Димитр Пеев - ЛУЧШИЙ ИЗ МИРОВ (Сборник НФ 1964 г.)

Вдруг, как бы спохватившись, он быстро сбежал по ступеням вниз и стал прямо перед нами. Мне казалось, что я вот-вот сойду с ума. Я не верил, что лицо Корио может иметь такое выражение. Я никогда не представлял, что человеческое лицо может быть таким одухотворенным, вдохновенным, радостным. Его глаза излучали яркий свет, волосы искрились в лучах заходящего солнца, губы двигались, расходясь в счастливую улыбку.

— Корио, это ты? — задыхаясь, пролепетала Олла.

Вместо ответа Кориа бросился к ней, оторвал ее от меня и, подхватив на руки, побежал.

— Корио, Корио! — кричал я, едва поспевая за ними.

На мгновение он остановился и весело посмотрел на меня.

— Ну и смешной же ты, Авро! Только люди, потерявшие здравый смысл, пытаются догнать влюбленных!

Я остановился, взял ком снега и начал тщательно растирать им лоб.

Я пошел вперед, прямо по снегу, туда, где парк переходил в лес. Я вдыхал упругий морозный воздух и смотрел на покрытые снегом ели, которые обрели свой вечно сказочный вид. Лес кончился, а я все шел и шел через снежное поле, туда, где сгущались зимние сумерки. Моя тень с каждой минутой вытягивалась передо мной, и я шаг за шагом наступал на нее. Но вот меня нагнали еще две тени, и я пошел медленнее, чтобы увидеть их. Они шли рядом.

Тогда я круто свернул в сторону, чтобы уступить им дорогу.

В.РАЙКОВ (Болгария)

БОЛЬШИЕ ДЕТИ ЖИЗНИ (Национальная премия)

Перевод с болгарского З.Бобырь

Май положил паяльник на подставку и выпрямился. Ему трудно было работать среди паутины тонких проводов. А произвести исправление было сложно: обрыв случился в дальнем конце шасси.

Май закурил и обернулся к жене. Она лежала на диване у окна и читала книгу. Было что-то особенно привлекательное в ее личике с чуть вздернутым, вызывающим носиком. Карие глаза блестели. От мягких очертаний ее плеч и рук, от всего ее стройного тела веяло той неуловимой женственностью, которая превращает девочку во взрослую женщину.

— Начнем, Кристи?

Она отложила книгу, встала и молча подошла к штативу, где на тонкой нитке была привязана пчела.

— Я готова.

— Так начнем, — сказал он и повернулся к аппарату.

Молодая женщина начала дразнить соломинкой пчелу, легонько гладила ее по тельцу, осторожно притрагивалась к голове и лапкам. А Май поворачивал верньеры с упрямством, о котором его коллеги нередко говорили: «После двухчасового ожидания всякий осел уступит ему дорогу». Май поворачивал верньеры, а его глаза, покрасневшие от продолжительной бессонницы, не отрывались от сигнальной лампы.

Вдруг аппарат затрещал, и Маю послышалось что-то очень похожее на человеческий голос: «…задумался о чем-то серьезном?» Рука у него замерла в этом положении, но слова растаяли, как пар в воздухе. В тот же момент лампа мигнула и погасла.

Май изумленно поглядел на аппарат и начал вращать верньер в обратную сторону, на этот раз очень медленно. Вскоре в окошке приемника снова появился зеленый свет, а в ушах раздался человеческий голос: «…еще испортится. Это не дело. Ну, ты! Ты что, взбесилась? Ступай на место!»

Май обернулся так резко, что стул оставил царапину на блестящем паркете. Жена продолжала дразнить злосчастную пчелу. Она обернулась к нему, словно хотела спросить, о чем-то. Они смотрели друг на друга долго, очень долго, не говоря ни слова. И вдруг в ушах у Мая снова прозвучал голос, заглушаемый мягким треском аппарата: «Бедный! Он похож на больного. Под глазами черные круги, лицо осунулось… Боже мой, этот человек погубит себя! Но как…»

Май вскочил, зашагал по комнате, ища что-то глазами. И тут он понял, что голос исчез, что он больше не слышит его. Он внимательно вслушался, словно стараясь уловить что-то, лежащее за пределами человеческого слуха. Ничего! Только тогда он понял: в сущности, «голос» совсем не был похож на голос. Май не мог вспомнить ничего о его тембре и силе, о теплоте этого голоса. Если бы не потрескивание аппарата, он подумал бы, что это его собственные мысли, а не чужой голос… Его мысли?.. Но он в этот момент ни о ком не думал! Он не думал вообще ни о чем, он только наблюдал…

Неожиданно Май почувствовал, как кто-то схватил ему голову клещами и беспощадно сжимает их. В последнее время он никак не мог отделаться от этих сводящих с ума головных болей. Сейчас он едва не застонал, но вовремя опомнился: Кристина не должна знать об этом. И он только провел рукой по пылающему лбу и опустился на диван, почти теряя сознание от нестерпимой боли.

— Май, что с тобой? — Голос жены заставил его быстро очнуться, — Тебе плохо? Ты очень побледнел…

Он видел, что она сильно встревожена.

— Ничего, Кристи. Уверяю тебя. Я немного устал.

— Знаю я твое «немного устал»! Ну, довольно работы на сегодня! Одевайся, пойдем погулять!

— Что такое? Да, да, пойдем. Только попробуем еще раз, хорошо? Давай, Кристи!

— Ты неисправим, Май, — примирилась она в конце концов. — Хорошо, но сейчас же после этого пойдем, слышишь?

Он большими шагами направился к аппарату. У Мая было такое впечатление, что по мере того, как он подходит, сигнальная лампочка разгорается.

И вдруг в уши ему ударило знакомое заглушенное потрескивание. Но оно — оно словно не в ушах у него. Оно словно раздается где-то внутри черепа, в самом мозгу. А в следующее мгновение что-то завладело его сознанием, парализовало волю, и в голове начали складываться мысли… чужие мысли… «Нет! Если отложить, когда еще придется! Сегодня пойдем. На этот раз я не отступлю!»

Май обернулся и изумленно поглядел на жену. Нет, не похоже, что она только что обращалась к нему. Она только глядела на него пристально, не на шутку испуганная безумным огнем его глаз.

— Что с тобой случилось, Май? Возьми себя в руки!

Он едва смог произнести дрожащим голосом:

— Кристи, подумай о чем-нибудь! Произнеси мысленно хоть одну фразу!

Его волнение мгновенно передалось ей. Она долго стояла, как загипнотизированная, неспособная даже думать. Постепенно взгляд у нее прояснился, и она устало опустила руки. А в голове у Мая послышался заглушенный стук, и тот же таинственный внутренний голос произнес: «Ты неисправимый осел, дорогой мой. Напугал меня, просто ужас!»

Лицо у Мая просияло. Он выпрямился, торжественно поднял руку, отчетливо проговорил:

— Ты неисправимый осел, дорогой мой. Напугал меня, просто ужас!

Кристина окаменела. На лице у нее отразился невообразимый страх — первобытный человеческий ужас перед необъяснимым. Но Май подошел и обнял ее.

— Не бойся! Ничего плохого не случилось. Я объясню тебе, слышишь, я сейчас тебе все объясню. Случилось нечто невероятное, Кристи! Я могу слышать чужие мысли. Вернее, я могу «думать» их. Я никогда и не мечтал ни о чем подобном, настолько фантастично это звучит. Только сейчас я сам начал понимать в чем дело.