Олег Дивов - Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина

– Если уйдем, – сказал он, – нужно будет как–то тормознуть этот дурацкий ремонтник. Сцапают они его и препарируют за милую душу. Как только будет подтверждение от Задницы, попросим его…

Он не успел договорить. Увеличенное оптикой изображение чужих на обзорном экране вдруг покрылось зыбкой пеленой. Задрожало. Расплылось.

Вспыхнуло ослепительно белым теплым светом.

Рефлекторно Файн закрыл глаза. И понял, что это уже не имеет значения. Он не в силах был пошевелиться. Его словно взяли за шкирку и подняли в воздух, беспомощного и жалкого. Думать еще получалось, а двигаться – нет.

Он приоткрыл один глаз. Вокруг все было залито пульсирующим белым теплом. Разглядеть что–либо внутри рубки не представлялось возможным – только плотный яркий туман.

Возникло ускорение, небольшое, но вполне ощутимое. Чужие каким–то образом подтягивали «Рипли» к себе. Безвольно висевшая рука Файна, обретя вес, легла рядом с контактной доской. Файн с тоской отметил, что остался шанс – стоит прижать контакт, и реактор даст тягу, плавно увеличивая значение до максимума. Скаут рванет навстречу чужим, и удастся ли им поймать его, это еще большой вопрос. А почему бы не… Только вот как? Двигательные функции блокированы полностью. И волной накатился страх. Парализовав тело, чужие собирались вдобавок подавить и волю, используя для этого естественные реакции человеческого мозга. «Страх убивает мысль». Кто это написал? Беспричинный и от этого еще более навязчивый ужас рождался где–то в груди и заполнял всю душу.

В наушниках раздавались неразборчивые стоны, и от этого становилось еще жутче. Файн снова закрыл глаза, попытался найти какой–то выход из сложившейся безумной ситуации и понял, что уже ничего не соображает. Он только хотел, чтобы пытка кончилась поскорее. Кончилась… Кончилась… Как заставить чужих прекратить это? А почему, собственно, их? Можно заставить себя отключиться. И тогда плевать, что вокруг. И тогда…

У Файна не хватило сил даже обрадоваться. Для этого ему было чересчур страшно. Во рту плавала слюна. Чудовищным усилием воли Файн заставил себя глотнуть, чтобы потом ненароком не захлебнуться. Сильно выдохнул.

И не вдохнул.

И принялся ждать.

Для Файна этот выкрутас был не внове. Он частенько закладывал за воротник, в пьяном виде легко терял человеческий облик, пил жадно, обливаясь и захлебываясь, и сталкивался в результате с мучительной икотой. А боролся он с ней просто – задерживал дыхание почти до обморока. Здесь главным было умение себя обмануть, заставить организм поверить, что ему без воздуха только лучше.

Горло сдавила болезненная судорога. Перед глазами поплыли круги. Еще немножко продержаться. Еще. И все будет ОК. И все по… лу… чит…

Файн потерял сознание. Его тело, не удерживаемое ремнями, завалилось вперед. Прямо тяжеленным шлемом на ждущую распоряжений контактную доску.

Бац!

Реактор послушно выплюнул энергию на отражатель. В точке сгорания плазмы вспыхнуло маленькое солнце. «Рипли», как ужаленный, прыгнул вперед. Наддал еще. Потом добавил. Выдал полную тягу.

И стало темно.

* * *

Как и многие другие изобретения, доставшиеся человечеству в наследство от талантливого, но своеобразного племени русских – вроде матерной ругани, пирогов и танца вприсядку, – дальняя космическая связь отличалась простотой замысла и ограниченным характером применения. Кванты электромагнитного излучения в оптическом диапазоне несли информацию в световом темпе, не зная помех и без затухания сигнала. Маломощный передатчик того же «Рипли» позволял без проблем отправить нежный привет хоть в Туманность Андромеды. Все бы ничего, но сложность дешифровки низводила многие достоинства такой связи до вполне прозаического уровня. Радио было настолько дешевле, что ДС так и осталась сугубо дальней связью, окупающейся только на больших дистанциях, когда во главе угла стояли надежность и четкость передачи. В этом отношении ДС была совершенно безупречна.

Поэтому информационный бакен–накопитель группы F, предусмотрительно сброшенный там, где ему быть не полагалось, а значит, почти недоступный для не в меру любопытного Адмиралтейства, получил с «Рипли» отменную картинку. Эбрахам Файн, приказав технику давить на кнопку, мог после этого, как он сам любил поговаривать, «загибаться уже сколько влезет и с чистой совестью».

А остатки ударных крыльев группы F в виде семи круизеров и четырех звеньев дестроеров перестраивались в атакующий ордер. Вырвавшийся далеко вперед на «Гордоне» Эссекс притормаживал над зоной поражения и, в нарушение адмиралтейских инструкций, готовился бросить вниз скауты. Приданный группе ремонтник ковылял в безопасном отдалении, по уши загруженный ремонтом себя. На «Тушканчике» вовсю сифонили злополучные прокладки. У «Фон Рея Третьего» опасно грелся реактор. «Роканнон–2» вообще, как оказалось, не мог стрелять из–за фатального сбоя в телеметрии, но доложить об этом по команде мешало уставное радиомолчание.

Первым его нарушил Эссекс, когда черные тени земных судов уже заходили в атаку. И нарушил не как–нибудь, а по открытому голосовому каналу. Сказал два слова на межпланетной аварийной волне.

– Фокстрот виски! – проскрипел он своим знаменитым на всю Солнечную голосом, от которого бдительные марсианские связисты внизу сначала окаменели, а потом дружно полезли на стенку. «FW» – группе F предупреждение.

Позже за этот выкрутас Заднице приписывали высокий гуманизм в истинно европейских традициях. Называли благородным рыцарем и тому подобное.

А он всего–навсего получил со скаутов недостающую информацию, рассмотрел внимательно полную теперь панорамную картинку поверхности и заметил неладное. Быстро просчитал варианты и принял решение на всякий случай поднять шухер. Дабы избежать возможных неприятностей.

Боевая рубка круизера серии 100 упирается в полусферический обзорный экран. Посты офицеров стоят на небольшом возвышении и расположены ступенчато, будто кресла в театре. Впереди и внизу, основанием на кромке экрана – пульты старшего навигатора и бомбардира. У них за спиной большой контрольный пост командира. Дальше располагаются двое связистов. Имеется еще пара резервных универсальных пультов на случай, если понадобится усадить посредника или высокое начальство. Но обычно в «боевой» работает только пять человек. Весь прочий необходимый старшим офицерам персонал разбросан по круизеру на первый взгляд совершенно бессистемно. Многие из подчиненных в бою вообще не ведают, что творят. Их дело – быстро выполнять приказы.