Аркадий Львов - Две смерти Чезаре Россолимо (Фантастические повести)

Так оно и случилось: Мак открыл глаза, равнодушно глянул на женщину, поработал еще немного челюстью и замер. Поза его и лицо были крайне инертны, так что в равной степени вероятными представлялись и глубокая внутренняя работа, самосозерцание и неодолимая душевная усталость. Докторант отдавала, предпочтение последнему предположению, в пользу которого, кстати, говорила потребность Мака в психической разгрузке.

В этих условиях было бы попросту недопустимо травмировать человека, возлагая на него еще и бремя исповеди.

— Отдохните, Мак, — сочувственно произнесла Тета, — никто вас не торопит. Отдохните.

Мак не реагировал на эти слова: когда человек утомлен сверх меры, он не нуждается в благословении на отдых и, тем более, передышку. А речь шла именно о передышке, поскольку, обращаясь к Маку, докторант одновременно подала кому-то знак рукой. Мак едва ли заметил это движение, иначе появление нового лица не стало бы причиной его внезапного беспокойства.

— Оргоп-инспектор Эпсилон Кси, — назвалось новое лицо.

— Узнаете, Мак? — улыбнулась Тета.

Прямой нужды в этом вопросе не было: внезапное беспокойство Мака очень недвусмысленно свидетельствовало, что он узнал оргоп-инспектора Кси, первая встреча с которым произошла у фонтана.

— Я полагаю, узнает, — очень вежливо ответил за Мака Эпсилон Кси.

Потом оргоп-инспектор сказал, что в высшей степени приятно снова повидаться с человеком, который еще немного и раздробил бы ему шейные позвонки.

Докторант рассмеялась и погрозила пальцем:

— Кси, только, ради бога, не преувеличивайте!

— Тета, — очень спокойно возразил инспектор, — я ничуть не преувеличиваю. Теперь у меня в кабинете на самом видном месте стоит гравитатрон: он спас мне жизнь.

— Кси, — удивилась докторант, — но только что шла речь лишь о шейных позвонках!

— Не вижу противоречия, — развел руками Кси. — Когда железными пальцами дробят вам позвонки шеи, есть все основания полагать, что у вас навсегда перехватит дыхание.

Докторант расхохоталась, а Эпсилон Кси, тяжко вздыхая, сказал, что им, оргоп-инспекторам, всегда доставались одни шипы, между тем как оргоп-психологи даже с чертополоха срезают розы.

— Прекрасный образ, — восхитилась Тета, — но сильному мужчине, который располагает к тому же гравитатроном, способным пригвоздить к земле слона, не следует искать сострадания у немощной женщины. А вы как думаете, Мак?

— Мгы, мгы, — пробормотал Мак, не сводя глаз с оргоп-инспектора Кси, который в свою очередь тоже, хотя и не так явно, следил за человеком на манеже.

— Ну вот, — с торжеством произнесла докторант, — вы посрамлены, инспектор Кси!

Эпсилон опустил голову и признался, что в самом деле чувствует себя посрамленным, а затем, когда этого менее всего можно было ожидать, внезапно подался вперед и мгновенно, не давая Маку опомниться, сказал:

— Обоих парней вы швырнули с такой силой, что, ударясь о камни грота, они лишились сознания и упали в бассейн. Здесь, в воде, они должны были захлебнуться и погибнуть. Следовательно, ваша цель была убить их! Отвечайте прямо: так или не так?

Глаза Мака налились кровью, мышцы вздулись буграми, нижняя челюсть резко выдвинулась вперед, но все это были знаки бессильной ярости: никелированный барьерчик-гравитатрон не реагировал на человеческие страсти.

Эпсилон Кси улыбнулся и посоветовал Маку не тратить зря энергию: она пригодится ему в другом месте, для другого дела.

— Инспектор Кси, — строго приказала докторант, — немедленно прекратите: вы позволяете себе опережать события, ссылаясь на решения, которые еще не приняты и неизвестно, будут ли вообще приняты! Вы нарушаете основной принцип права: от следствия — к обвинению!

Это был исключительный по своей серьезности упрек, и Эпсилон Кси произнес примирительно, даже с грустью:

— Тета, вы негодуете, а ведь он и сейчас ведет себя вызывающе. Попробуйте-ка отключить гравитатрон, и тогда позиция инспектора Кси покажется вам… Что вы делаете! Оставьте, Тета, слышите, оставьте, вам говорят, он же превратит нас в форшмак!

— Эпсилон, возьмите себя в руки, возьмите себя в руки, Эпсилон, — приговаривала оргоп-психолог, понемногу, но неуклонно, отключая усилитель гравитации. — Мак вовсе не чудовище, каким вы силитесь его представить, Мак — очень спокойный, очень выдержанный человек, и он не сделает шагу, не шелохнется, пока мы не разрешим ему этого. Не сделает… не шелохнется… не сделает… не шелохнется…

Докторант с большой точностью предвосхитила поведение Мака — он не двинулся, не шевельнулся. Но удивительнее всего было другое: он даже не сделал попытки изменить свое положение!

— Мак, — Тета говорила очень твердо, но безо всякой назидательности и скрытой угрозы, — докажите инспектору Кси, что вы умеете владеть собою, как истый джентльмен, и уважаемому инспектору очень не помешало бы взять у вас дюжину уроков.

Мак покачал головой, и Эпсилон Кси, придя в себя после первого потрясения, пробормотал:

— Благодарю вас, непременно, благодарю вас.

Мак продолжал качать головой, а Тета все нахваливала его, вроде бы вознаграждая за усилия.

— Ну вот, — сказала она, — ничего страшного, Эпсилон, как видите, не произошло. И я включаю усилитель лишь для того, чтобы поберечь ваши нервы. Кстати, вам не приходило в голову, что можно бы подать прошение о внеочередном отпуске для поправки здоровья? Морские купания в Гаграх, Трапезунде, Каролина-Бугазе очень показаны при нервной и психической астениях.

Последние слова — насчет астении — были, по сути, открытой издевкой, однако инспектор Кси нашел в себе твердость отреагировать на них вполне благоразумно, то есть принять их всерьез, как если бы это был совет встревоженного друга.

— Спасибо, Тета, — тихо произнес инспектор, — я всегда дорожил вашим мнением.

Принося свою благодарность, Эпсилон смотрел почему-то не на Тету, которой она адресовалась, а на Мака, точно самое важное сейчас была не ее, а его реакция на эту благодарность, означавшую, что инспектор в самом деле признает себя не совсем здоровым. В подобном признании оргоп-инспектора содержалась определенная возможность для Мака найти оправдание своим действиям, которые, по настоянию инспектора Кси, квалифицировались как прямое, ничем не прикрытое, посягательство на права и жизнь должностного лица. Мак, однако, оставался безучастным, словно бы весь разговор докторанта с психологом вообще не имел к нему касательства, так что просто бессмысленно было выискивать в нем какие-то благоприятные для него, Мака, возможности.