтобы возвращаться той же самой дорогой, не достигнув ничего.

Я попробовал восстановить в памяти положение выхода туннеля и его длину. Но напрасно. Не хватало пунктов ориентации. Земные критерии были тут так же пригодны, как, скажем компас.

В который раз я окинул взглядом стену и меня внезапно ударила мысль, от которой по спине у меня промаршировали ледяные мурашки. Эта крепость или караульная была построена не для развлечения. Пусть ее, что для условий войны тысячелетней давности. Но в одном отношении она была и могла оказаться даже чересчур современной. И достаточно хороша, чтобы я уже никогда не увидел ручья, где меня ждал Мота.

Экран. Если для строительства они применили достаточное количество металла…

Я стоял секунду как пораженный молнией.

Тишина стала почти осязаемой, я поддался впечатлению, что зал медленно, неумолимо наполняет какая-то клеистая жидкость.

Поведение людей, мертвенность города, неподвижность, все это действовало парализующе, даже если знаешь, что уйти — это только вопрос времени. Это время могло сейчас немного протянуться. Как та плоскость во время «концерта». На одну бесконечность.