Герберт Уэллс - Первые люди на Луне (пер. Толстой)

„Все знание хранится в мозгах, подобно тому, как медоносные муравьи Техаса складывают мед в своих обширных желудках. Роль Семмерсетского и Британского музеев играют учреждения коллекции живых мозгов.

„Отмечу, что администраторы, менее специализированные, большей частью проявляют очень живой интерес ко мне при встречах. Они отходят с дороги, смотрят на меня и предлагают вопросы, на которые отвечает Фи-у. Они передвигаются с целой свитой носильщиков, помощников, глашатаев, парашютоносцев и так далее — очень странная процессия.

«Эксперты же почти игнорируют меня, как и всех других, или же замечают меня для того только, чтобы продемонстрировать передо мной свое искусство. Ученые погружены в какое-то непроницаемое апоплексическое состояние самодовольства, из которого их способно пробудить лишь отрицание их учености. Обыкновенно их водят провожатые, часто в их свите встречаются маленькие деятельные создания, очевидно самки, — я склонен думать, что это их жены. Но некоторые ученые слишком величественны, чтобы ходить пешком, и их переносят на носилках, похожих на кадки; на носилках этих покоятся колыхающиеся студенистые сокровищницы знания, вызывающие во мне чувство почтения и удивления. Только что я встретил одного такого ученого, на пути туда, где мне позволено забавляться сигнализацией, — передо мной на носилках промелькнула огромная, голая, трясущаяся голова стойкой кожей. Спереди и сзади шли носильщики и какие-то странные, с трубообразными лицами, глашатаи, выкрикивающие о заслугах ученого,

„Я уже упоминал о свитах, которые сопровождают большую часть людей интеллигентного класса: это телохранители, носильщики, вообще щупальца и мускулы, замещающие недостающие примитивные физические способности этих гипертрофированных умов. Носильщики почти всегда сопровождают их. Среди них попадаются быстроногие курьеры с паукообразными ногами, парашютоносцы и глашатаи, способные разбудить своим криком мертвого. Вне влияния контролирующего ума ученых хозяев эти подчиненные столь же инертны и беспомощны, как зонтики в стойке. Они живут только приказами, которым должны повиноваться, и обязанностями, которые должны выполнять.

„Однако большинство насекомых, снующих по спиральным путям, наполняющих подъемные шары и опускающихся на легких парашютах, принадлежит, повидимому, к классу ремесленников. Это, в прямом смысле, «машинные руки», и некоторые из них постоянно в действии. Единственное щупальце пастуха у них приспособлено для схватывания, поднимания и подачи, между тем как остальные части — только придатки. Некоторые, которым приходится иметь дело с звучащими, как колокол, механизмами, обладают сильно развитыми слуховыми органами; другие, работающие над химическими процессами, снабжены развитыми обонятельными органами; третьи имеют плоские ноги с неподвижными суставами для работы на подножках, четвертые же, которые, как мне сообщили, принадлежат к цеху выдувальщиков стекла, кажутся просто легочными мехами. Каждый из этих обыкновенных селенитов отлично приспособлен к той работе, которую он выполняет. Тонкая работа исполняется ловкими работниками, карликами, удивительно опрятными. Некоторых из них я мог держать на ладони. Есть особые селениты, которые вертят колеса и рычаги и доставляют двигательную силу для разных мелких работ. Для наблюдения за всеми работами, для поддержания порядка и усмирения проявляющейся иногда разрушительной тенденция у уклоняющихся от нормы натур приставлены самые сильные селениты, каких я только видел на Луне, — нечто вроде лунной полиции, — их, должно быть, с ранних лет тренировали для такой службы…

«Работа всех этих селенитов-ремесленников представляет, вероятно, очень любопытный и интересный процесс. Я до сих пор ничего не знал об этом. Но недавно я увидел несколько молодых селенитов, заключенных в бочки, из которых высовывались только их передние конечности. Оказалось, что они нарочно подверглись сжатию, чтобы сделаться потом машинистами. При этой высокоразвитой системе технического воспитания длинная „рука“, например, отрастает благодаря особым прививкам, между тем как ненужные части тела умерщвляются. Фи-у, если только я правильно понял его, объяснил мне, что в ранних стадиях развития селениты страдают при различных скрюченных положениях, но потом привыкают. Чтобы убедить меня в этом, он привел меня на место, где несколько курьеров подвергалось как бы прокатке в механических приборах. На меня такие воспитательные методы производят неприятное впечатление. Возможно, что это пройдет, и я смогу понять многое из их социального устройства. Эта жалкая, высунувшаяся из бочки щупальце-рука казалась мне протестом против искусственного уродства. Хотя, может быть, в конечном счете это более гуманный способ, чем наш земной метод выращивания детей, которых потом обращают в придатки машин.

„Недавно, — кажется, это было во время моего одиннадцатого или двенадцатого визита к этому аппарату, — я сделал любопытное наблюдение над жизнью этих рабочих селенитов. Меня подвели к аппарату не обычным путем — вниз по спиралям и набережным Центрального Моря, а через более короткий проход. Из лабиринта длинной темной галереи мы вступили в обширную низкую пещеру, пахнущую землей и сравнительно ярко освещенную. Свет исходил из колыхавшейся массы синевато-багровых грибовидных растений, напоминавших наши грибы, но выше человеческого роста.

„— Луняне едят их? — спросил я Фи-у.

«— Да, пища.

„— А это что? — вскрикнул я, увидев большого и неуклюжего селенита, неподвижно лежащего ничком среди грибов. Мы остановились.

„— Мертвый? — спросил я. (До сих пор я еще не видел мертвых на Луне и заинтересовался).

«— Нет, — ответил Фи-у. — Он рабочий, сейчас нет работы. Лучше спать, пока не надо. Зачем его будить? Не надо нам ходить.

„— А вот другой! — вскрикнул я.

„И действительно, весь огромный грибной лес был усеян спящими селенитами. Они лежали, утомленные, до тех пор, пока не понадобятся для работы. Их было множество разных видов, и я мог перевернуть некоторых из них и хорошенько рассмотреть.

«Когда я их переворачивал, они начинали громко дышать, но не пробуждались. Одного я хорошо запомнил, так как поза его походила на вытянувшегося человека. Передние конечности у него состояли из длинных щупалец, приспособленных, очевидно, для какой-то тонкой работы, и поза, в которой он заснул, выражала покорное страдание. Без сомнения, с моей стороны было ошибкой таким образом объяснить его выражение, но я это сделал, И когда Фи-у переворачивал его в сумраке среди багровых мясистых растений, я снова испытал чувство сострадания, хотя, когда он катился, он походил на насекомое.