Кэсс Морган - Сотня

Она избегала Люка несколько дней, но не была уверена, заметил ли он это,– в последнее время его постоянно вызывали из-за каких-то чрезвычайных происшествий. Наконец они договорились о встрече у него на квартире. Мысль о том, что Люк встретит ее с улыбкой, заставляла сердце Гласс сжиматься. В конце концов, на этот раз не будет ни лжи, ни мистификаций – она просто скажет ему всю правду, как бы трудно это ни было. Может быть, он снова сумеет утешиться с Камиллой, и все вернется на круги своя. Эта мысль поразила ее, как нож в сердце, но Гласс продолжала идти, не обращая внимания на боль.

Она приблизились к дальнему концу крытого перехода, и ее взгляд остановился на кучке людей у контрольно-пропускного пункта. Несколько охранников беседовали, стоя тесным кружком; рядом перешептывались люди в штатском, указывая на что-то в длинном панорамном окне, ограничивающем коридор с одной стороны. Гласс вдруг узнала кое-кого из охраны – это были ребята из команды Люка, члены элитарного инженерного корпуса. Бека, женщина с седеющими волосами, шевелила пальцами в воздухе перед лицом, манипулируя голо-диаграммой. Рядом с ней стоял Али, темнокожий парень с ярко-зелеными глазами, устремленными на изображение, с которым работала Бека.

– Гласс! – тепло окликнул ее Али, когда она приблизилась. Он сделал несколько шагов ей навстречу и взял ее руку в свои.– Как здорово с тобой встретиться! Как ты?

– Я… все хорошо,– в замешательстве пробормотала она.

Что они о ней знают? Они приветствуют ее как бывшую подружку Люка? Или считают, что она – чванливая соплюха с Феникса, разбившая сердце их товарищу? Или думают, что встретили беглянку из Тюрьмы? В любом случае, Али был к ней добрее, чем она того заслуживала.

Бека коротко улыбнулась Гласс и вернулась к своим диаграммам, хмурясь на какой-то сложный трехмерный чертеж.

– А где Люк? – спросила, оглядевшись по сторонам, Гласс.

Если они все еще на дежурстве, Люка тоже дома нет.

Али с усмешкой указал на окно:

– Люк снаружи.

Гласс медленно повернулась: каждая клеточка ее тела, казалось, превратилась в лед. Она уже знала, что сейчас увидит. Два человека в скафандрах парили за окном, и к ним от корабля тянулся тонкий трос. За спиной у каждого был инструментальный ящик, а на руках – специальные перчатки, при помощи которых они перемещались снаружи вдоль крытого моста.

Словно в трансе, Гласс медленно двинулась вперед и прижалась лицом к окну. Она с ужасом наблюдала, как люди в скафандрах кивнули друг другу и ушли ниже уровня окна. Подразделение Люка отвечало за ремонтные работы, но, когда они начали встречаться, Люк был всего лишь младшим членом команды. Гласс знала, что его повысили, но понятия не имела, что он теперь участвует в работах за пределами Колонии.

У нее закружилась голова при мысли о том, что Люк находится снаружи, а между ним и космосом – лишь до смешного тонкий трос да герметичный скафандр. Чтобы не упасть, она ухватилась за перила и вознесла к звездам беззвучную мольбу сохранить его невредимым.

Она две недели не выходила из дому. Бесформенная широкая одежда уже не могла замаскировать ее, с пугающей скоростью меняющуюся, фигуру и выпирающий живот. Гласс не знала, как долго еще мать сможет ее выгораживать. Она перестала отвечать на сообщения друзей, и те в конце концов прекратили их слать. Все, кроме Уэллса,– он связывался с ней каждый день.

Гласс достала свой мессенджер, чтобы перечесть записочку, которую он прислал сегодня утром.

«Я понимаю, у тебя что-то случилось, и надеюсь, что ты знаешь – я всегда готов помочь, если надо. Даже если ты не хочешь (или не можешь) отвечать мне, я буду писать тебе бредовые письма, ведь что бы там у тебя ни стряслось, ты всегда останешься моим лучшим другом. И я никогда не перестану по тебе скучать».

Дальше шел рассказ о том, что Уэллс разочаровался в офицерских курсах, а в конце были какие-то загадочные намеки на таинственные неприятности с Кларк. Гласс надеялась, что там все не слишком плохо – Кларк должна понимать, как ей повезло, ведь на всем Фениксе не сыскать парня круче и милее Уэллса. Но самым крутым и милым парнем Колонии все равно оставался Люк. Люк, которого не было больше в ее жизни.

Гласс все еще оставалась в здравом уме только благодаря новой жизни, что росла внутри нее. Положив руку на живот, она снова и снова шептала ребенку – сыну, она была уверена, что это сын,– как сильно любит его.

В дверь внезапно постучали, и Гласс поспешно встала в надежде успеть запереться в спальне, но три охранника уже ворвались в дом.

– Гласс Соренсон,– рявкнул один из них, глядя на ее откровенно выпирающий живот,– вы арестованы за нарушение Доктрины Геи.

– Пожалуйста, позвольте мне объяснить,– волна паники накрыла ее, и она задохнулась.

Комната закружилась перед глазами, все слова перепутались, и Гласс уже не понимала, какие из них она произнесла вслух, а какие лишь кружились в ее воспаленном сознании.

Тем временем один из охранников с быстротой молнии скрутил ей руки за спиной, а второй надел наручники.

– Нет,– всхлипнула Гласс.– Пожалуйста. Это вышло случайно.– Она изо всех сил уперлась ногами в пол, но толку с этого не было, и охранники потащили ее к выходу.

Тогда в ней взыграли какие-то дикие, архаичные инстинкты. В безумной попытке освободиться она врезала одному из охранников ногой по голени и добавила локтем в горло. Но тот лишь сильнее сжал ее плечо и потащил по коридору к лестничной площадке.

Осознание того, что она никогда больше не увидит Люка, вдруг ударило Гласс с силой кузнечного молота, и из ее груди вырвалось рыдание. Ноги внезапно подкосились, она попыталась сохранить равновесие, поскользнулась, и державший ее охранник шарахнулся в сторону.

«Я смогу»,– подумала Гласс и, воспользовавшись его замешательством, отчаянно рванулась вперед. В этот короткий, безумный, яркий миг в ней, перекрывая панику, вспыхнула надежда.

Это ее шанс. Она должна сбежать.

Но тут охранник схватил ее сзади, она ударилась плечом, оступилась и покатилась вниз по узкой, тускло освещенной лестнице с твердыми ступенями.

А потом пришла темнота…

Когда Гласс вновь открыла глаза, все ее тело болело. Колени, плечи, живот…

Живот! Гласс попыталась дотронуться до него, но руки оказались связаны. Нет, не связаны – скованы наручниками, с растущим ужасом поняла она. Конечно, ведь она – преступница.

– О, лапушка, ты проснулась,– приветствовал ее чей-то ласковый голос.

Зрение плыло, и Гласс удалось рассмотреть лишь очертания приближающейся к кровати фигуры. Это сиделка, поняла она и прохрипела:

– Пожалуйста, скажите, с ним все нормально? Можно его подержать?