Фрэнк Герберт - Барьер Сантароги

Он услышал её истерический вопль:

— Не подходи ко мне! Я люблю тебя! Не подходи!

Он стоял, поражённый происшедшим, во внезапно наступившей тишине и очнулся, когда хлопнула дверца машины, стоявшей на дороге. Включились фары, а потом в направлении города поехал автомобиль.

Он вспомнил мягкий лунный свет на её лице в сиянии звёзд, два чёрных отверстия для глаз. Не лицо — а маска. Он побрёл обратно к грузовику, в голове мелькали беспорядочные мысли: «Я люблю тебя! Не подходи!»

Что же мне на самом деле известно о Дженни? — спросил он себя.

Ничего… кроме того, что она любит меня.

А как же это её: «Не подходи»?

Возможно ли, чтобы Дженни решилась говорить с ним таким требовательным тоном, умолять, приказывать?

Ему показалось, что он начинает сходить с ума от паранойи. Её слова превосходили границы раздражительности влюблённого человека.

«Ты опасен. Мы все это знаем».

В самом деле, должны знать.

Во время того единения, осуществлённого благодаря действию Джасперса, которое он пережил у озера, они должны были узнать, что он представляет для них опасность. Если бы ему удалось держаться подальше от той ерунды, отбросить её — поняли бы они, что он опасен для них?

И что же им теперь остаётся делать, когда им известно, что он опасен? Ведь его действия нельзя расценить иначе, как предательство?

Сантарога представилась ему, как некая обманчивая завеса спокойствия над бурлящим потоком насилия. Да, эти снисходительные, самоуверенные, как боги, сантарожанцы возвысились над первобытными силами природы. Но этот примитивизм не исчез, он остался, приобрёл ещё большую взрывную силу, потому что теперь он стал незаметнее, сжавшись в тугую пружину.

«Дженни должна ощущать это,» — подумал Дейсейн. Её любовь к нему не позволила бы ей выкрикнуть ему в лицо эти безумные слова: «Не подходи ко мне!»

Крик девушки всё ещё звенел у него в ушах.

И именно так нашли свою смерть те два предыдущих исследователя — вызвав срабатывание этой заведённой пружины, которой являлась Сантарога.

В сознание Дейсейна проникли чужие голоса, шедшие с другой стороны грузовика недалеко от дороги. Один голос определённо был женским. В отношении двух других он не мог быть уверен. Дейсейн обошёл вокруг грузовика и внимательно начал всматриваться в тёмные пруды и песчаные холмы — ландшафт, заливаемый бледным лунным светом.

И тут среди холмов появился фонарь. Кто-то принялся водить им из стороны в сторону. Дейсейн увидел три смутно различаемых вблизи этого света фигуры и сразу вспомнил о ведьмах из «Макбета». Эти фигуры спустились вниз с холма, обошли пруд и вышли к стоянке.

Дейсейн не знал, следует ли ему окликнуть их. Возможно, они сбились с пути. Как же ещё можно объяснить то, что эти трое человек находятся здесь посреди ночи?

От компании донёсся смех, в котором смутно различались детские нотки. Потом тишину ночи разорвал чёткий женский голос:

— О Пити! Как хорошо, что ты пошёл с нами!

Дейсейн прокашлялся и сказал:

— Привет! — Потом громче повторил: — Привет!

Луч света сместился в его сторону. Звонкий женский голос произнёс:

— На стоянке кто-то есть.

В ответ послышался невнятный мужской бас.

— Кто там? — спросила женщина.

— Просто водитель, — ответил Дейсейн. — Вы сбились с дороги.

— Мы вышли на охоту на лягушек. — Этот голос очень напоминал голосок мальчика.

Три фигуры направились к нему.

— Не лучшее место для пикника, — заметила женщина.

Дейсейн внимательно разглядывал приближающиеся фигуры. Слева был мальчик — без сомнения, мальчик. Похоже, он нёс лук, а через плечо был перекинут колчан со стрелами. Женщина держала в руках острогу, а на плече висела мешковатая сумка. Мужчина нёс фонарь и верёвку с нанизанными на неё гигантскими лягушками. Они остановились около грузовика, и женщина, оперевшись спиной о него, сняла одну туфлю и высыпала попавший в неё песок.

— Вот отправились к пруду.

— М-м-м! — промычал мужчина.

— Мы уже поймали восемь, — похвастался мальчик. — Мама поджарит их на завтрак.

— Пити так хотел этого, — заметила женщина. — Я не могла отказать ему, в первый день, когда он дома.

— Я прошёл испытание, — сказал мальчик. — Папа не прошёл, а я прошёл.

— Понимаю, — произнёс Дейсейн. Он оглядел мужчину в свете фонаря, отражавшегося от алюминиевого борта кузова грузовика — высокий, худощавый, довольно неуклюжий; из-под вязаной спортивной шапочки выбивалась прядь каштановых волос. У него были безучастные глаза — просто какие-то две голубые стекляшки, где не было никакой мысли.

Женщина опять надела на ногу туфлю, а потом повторила то же действие и со второй. Она закуталась в тяжёлый плащ, отчего казалось, что её фигура отлита в рифлёной бочке. Она была невысокого роста, не доставала и до плеча мужчины, но в ней ощущалась целеустремлённость, которая напоминала Дейсейну Клару Шелер со стоянки подержанных автомобилей.

— Билл — первый из восьми поколений в семье, кто не выдержал испытаний, — сообщила женщина, надевая туфлю и выпрямляясь. — Они думают, что это из-за диеты его матери, которой она придерживалась, когда вынашивала его. Мы обручились раньше, чем… Но почему я всё это рассказываю вам? По-моему, мы не знакомы.

— Дейсейн… Джилберт Дейсейн, — представился психолог и подумал: «Значит, вот так они заботятся о себе».

— Друг Дженни! — воскликнула женщина. — Теперь ясно.

Дейсейн посмотрел на мальчика. Пити. Ему, похоже, было не больше двенадцати лет, ростом он был почти с женщину. Когда луч фонаря скользнул по его лицу, Дейсейн рассмотрел его лицо — копию мужчины. Никаких сомнений — тот был отцом мальчика.

— Не свети сюда, Билл, — попросила женщина. Она говорила, тщательно выговаривая слова, словно обращалась к ребёнку. — Не свети, милый.

— Свети вон туда, папа. — Мальчик направил неуверенную руку мужчины.

— Вот так хорошо, любимый, — сказала женщина. — По-моему, конец остроги зацепился за мой плащ. — Она засуетилась с мотком верёвки, висевшим у неё на боку.

— М-м-м, — промычал мужчина.

Дейсейн уставился на него с леденящим душу ужасом. Он уже представлял себя на их месте: себя, Дженни, которая «заботится» о нём, своих детей, помогающих направлять руку с фонарём.

— Вот и всё, — произнесла женщина, высвобождая верёвку и привязывая её к остроге. — Теперь, Билл, посвети вниз. На землю, милый.

— Вот сюда, папа, — подсказал мальчик.

— Хорошо, любимый, — сказала женщина и потрепала мужчину по щеке.

Дейсейну этот жест показался непристойным, ему захотелось отвернуться, но он не мог заставить себя шевельнуться.