Александр Пересвет - Война во времени

Вождь, в свою очередь, рассматривал пленника. Взгляд его холодных, до пронзительности внимательных глаз обшарил фигуру, оценил незнакомую здесь одежду — собственно, остатки порванных в нескольких местах штанов, — задержался на мышцах плеч и пресса (какие уж там мышцы, тут Сашка завидовал пловцу Антону, хотя и не давал этого заметить никому). Скользнул по порезу на груди. Затем этот взгляд вперился в глаза мальчику.

Саша почему-то понял, что отводить их нельзя. Отведёт — умрёт. Почему, как понял — неизвестно. Шестым чувством. И как ни забирался страх всё выше — сначала до вздоха, затем до подмышек, потом до горла — он твёрдо глядел в глаза вождю, словно меряясь с ним силою. Словно не взглядами они сошлись, а в армрестлинге, руки друг другу к столу прижать пытались…

Вождь отвёл глаза первым. Но — словно бы и не проиграл, а выиграл этот незримый поединок. Пробурчал что-то одобрительное, потом указал пальцем на сашкин новый порез и задал, судя по интонации, вопрос.

Откуда-то из-за спины высунулся давешний вождь. Теперь понятно: не вождь он был. Так, бригадир, как говорится. Старший группы захвата.

Залопотал быстро и не очень внятно. Подал лидеру нож. Тот внимательно осмотрел, повертев и так, и этак. Потом не нашёл ничего лучшего, как тоже порезать себе палец.

Да они идиоты тут все, что ли? Или у них принято — всё на собственном опыте проверять? Цианистого бы калия дать им попробовать, подумал Саша. Ещё бы знать, где его взять тут…

На лице вождя тем временем нарисовалась задумчивость. Выглядело это так, как если бы задумался боксёр Валуев. Тот, правда, хороший. Как раз на друзей-неандертальцев похож. Но трудно его представить со скорбной думой на челе. Вот так и у местного лидера: лоб пошёл морщинами, глаза при этом сузились, а губы сложились в этакий поцелуйчик и поднялись к носу. От этого вид «индейца» стал вовсе идиотическим, словно у хулигана, изображающего мыслительный процесс «ботаника»-отличника.

Сашка ухмыльнулся внутренне. Внешне же вид он держал спокойный и независимый. Пока что он выиграл небольшой поединок с вождём, и теперь необходимо держаться на высоте нового морального положения.

Тот показал на нож и что-то проговорил с вопросительной интонацией, обращаясь к мальчику. Тот пожал плечами и покачал головой: не понимаю, мол.

Вождь снова что-то сказал, поднеся изделие двадцать первого века на раскрытой ладони к самому Сашкиному носу. Чего ему надо-то? Хочет узнать, где тут Швейцария? Или сколько стоит?

Сашка снова пожал плечами и двинул связанными руками. Дескать, показал бы тебе, в какой стороне находится славный город… как его там, где эта столица швейцаров… В общем, показал бы, да не могу. И возвёл, что называется, очи горе.

Что уж там лидер местной тусовки понял из это пантомимы, неизвестно, Но посмотрел он остро на Сашкиного пленителя и что-то бормотнул. Тот как-то похоже ответил, и мальчик почувствовал, что ремешок, связывающий руки, начали распутывать.

Как там в кино делается? Солидно, с независимым видом надо растереть запястья. Дескать, недоразумение случилось, понял, проехали.

Интересно, что и страх куда-то ушёл. Убивать, во всяком случае, уже не будут, понял Саша.

Ах, как жалко Рога!

С другой стороны, кто он тут такой? В чужой монастырь занесённый неведомой силой. Может, тут давняя война идёт — между неандертальцами и людьми? Что-то ведь он такое слышал. Тот же Антохин папка рассказывал. Дескать, беседовал он с путешественниками, которые у пигмеев африканских чуть ли не год прожили. Даже в состав племени их включили. Так, говорили, у этих пигмеев до сих пор идёт тысячелетняя война с обезьянами. Всё на полном серьёзе: обезьяны вредят, как могут, пигмеи против них боевые операции проводят. Детей одних далеко не отпускают. Обезьяны, со своей стороны, тоже не дуриком по веткам скачут. Пока одни отвлекают воинов, другие, скрытно пробравшейся группой, нападают на деревню. Стратегически мыслят, понимаешь, восторгались путешественники-рассказчики. Причём, поведали также, обезьяны мгновенно вычислили, что эти двое — не пигмеи. Что, впрочем, неудивительно: глаза-то есть и у мартышек. И относились к ним с пиететом, не задевая, как говорится, ни словом, ни жестом. А на местных — верещали и улюлюкали, часто мешая охоте. Опять же — с воинами не связывались, поскольку у тех луки и копья, а у бабуинов этих, или как их там, — только зубы и когти. Но, в общем, вредили, как умели.

А, кстати, ничего удивительного. Недавно уже ему мама читала сообщение от каких-то американских зоологов. Те обучили гориллу языку глухонемых. И тут же сами обалдели. Оказалось, что горилла не только всё соображает и может своим мысли в слова воплотить. Оказалось, что она вполне связно и рассказать может. В данном случае — как ей, горилле, страшно было, когда охотники мать её убили, и как им, гориллам, вообще больно, когда в них стреляют.

И главное — мыслят ведь эти обезьяны, значит, раз говорят! Чем не люди?

Вот и тут. Что он знает про местные законы и отношения? Только из истории. Что куда-то делись все неандертальцы. Вымерли. Не выдержали, как рассказывали им на уроке, конкуренции с людьми. Что ж, трудно конкурировать без головы. И с такими вот зверями, как этот свирепый вождь людей.

И всё-таки ужасно жалко неандертальцев! Как Рог на дудочке играл! Не очень умело, не флейтист, в общем. Но настолько выразительно, что, слушая, прямо видишь эти бескрайние пространства мира, в котором и страшно, и интересно…

Как жалко Рога!

Саша растёр себе запястья. Так, ради позы — как герой-разведчик в стане врага.

Взглянул на местного «босса».

Тот снова протянул ему нож. И что-то проговорил с вопросительной интонацией.

Совершенно очевидно: хотел узнать, как это устройство работает и для чего предназначено. Видимо, связать эту тонкую острую штучку и собственные каменные рубила просто по сходству функций первобытный человек был не в состоянии.

Странно. Саша был лучшего мнения о человечестве. Во всяком случае, когда в каких-то новостях показывали шимпанзе, которая запросто орудовала палкой, чтобы добыть банан, то говорили, что обезьяны гораздо сообразительнее, чем принято думать.

И тут в мальчишку словно вселился бес. Он протянул руку, взял нож с ладони у вождя, спокойно сложил его и засунул в карман. Никаких мыслей при этом не было: чистое хулиганство.

Вождь выглядел, мягко говоря, озадаченным. Он снова подтянул губки к носу, внимательно осмотрел Сашку, взял его руки в свои, осмотрел и их. Тщательно обыскал глазами землю под ногами у мальчика. Затем обошёл его вокруг. На лбу «индейца» вновь образовались одновременно и продольные, и поперечные складки.