Море Дирака - Михаил Тихонович Емцев
— Я пришел тебя пригласить, — торжественно начал Мильч.
Михаил удивленно поднял голову.
— Ты женишься?
— Там, где прошла женщина, мне делать нечего, — брякнул Мильч и смутился. Это звучало двусмысленно.
Михаил подозрительно посмотрел на него.
— Ну, выкладывай, зачем пришел?
— Понимаешь, это надо посмотреть своими глазами, — протянул Мильчевский, — так на словах трудно объяснить, да и… сам я толком не знаю, как это…
— Опять к тебе в подвал тащиться?
— Нет, нет! В этой области у меня крупные достижения! — гордо заявил Мильчевский.
Действительно, он рассудил, что глупо держать Рог на складе, рискуя ежеминутно быть накрытым. Он перекрасил его в черный цвет, покрыл лаком, отхромировал рукоятки, вставил в него потенциометр и под видом старого хроматографа перетащил в основное лабораторное помещение.
Подольский окинул комнату подозрительным взглядом.
— А где Ольга Ивановна?
— Они изволили отбыть в командировку, — улыбаясь, ответствовал Мильч, где и пребудут до конца месяца.
— А-а, — сказал Подольский.
Мильч посмотрел на него и вздохнул. Ну ладно, решился, стало быть, решился. Новый путь есть новый путь. Как правило, он хуже старого. Ну, да ладно…
— Шутки в сторону, — сказал Мильч, — перед тобой, Миша, чудо.
— Знаешь, Роб, ты…
— Ну ладно!
Мильч начал действовать… Когда внутри ящика возник уже знакомый сияющий овал, образованный сплетением разноцветных лучей, а на стенках загорелись сложные узоры, напоминающие не то кровеносную систему, не то сложную радиосхему, Мильч удовлетворенно сказал:
— Ну вот.
Подольский, с изумлением наблюдавший за происходящим, взволнованно воскликнул:
— Здорово! Что все это значит?
— Ого! Для того чтобы это понять, — торжественно провозгласил Мильч, — нужно пройти искус посвящения! Выдержавший испытание будет удостоен высочайшей мудрости познания и сможет пить прохладную влагу Истины из рук самой Изиды или в автомате газированной воды.
— Но все же, — сказал Михаил, — ты мне можешь объяснить по-человечески, что все это такое?
Роберт наклонился к уху Подольского.
— Дело в том, — доверительно прошептал он, — что я пригласил тебя на помощь. Я надеялся, что ты поможешь-мне разобраться в этой штуке. Я сам не понимаю, что с ней происходит, почему она такая.
— Ну, хорошо, хорошо. Расскажи мне хотя бы, как эта штука у тебя появилась.
— К беде неопытность ведет, а любопытство — тем более.
— А на каком питании он у тебя работает?
— Он? — вздрогнул Мильч.
— Ну да, этот Черный ящик. Ведь это же Черный ящик? Так?
— Пусть будет Черный ящик. Он работает на электричестве, там, внизу, подводка.
— Прямо в корпус?
— Прямо в корпус.
— И больше ничего?
— Ничегошеньки. Ты же видел, каким был ящик после того, как я вытянул потенциометр: голые стенки — и все.
— А потенциометр зачем?
— Потенциометр, братец, бутафория. Для легализации Черного ящика в нашей лаборатории.
— Никто, кроме тебя, не знает об этой особенности Черного ящика? Ты никому не говорил? — удивился Подольский.
— Видишь ли, я хотел сначала понять сам. Но… очевидно, у меня не хватает культуры, литературы и смекалатуры. Посему я обратился к тебе. Мне хочется сначала разобраться, а уж потом поднимать шум. Поднять шум никогда не поздно.
Михаил кивнул и подошел вплотную к Черному ящику. Вглядываясь в световое панно, он испытал какое-то странное ощущение. Это была смесь любопытства и страха.
— А ты не боишься? — спросил он Мильча.
— Техника безопасности здесь на высоте, — ответствовал тот.
— Где ты его взял?
— Пусть тебя это не мучает.
— Но все же?
— Хочешь честно?
— Конечно.
— Нашел на свалке. На нашей институтской свалке. А потом… обнаружил это свойство иллюминации. Сломал голову, вывихнул мозги, свернул шею от многочасового недоумевающего покачивания перед Ро… перед Черным ящиком. Теперь решил подключить к этому занятию тебя.
Молчание. Безмолвно сплетаются и расплетаются кольца и полосы, овал внутри ящика из сиреневого становится оранжевым, Михаилу слышится музыка, чудесная музыка без звуков, музыка линий и радужных цветов.
— А что, если туда сунуть что-нибудь?
— Не знаю, не пробовал, — быстро говорит Мильч.
— Боишься?
— Нет, просто такая мысль не приходила мне в голову.
— Я попробую.
— Что же ты хочешь сунуть? — спросил Мильч.
— Ну… хотя бы руку.
— А, руку! Руку можно. Руку я совал, ничего не изменилось, — сказал Мильч. — У меня даже голова как-то туда влетела. Потерял равновесие и упал вперед. Ничего не случилось, только в глазах блеснуло. Оно неощутимо, как солнечный луч.
— Значит, с человеческим телом оно не взаимодействует, — сказал Михаил, растопыривая пальцы и погружая их в глубь ящика. — А с металлом, деревом, пластмассой ты пробовал?
Мильч покачал головой. В этот момент ящик загудел, из него посыпались искры. Подольский испуганно отдернул руку. Все стихло.
— Странно, — удивился Мильч, — у меня такого еще никогда не было. А ну, попробуй еще.
Подольский посмотрел на него и вытянул руку. Ящик снова загудел, но уже глубоко и мерно, без потрескивания. Внезапно беспомощно и бесполезно парившие в пустоте пальцы Михаила нащупали нечто вещественное. Михаил потянул к себе, поползла какая-то лента, словно сматываясь с невидимой катушки.
— Смотри! — возбужденно воскликнул Роберт. — Смотри, какая штука!
Лента очень медленно спускалась книзу и там исчезала, точно растворялась. Сверху донизу сверкающая ослепительно белая поверхность ленты была покрыта маленькими черными значками. Не веря своим глазам. Подольский всматривался в эти значки. Он узнал их! Узнал!..
— Бумагу, бумагу скорей! — крикнул он.
Мильчевский, оценив торжественность момента, принес несколько страниц писчей бумаги и, предупредительно сняв колпачок с авторучки, подал Михаилу. Тот начал быстро записывать.
Лента казалась бесконечной. Формулы сменялись цифрами, цифры чертежами каких-то узлов, чертежи — графиками, графики — снова чертежами. А Подольский, скорчившись, строчил.
Мильч молча стоял рядом. Ай да Рог изобилия! Вот, оказывается, какие номера ты способен откалывать! Оказывается, твоя работа зависит от человека? Я предполагал, но не очень верил. Мне ты выдавал дубликаты. И правильно делал, товарищ Рог. А впрочем, какой ты Рог? Ты и впрямь Черный ящик. Темная лошадка. Металлический Хоттабыч — вот ты кто.
Белый лист внутри Черного ящика исчез, на его месте медленно вращалась смешная установка, напоминающая миксер. Подольский лихорадочно зарисовывал ее.
«Как торопится! — ласково подумал Мильч. — Я раньше тоже торопился, волновался, расстраивался. Теперь не то. Успокоился, заелся. Чудо-ящик воспринимаю как нечто само собой разумеющееся. Вот так».
В этот миг Подольский прекратил писать и устало откинулся на спинку стула.
— Что случилось? — улыбаясь, спросил Мильчевский.
— Ты ж видишь.
Внутри Черного ящика по-прежнему переливался разноцветный овал, формулы и
