Зиновий Юрьев - Дарю вам память (С иллюстрациями)

— Что ты хочешь сказать?

— Я сказал просто так… Я не знаю…

— Хорошо, Лик Карк. Прочти ответ на экране.

И в эту же секунду экран серебристо засверкал, и на нем появились четкие черные буквы: «Встречи не разрешаются».

Лик несколько раз моргнул передними глазами, чуть повернул голову, чтоб экран попал в поле зрения бокового глаза. Не может этого быть. Как это — не разрешается? Почему? Этого же не может быть! Как же теперь без Чуны? Тоненькие ножки, которые она постоянно чистит одну о другую. Влажные большие глазки. «Нет, Лик, это нехорошо, это невежливо».

В нем поднималась слепая ярость, которая всегда охватывала его, когда ему казалось, что товарищи подтрунивают над ним. Как это — не разрешается?

Зеленый огонек на панели погас, потемнел экран, выключилась красная лампочка. Лик знал, что нужно встать и выйти, но не мог. Из соседней кабины донеслись жалобные стенания старухи. Как голодный маленький опослик, пронеслось в голове у Лика. Значит, ему нельзя встречаться с Чуной, нельзя! Не понимая, что делает, он схватил контактный ключ и изо всех сил ударил по серевшему в полумраке кабины экрану. Посыпались осколки стекла и где-то тоненько задребезжал звонок. Старуха в соседней кабине перестала стонать.

Звонок дребезжал теперь уже громоподобно. Казалось, вотвот лопнут уши от нестерпимого шума, но и сквозь него Лик услышал топот множества ног. А может быть, ему показалось, но прислушиваться было некогда. Он выскочил из кабины с бешено колотящимся сердцем. Бежать в дверь было безумием: туда сейчас ворвутся стерегущие, схватят его.

Он стремительно помчался вверх по стене, больно ударился головой о какой-то выступ, замер. В дверь вбежало несколько асов. Даже в полумраке зала мерцали их красные шейные знаки. Шестой сектор. Стерегущие.

— Кто это сделал? — закричал один из них. — Ты? — Он вытащил одним рывком старуху из кабины. Одна нога у нее была высохшая и шея с фиолетовым знаком десятого сектора, сектора Лика, была кривая.

— Не-ет! — завизжала старуха.

— Как — нет? — грохотал стерегущий. — Как же нет, когда ты сидела без всякого контакта?

— Я ничего не знаю, я просила машину, да будет благословенно имя ее, чтобы она разрешила мне умереть, но получила отказ. Я сидела в горе и не могла встать…

— Что-то ты, старуха, юлишь, — подозрительно сказал второй стерегущий, огромного роста ас с могучей толстой шеей. — Как это так: машина, да будет благословенно имя ее, не велела тебе, значит, сковыриваться до срока, а ты сидела в горе?

— Он фыркнул. — Врешь ты все, старая. Зачем экран разбила?

— Но я же сидела в этой кабине, — жалобно заскулила старуха, — вы ж можете проверить! Зачем же мне нужно было бы бежать в другую кабину и чего-то там делать?

Старуха неловко согнула здоровую переднюю ногу и грузно рухнула на пол. Великан-стерегущий нерешительно почесал голову, осторожно пнул ногой простертое тело:

— Ладно, проверим. Мы вообще проверим, чего это ты о смерти просила, ясно? — Он засмеялся. — Если все начнут машину о таких пустяках просить, это представляешь, какая очередища вытянется?

— Ладно болтать! — угрюмо буркнул первый стерегущий. — Тебе бы только зубы скалить. Послушай, старая, а кто еще был, кроме тебя, в помещении?

— Откуда я знаю? Я вам говорила. Я сидела в своей кабине и просила, чтобы мне разрешили умереть, сил больше нет…

— Ладно болтать! Сил, видишь ли, нет. Вставай, мы тебя забираем…

— За что, господа стерегущие?

— Там разберутся.

— Я ж вам честно говорю, я…

— Все вы так! — фыркнул великан. — Сама, говоришь, ордер на смерть просила, а теперь боишься, что тебя арестовывают. Вставай, вставай! Ишь, развалилась!

Он поддел одной ногой старую асу и быстрым, неуловимым движением подбросил ее в воздух. Старуха испуганно пискнула, но он поймал ее и поставил на ноги.

— Пошли.

Стерегущие еще раз осмотрели зал. Боковые глаза у них были открыты, и головы их от этого казались прозрачными в полумраке.

Они вышли, и Лик хотел было броситься вниз, к выходу, но страх сковал его. Конечно, можно было бы успеть сейчас выскочить, пока не пришли другие стерегущие, но его наверняка узнают. Ведь машина-то точно знает, кто совершил величайшее преступление на Онире — поднял руку против машины, да будет благословенно имя ее. Вот тебе и благословенно. Заклинание звучало сейчас насмешкой. Если бы он мог, как старуха, стремиться к смерти… Он бы тогда не стал спрашивать разрешения. Он бы распустил тогда присоски на ногах и рухнул вниз, на каменный пол зала.

Он посмотрел вниз. Пол был далеко, и Лик представил, как лежит внизу с размозженной головой, со сломанными, вывернутыми в суставах ногами. И никто даже не пожалеет его. Кому он вообще нужен? Никому. Уж подавно ни отцу, ни матери. Он им и живой не нужен, а уж о мертвом и подавно не вспомнят. Чуна… Чуна… И вдруг остренькая, колючая мысль кольнула его. Мвшина знала о том, что он хотел стать программистом. Но он же никому никогда не говорил об этом, кроме Чуны. Значит, она предала его. Он же знает, что никто на Онире не имеет нрава хотеть. Хотеть может только машина. Только она может хотеть, одна за всех асов, за мать, отца, Лика, Чуну. Предала, предала… А может, сказала своей матери? Ну и что? То же самое предательство. Теперь он был уже совсем один в холодном и враждебном мире, совсем один.

И таким он показался себе маленьким и заброшенным, что вдруг в малую долю секунды понял кривую старуху, что молила машину о смерти. Как хорошо было бы умереть! И пусть его никто не вспоминает, кому он нужен? Он зажмурил глаза. Сейчас он отпустит присоски на всех четырех ногах и рухнет вниз, и серый холодный пол прыгнет навстречу ему. Ну, чего ж он не падает? Но он не мог упасть, потому что разжать присоски было свыше его сил.

Но так или иначе, сидеть па карнизе здания и ожидать, пока тебя найдут стерегущие, было глупо. Лик прислушался. Тихо как будто. Он уже напряг было мышцы, как услышал жужжание платформы. Жужжание стало громче и вдруг стихло у самой двери. Должно быть, платформа остановилась.

Сейчас войдут. Лик спрыгнул на пол, бросился к выходу и угодил прямо в великана-стерегущего, который уже был здесь.

— Ты что здесь делаешь? — спросил подозрительно великан.

— Я? Да вот услышал, здесь что-то произошло, вот и заглянул…

— Когда это ты услышал? От кого? — быстро спросил стерегущий. — Ну-ка, отвечай. Отвечай, я тебе говорю! — повысил он голос.

Смертный ужас объял Лика. Не понимая, что говорит, он забормотал:

— Господин стерегущий, я проходил по улице, дверь была открыта, я услышал голоса, старушечий голос и еще мужские. Они ссорились…