Волчья натура. Зверь в каждом из нас - Владимир Николаевич Васильев
Цицаркин хмыкнул.
— Ты полагаешь, волкам труднее было бы разнести контору безопасников? Вон какой-то одиночка там такого шороху навел — сибиряки небось до сих пор зады оттирают от вазелина. Да и гарнизон волки, по-моему, растаскали бы по клеточкам без особого напряга. Подобную информацию в подобное время сохранить вообще невозможно.
— Может, ты и прав, — вздохнул Рихард. — Может…
Они помолчали, и таксист решился осторожно вставить фразу:
— Эй, ребятки! А по-каковски это вы гутарите? Ну ни словечка не понятно!
— По-мадьярски, — зачем-то соврал Рихард.
Таксист впечатленно покачал головой:
— Надо же… Так вы маляры, что ль?
— Не, мы зулусы, — продолжал сочинять Рихард. Цицаркин покосился на него с сомнением.
Неизвестно, чем бы завершился столь содержательный разговор с уклоном в этнографию, но тут «Тайга» уперлась в переносной барьерчик, стоящий поперек улицы. Рядом переминались с ноги на ногу и бродили туда-сюда европейцы в спецназовской форме.
— Гляди, — пробурчал Цицаркин. — Явились. Оккупация прям.
Долговязый овчар-бельгиец, чернявый, словно облитый смолой, заглянул в окошко экипажа:
— Документики, пожалуйста!
Говорил он по-европейски твердо, с преувеличенной артикуляцией. Даже странно было слышать такой выговор после десятка дней в Сибири.
Рихард и Цицаркин отдали рабочие паспорта; дедок протянул спецназовцу водительские права и вдруг громко зашептал в окно:
— А ети двое по-ненашему гутарють, о! Проверьте их похлеще, граждане охранники.
— Ах ты, зараза, — скучным голосом протянул Рихард. — Стучишь? Хрен теперь денег от нас дождешься!
— А не нать мне ваши поганые евромарки! — агрессивно вскинулся дедок.
— Выходите из экипажа, — велел овчар, отступая на два шага и поднимая игломет. Рядом немедленно возникли еще трое плечистых прицеливающихся ребят — выучка у мобильного спецназа Европы была традиционно безукоризненной.
Цицаркин и Рихард послушно подняли руки и полезли из «Тайги» наружу.
— Кто тут у вас старший? — сморщившись от дневного света, осведомился Цицаркин. Потом увидел на плечах ближнего спецназовца-ризеншнауцера капральские лычки и очень усталым голосом сообщил: — Темно здесь у вас по ночам… Столько всякого из темноты лезет…
Капрал выпрямился.
— Кто вылез, те уже не опасны, — сдавленно отозвался он после некоторого раздумья. — Опасны те, кто все еще кроется в темноте.
И без паузы:
— Капрал Оверпельт. Извольте сдать оружие, господа.
Рихард и Цицаркин одинаковыми движениями сбросили с плеч рюкзаки и отдали спецназовцам. Оделись они нарочито легко — в шорты и майки, чтоб сразу было видно, что при себе оружия нет.
— Пойдемте в наш экипаж, — велел капрал. — И спасибо за сотрудничество.
Рихарду очень хотелось сказать, куда капрал может засунуть свое «спасибо», но он сдержался. В конце концов не капральское это «спасибо». А просто спущенное сверху. Капрал выполняет, и бессмысленно тут грубить. Вместо этого Рихард сердито пнул заднюю маршевую опору ни в чем не повинной старушки «Тайги». Бдительный дедок что-то сердито зашипел внутри.
Экипаж у спецназовцев был европейский — микробиобус «Мазовия». С бронированными надкрылками и усиленной ходовой. Понятно, что до самого здания управления ни один патруль их больше не останавливал.
Перед входом в управу тоже толклись спецназовцы, причем в изрядном количестве. Цицаркин вторично поймал себя на мысли, что такая картина до странного напоминает оккупацию. Ну где это видано — службу безопасности Сибири охраняют европейцы!
— Выходите, — велел капрал Оверпельт, самолично открывая дверцы-надкрылки «Мазовии». Тон у него был неопределенный: с одной стороны, это и не звучало как приказ арестованным, но и крылось что-то на втором плане эдакое грозное, типа намека «трепыхаться не рекомендуется».
Рихард с Цицаркиным и не собирались трепыхаться. Все-таки они оставались профессионалами и на этом своем последнем задании.
Они оба не сомневались, что последнем. После такой засветки их уже никуда не пошлешь — их лица, отпечатки носов, пальцев и сетчатки глаз будут в каждой картотеке. Голоса и феромонные карты — в каждом компе. В каждой более или менее полной и упорядоченной базе.
Больше они не разведчики. Возможно, Сибирь слегка использует их в качестве боевиков, в качестве первой шеренги, которая, по преданиям, не выживает после боя… Если получится выжить и вернуться в Балтию, их ждут долгие мытарства с отчетами и собеседованиями, проверки на детекторах откровенности и в финале, если повезет, досрочный выпих на пенсию.
Но нужно еще, чтобы повезло.
И чтобы волков либо передавили всех до одного, либо почистили им геном. Откорректировали, как каждого землянина в тысяча семьсот восемьдесят четвертом.
— Сюда… — Капрал предупредительно придерживал двери, пропуская их вперед. Охрана, которой хватало и внутри здания, поедала процессию глазами. Перед лифтом проверили документы, причем у капрала и его ребят — тоже. На выходе из лифта — снова.
— Сурово тут у них, — впечатлился Рихард, поворачиваясь к Цицаркину.
— …стало, — закончил за Рихарда Цицаркин. — Угадай с трех раз — почему?
Рихарду показалось, что капралу очень захотелось приказать им заткнуться, но тут они как раз пришли. Кто-то распахнул перед капралом дверь кабинета — совершенно неказистого на вид. Раньше тут небось какой-нибудь занюханный бумагомарака в нарукавниках заседал.
— Разрешите? — вопросил капрал у человека в полковничьем мундире.
Тот энергичным жестом поманил всех внутрь.
— Капрал Оверпельт, старший патруля на Звездном бульваре. Задержаны два человека; при проверке документов один из них произнес условную фразу. Сопротивления не оказывали, проследовали сюда добровольно. Вот их вещи. — Капрал указал на рюкзачки в руках одного из своих лбов.
— Степа, — сказал с нажимом полковник, и моложавый сибиряк-лайка, похожий, кстати, на полковника в миниатюре, забрал рюкзачки.
— Свободны, капрал.
Оверпельт козырнул и отправился прочь — наверное, снова тащить службу на Звездный бульвар.
— Итак, господа, — полковник указал на два жестких табурета напротив своего стола, — прошу садиться.
«Как на допросе, блин… — сердито подумал Рихард. — Могли бы и стулья поставить…»
— Для начала назовитесь.
— Юрий Цицаркин, внешняя разведка Балтии. Это — Рихард Вапшис, он из корпуса nopea reagoida.
— Замечательно! Я — полковник Золотых, руководитель единой программы, о которой вы, безусловно, уже знаете. Рад, что вы и ваше правительство сочли возможным посотрудничать. Мы очень на вас рассчитываем, господа.
Прибалты тактично отмолчались.
— Не хотите ли поделиться своей информацией? Наверняка вы знаете что-нибудь неизвестное нам…
Рихард и Цицаркин переглянулись с таким видом, словно сбылись все их ожидания одновременно.
— Например, подробности пребывания в Алзамае Эдуарда Эрлихмана, — предложил тему сибиряк.
— Надо говорить. — Цицаркин взглянул на Рихарда. — Приказ был выкладывать все…
— Ну и выкладывай, — буркнул Рихард.
Цицаркин перевел взгляд на полковника Золотых.
— Не думайте, что для нас все это большая радость. С гораздо большей охотой мы бы продолжили свою сольную деятельность…
— Незаконную, — спокойно сказал Золотых. — По соглашению Россию, Европу, Сибирь и Балтию представляет единый агент. Вы
