Маркоша - Пазл

А дальше - больше. Но, экспозиция была почти понятна ему. Баклан от сознания этого даже сам себя зауважал. Будто кто-то, кто построил музей, чудными весами взвесил его интеллектуальные возможности, определил его ай къю, и выдавал ему информацию на пределе того, что он мог понять, на самом-самом пределе. На одном из очередных этажей была действующая схема черной дыры с обширными математическими раскладками и комментариями. Конечно, он не все понял, но суть того, что хотели довести до зрителя, он усвоил. Кроме того, что было там - внутри. Ему не показали даже формулы, описывающие душу черной дыры, наверное, люди пока не придумали символы, описывающие тот мрак.

На следующем этаже показывалась связь нашей вселенной с другими доменами через черные дыры и каверны между вселенными. Граничащие с нашей вселенной домены были совершенно другими, лишь в одном из полутора десятков, есть звезды, но галактики там совсем не как наши, а длинные, очень сильно вытянутые, как длинные огурцы, с таким же, как у нас, множеством звезд, так Баклану показалось. В пространной сноске внизу четко расписывалось, в чем различие между существующими вселенными. И ещё, будто намёк, но он понял так, - в бесконечной вселенной не может быть конечного числа миров.

Что Большая Вселенная бесконечна во времени не только в будущем. Она бесконечна и в прошлом. И всё то, что возможно, будет в будущем, наверняка уже когда то было в бесконечном прошлом. Что все возможные варианты будущего уже когда то были.

Что возможности чего-то нового почти нет. И не из-за витков пресловутой спирали. Просто, слишком велика вероятность повторения. И даже не вероятность, а непременная обязательность, в любом из всех возможных вариантов развития событий.

Но, для Баклана это было уже слишком.

Единственным и важным, что его заинтересовало в последней экспозиции предпоследнего этажа, было то, как вселенные взаимодействуют друг с другом в местах, где пространства соседних доменов соприкасаются и обмениваются потоками невероятных энергий.

Совсем понятными, на первый взгляд, ему показались и многочисленные параллельные вселенные, Баклан даже постоял минут десять разглядывая показанное, было очень занятно, как красивая виртуальная игрушка работала схема - сначала маленькая точка разрастаясь из ничего поглощала большую, которая в это время уменьшалась, потом сама в своею очередь резко увеличивалась, и когда их размеры и конфигурация совпадали там творились очень интересные вещи, но, говорилось в комментариях, должно совпасть и течение времени и размеры, чтобы вещество, пространство и время параллельных пространств могли взаимодействовать. Параллельных вселенных много, бесчисленно много, и иногда у некоторых из них совпадали и течение времени и размер.- Картина!

Вот и последний, самый нижний этаж. Ему показывали саму суть вещей. Казалось, еще совсем чуть-чуть и он поймет, поймет что-то, что-то такое, о чём до сих пор не имел ни малейшего понятия, и как это что-то выглядит и что несет с собой, он представить естественно не мог. Баклану показывали сам принцип устройства всего, казалось будто бы кто-то необъятный, сгустившись в темную тучу за его спиной, вскрыл саму суть всего,

и сейчас, прямо перед ним, проводит трепанацию вечности. Казалось еще чуть-чуть и он увидит и узнает, нет, не Всё, а Почти Всё, но только то, что не разрушит Его мир, весь тот мир, который внутри него, и позволит жить дальше. Баклана била крупная дрожь, колени дрожали, ноги стали ватными, сам он понимал, что больше ему знать не стоит, что уже достаточно, что где то, совсем рядом с ним есть граница, предел, который он должен определить сам. Болела, раскалывалась голова, и он, особым, незнакомым раньше чувством понимал, что сейчас, через пару секунд, ему придется решать вопрос, какого он не решал никогда. И действительно, в конце анфилады залов с экспозициями высветился своей пустотой и отсутствием экспонатов, кажущийся от этой пустоты гораздо больше остальных зал, в дальней стене которого скучающе и грустно маячила одинокая дверь. Совсем не такая как входные, не похожая на всё остальное в этом грандиозном музее.

А скромная, с шелушащейся местами краской и совсем простой металлической ручкой.

Чем-то она манила и звала его, эта Последняя дверь. Баклан явно чувствовал, и он бы не сказал, что чувствовал опасность, он явно ощущал мудрую и зловещую, внимательно наблюдающую за ним Абсолютную Пустоту, исходящую падающими мимо него водопадами первородного, абсолютного ужаса. Страха не было. Пришла мудрость.

Вдруг вспомнил Фунта, своего сына Ванюшу, и волшебную, украшенную звездами синюю ночь, там, наверху. Как зачарованный, Баклан замер перед последней дверью, как бандерлог перед Каа, и сейчас он сам, будто со стороны, видел себя почти таким, нет, не бандерлогом, а каким-то маленьким карликом с длинной седой бородой в обезьяньей позе, стоящим с мудростью миллионов рас и поколений людей перед самой большой тайной.

Хотелось, больше всего на свете ему хотелось открыть её и заглянуть туда.

Достал из пакета бутылку, сделал, один за другим два ёмких, вернувших к реальности глотка, мотнул из стороны в сторону головой, и, закрыв глаза, отвернулся от Последней двери , с огромным трудом сделал несколько шагов назад. - Ещё не время, погоди, я ещё не допил. Оглянулся назад, прощаясь с Последней Тайной, - и не докурил! Человек понимал, что только что прошел тест, сдал главный экзамен. Что теперь ему позволят жить дальше. И не только ему, а всем, всем людям вселенной. Бесчисленному количеству народов и рас людей. Баклан не мог даже примерно предположить, а что же было Там?

И только потом, когда он быстрым шагом поднялся наверх, к монументальным колонам и прохладе синей ночи, к нему, как осознание прошедшей мимо смертельной опасности, пришло видение, явился образ сгустившегося в черную тучу клубящегося мрака, того жуткого и ужасного НИЧЕГО, которое и было ВСЁМ.

В окна музея заглядывали яркие тропические звезды. Запели свои ночные песни цикады. От их стрекота стало намного уютней. Баклан чувствовал себя будто на Земле, в музее Индии или другой древней и удивительной страны. От нижних этажей супермузея Баклан получил ни с чем несравнимое удовольствие - годами не утоленное любопытство явно насыщалось, но, как всегда хотелось большего. Ему стало интересно - что приготовили для него верхние этажи? После того, как ушла таившаяся за той дверью опасность, человек испытывал легкую эйфорию, и ему хотелось свершений, может даже подвигов.

Он поднялся наверх, в большой вестибюль, и вышел на улицу, к колонам фасада музея. Город спал. Уютно и сказочно мерцали фонари. В некоторых домах горел свет.