Владимир Немцов - Осколок солнца
В столовой за завтраком Багрецов сидел один, за обедом - тоже. Никто к нему не подходил. Тимка, казалось, был увлечен беседой с Кучинским. Тут же тоненько смеялась Маша, поддакивая, и, когда встречалась с взглядом Вадима, брезгливо отворачивалась.
А он лениво мешал ложкой в тарелке и не смел поднять глаз. Больше всего его мучило то, что Тимка не сочувствует.
У них уже был разговор о Кучинском. Тимка наотрез отказался чернить его перед Курбатовым.
- Совестно такое говорить. Не по-товарищески.
- Какой же он тебе товарищ? - спрашивал Багрецов.
Но Тимка был тверд и упрекал Багрецова в "необъективности".
Вероятно, доля истины тут была, но Багрецов этого не понимал.
Интересно устроена человеческая память: назад, в прошлое, мы смотрим, будто сквозь хрустальную призму. Если смотреть в нее на тусклое окно, на письменный стол, на людей мрачных и усталых, на окружающий тебя мир, то всюду видишь радужные контуры. Они весело очерчивают угрюмое лицо, лист бумаги, переплет книги, оконную раму - все, что ты видишь через призму. Такой радужной представляется нам юность, и если были в ней горести и печали, все равно они прекрасны, потому что неповторимы.
Но кто бы пожелал оказаться в положении Багрецова? Все против. Он одинок. Можно ли ему не посочувствовать?
Жора, упоенный своей победой, остановился возле стола, где сидел задумчивый Багрецов, и, посасывая зубочистку, процедил:
- Печальный демон, дух изгнанья...
Наклонившись над тарелкой, Вадим делал вид, что занят едой, а внутри все. кипело. Он боялся вспылить, наговорить дерзостей.
А Кучинскому хотелось нащупать Димкино больное место. Что же в конце концов произошло? Вчера поздно вечером Димка и аспирантка мило беседовали на дальней скамейке, а сегодня избегают друг друга. Маруся тоже на него зверем смотрит. Сложные взаимоотношения! Кто в них разберется? А вдруг Лидия Николаевна приревновала Димку к Марусе? Забавная история!
Больше ничего не мог придумать Кучинский, воображения недоставало. Да это и понятно. На привычных ему вечеринках с танцами под радиолу все ссоры объяснялись просто: неудачный флирт, мелкая ревность, грязная сплетня. Других поводов и не было. Мелкие дела, мелкие интересы, не люди, а инфузории. Багрецов однажды назвал Жорку "говорящей амебой". Этой "амебы" Кучинский ему до смерти не простит.
- Плохо твое дело, старик, - сказал он комически унылым голосом и по привычке уперся в стол животом. - Никакого аппетита. Вот и Лидия Николаевна не пришла, тоже аппетит пропал. От жары, что ли?
Вадим бросил ложку.
- Чего ты от меня хочешь?
- Ничего. Кактус ты, а не ребенок. Весь в колючках, дотронуться нельзя.
- Вот и не трогай.
- Ладно, старик, поостерегусь. А что я сказал? Лидию Николаевну вспомнил. Марусенька тоже ее вспоминает. Правда?
Сидевшая за соседним столиком Маша вздрогнула и потупилась. "Неужели Лидия Николаевна рассказала не только Багрецову, но и этому болтуну? Вот уж не ожидала". А Кучинский, не зная истинной причины ее волнения, приписал это своей проницательности, Значит, он прав: Марусенька приревновала.
Лениво покачиваясь, он сказал, обращаясь к Багрецову:
- Жалко мне тебя, старик. За двумя зайцами погонишься...
- Пошляк! - в ярости вскрикнул Вадим, вскочил и неосторожно опрокинул тарелку. - Амеба! Да я не знаю, что с тобой сделаю!
Он подступил к Жорке, сжимая кулаки, а тот, втягивая голову в плечи, пятился назад и бормотал:
- Ну, ты не очень... не очень. Пошутить нельзя...
Стоя в дверях, Курбатов и Лида молча наблюдали эту сцену. Жорка их заметил первым, что придало ему бодрости, и он приосанился.
- Выпей воды, старик. Надоели мне твои фокусы.
Курбатов подозвал к себе Багрецова.
- Придется вас откомандировать. Не вижу другого выхода.
Опустив голову, стоял перед ним Вадим и бездумно смотрел, как из-под стола выползал мутный ручеек пролитого супа.
- Павел Иванович, простите его. - Бабкин разводил руками, искал слова и не находил их. - Не понимаю, что с ним такое... Жара, климат... Не знаю.
- Тем более, - сухо прервал его Курбатов. - Один справитесь.
Лиде было до слез жаль Багрецова, но, вспомнив вчерашнюю историю и ее последствия (сейчас только она получила выговор от Курбатова за небрежное хранение лабораторных записей), не могла найти в себе силы вступиться.
- Мне очень неудобно, Павел Иванович. - Жора смущенно прикрыл глаза длинными ресницами. - Но я тоже за него прошу. Шуток человек не понимает. Вот и получается: бухнешь иной раз, не подумавши, а он - на дыбы. Вы меня простите, пожалуйста...
Роль благородного друга Кучинскому удалась в совершенстве. Лида ему улыбалась, Бабкин просветлел лицом, Маша взглянула на него восторженно, и даже у Павла Ивановича на губах показалась добродушная усмешка. Но Жора переборщил и все испортил.
- Мы с ним давнишние друзья, - сказал он, обнимая Вадима. - И отныне будем жить в мире.
Багрецов с отвращением сбросил его руку.
- Никогда. Ты мне чужой... И не только мне, а всем честным людям. Жаль, что не все понимают это.
- Оставьте его, - приказал Курбатов, когда Бабкин бросился к Вадиму. - Он сам ничего не понимает.
Эта сцена возмутила Павла Ивановича. В своем упрямстве мальчишка далеко зашел. Все ему нипочем. Но гневный искренний его порыв заставил Павла Ивановича задуматься. Так ли уж он прав, когда упрекал Багрецова в клевете? Вряд ли он мог так искусно играть в принципиальность. Если бы старался скрыть свои нечестные поступки, то вел бы себя иначе, а не лез на рожон. Подлые дела обычно прячутся в темноте, а Багрецов либо чересчур наивен, либо ни на что подобное не способен.
В столовой остались Курбатов и Лида. За другим столом - Кучинский с обиженной миной. Он обратился с каким-то вопросом к Павлу Ивановичу, но тот ответил односложно, из чего Жора понял, что начальник не оценил как следует его благородный порыв в защиту Багрецова. Это вызывало тревогу. А вдруг Нюрка призналась во всем или ее застала Михайличенко, когда та выписывала формулы? Во рту сразу пересохло.
Кучинский наскоро выпил чай и пошел в аккумуляторную. Надо все узнать. Дождавшись, когда Маша понесла аккумуляторы в лабораторию, он приоткрыл дверь. Нюра сидела за столом и что-то отмечала в журнале. Услышав шаги, она подняла испуганные глаза, в которых Жора прочел самое страшное, чего так опасался. Пряча волнение, он стал расспрашивать. Убедившись, что Нюра его не выдала, посоветовал: если вновь зайдет разговор о тетради, ссылаться на ревность, на любовь и ни в коем случае не открывать истинную причину.
- Не могу. Совестно, - низко наклоняясь над столом, говорила Нюра. - Разве бы я когда позволила...
- Вы, Нюрочка, эти шуточки позабудьте. Ничего не выйдет. - Жора взял с окна зубило, которым она раскалывала куски едкого калия, подбросил его на руке. - Кто вас, девочки, знает, на что вы способны? Некоторые пользуются вот этим инструментом не по назначению.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});