Феликс Крес - Северная граница

Тереза неподвижно стояла, закрыв глаза и грызя ноготь, тяжело и часто дыша. Внезапно она повернулась и направилась к двери.

- Тереза, - окликнул Рават.

Она остановилась.

- Я понимаю, что ты чувствуешь. Я все это прекрасно знаю, и потому...

- Понимаешь? - не оборачиваясь, перебила она. - Что ты можешь понимать? Сидишь себе подремываешь... Сотник Рават, комендант заставы... Во имя Шерни, где Амбеген?..

Она хотела уйти. Рават двинулся за ней.

- Вернется он, вернется! - сварливо крикнул он. - Вернется твой Амбеген и устроит тут такую резню!.. Пусть только сперва помощь выпросит! А я пойду еще подремлю, а как же! Ведь это важнее всего, чтоб ты знала!

Тереза остановилась на пороге.

- Что с тобой? - странным голосом спросила она.

Неожиданно он замолчал и опустил голову.

- Ты нужна мне, Тереза, - сказал он. - Я ждал твоего возвращения, как... Ты мне нужна, - повторил он. - Я запретил... запретил выступать против серебряных. Мы сражаемся только с золотыми. Конец твоим никому не нужным походам.

Она пристально смотрела на него. Рават сглотнул слюну.

- Поговори со мной, - попросил он. - Здесь нет никого, с кем можно было бы посоветоваться. Я принял решение, которое наверняка справедливо, и тем не менее... Творится что-то не то, - признался он.

- С тобой? - спросила Тереза.

- Со мной, наверное... тоже.

Она снова посмотрела на него:

- Похоже на то. Ну... ну ладно. Но что ты сказал? Мы больше не сражаемся с серебряными? Почему? Ведь дело не в том, что я не... что... Она замешкалась. - Я вовсе не хочу торчать на заставе! Я хочу ходить в походы, но в теплой куртке, с полными вьюками, с водкой... Водка! - Она аж захлебнулась. - Я вернусь, - пообещала она, - но сначала... Дай мне хотя бы в нужник сходить. И поесть! Чего-нибудь горячего! - В голосе ее снова зазвучало раздражение.

Она открыла дверь, вышла наружу и... увидела своих солдат.

Замотанные в тряпки, засыпанные снегом люди ждали на плацу, верхом на измученных лошадях. Ровные, дисциплинированные тройки, готовые к докладу. Докладу, о котором она забыла. Вокруг всадников собиралась местная пехота.

Глядя на заиндевевшие бороды и красные носы, а ниже - негнущиеся, посиневшие пальцы, держащие поводья, подсотница вдруг ощутила, как сжалось ее сердце. Она медленно подошла к солдатам, обводя взглядом их лица, не пропуская ни одного.

- Что вы здесь торчите? - хрипло спросила она. - Лошадей на конюшню, быстро! Я... - Она на мгновение замялась. - Я подогрею вам вина на кухне... Надеюсь, тут еще осталось немного, а если нет... придумаю что-нибудь. Приходите все!

Она повернулась и поспешно ушла. Ей было немного весело, но вместе с тем очень грустно... Она понятия не имела отчего.

Тереза уже несколько недель жила словно королева. В ее распоряжении были две комнаты, предоставленные ей одной. Но это ее не радовало... Пустые и холодные помещения офицеров заставы постоянно напоминали о смерти. Ведь эти люди никуда не ушли. Они погибли, и некоторых даже не могли похоронить.

Подсотников в Эрве все время преследовали несчастья. Посланный за теплой одеждой и провизией, еще до памятного похода Равата, командир топорников пропал без вести вместе с возничими и солдатами сопровождения. Скорее всего на обратном пути они наткнулись на алерцев. Подсотник лучников погиб под Алькавой. С командирами двух клиньев конницы, прибывшими из западного округа, Тереза не успела даже переспать, не то что подружиться. Они пропали где-то в поле вместе со своими солдатами. Кажется, один отряд она потом нашла. То, что от него осталось.

А месяц назад умер офицер топорников, алькавец, раненный во время достославного отступления Амбегена, когда остаткам тяжеловооруженных отрядов удалось пробиться к Эрве. Он долго мучился. Эту смерть она переживала сильнее всего: старый солдат умирал спокойно, она заботилась о нем как могла. Между приступами боли он рассказывал ей самые разные, иногда немного непристойные, иногда грустные, а иногда забавные истории. Однажды, вернувшись из похода, она обнаружила пустую постель.

Тереза с сожалением вспоминала о том, как злил ее когда-то устраиваемый мужчинами беспорядок. Теперь при виде грязной миски или ножа, воткнутого в стену в качестве вешалки, Тереза только порадовалась бы... При множестве недостатков мужчины были доброжелательны и обычно более откровенны, более искренни, чем женщины. Когда-то, едва добившись приема на службу в легион, она начинала в десятке лучниц, так что хорошо знала, что представляют собой женщины - спутницы жизни в гарнизоне... Она предпочитала мужчин. Несмотря ни на что.

Рават охотно принял ее приглашение; ей даже показалось, он предпочитает ее жилище комендатуре, постоянно напоминающей о докладах офицеров, сотник явно хотел избежать подобных ассоциаций. Он нуждался в разговоре, а не служебном докладе. Они договорились встретиться поздно вечером.

Тереза поймала себя на том, что пытается придать холодной, неуютной обстановке немного тепла. Эта мысль ее почти разозлила, но по-настоящему она рассердилась лишь тогда, когда медный гребень безнадежно увяз в жирных, грязных, спутанных волосах. Швырнув гребень в угол, она сделала все возможное, чтобы выглядеть как можно хуже, то есть так, как обычно, после чего успешно превратила обе комнаты в такой же хлев, как и всегда. Это ей удалось превосходно и тотчас же привело ее в неподдельную ярость. Когда Рават наконец пришел, она едва не набросилась на него, разозленная своим детским поведением и осознанием того, что сама она страшна как пугало... что, впрочем, не соответствовало действительности. Гнев стягивал ее чересчур широкий рот, а верхняя губа иногда приподнималась, открывая ослепительно белые и ровные зубы. Выигрышно смотрелись и широко раздутые ноздри, воинственно наклоненная голова придавала взгляду заносчивую вспыльчивость. Она выглядела вполне симпатично... и неожиданно прочитала это в глазах коменданта. Сбитая с толку, Тереза успокоилась - и, увы, тут же подурнела.

Оба не знали, с чего начать, так что сперва просто сидели и пили принесенную Раватом водку. На голодной и холодной заставе это была настоящая редкость.

- Это солдаты... - вдруг ни с того ни с сего сказал сотник, покачивая жидкость на дне кружки.

Тереза вопросительно посмотрела на него.

- Это солдаты, - повторил Рават, всматриваясь в кружку, словно промывал в ней золото. - Серебряные алерцы. Они носят щиты и панцири, и у всех вехфеты. Обязательно - вехфеты, и обязательно - щиты. Не каждый, у кого есть щит и вехфет, - солдат. Но у каждого солдата обязательно имеется и то и другое. Это солдаты, такие же, как мы. Мы сражаемся с войском.

Он покачал головой:

- Стаи, за которыми мы всю жизнь здесь гоняемся, - это грабители. Банды разбойников, вроде наших Всадников Равнин. Отбросы общества. Но вместе с тем это как бы... профессия. Понимаешь? Так, как у нас охотники или даже китобои. Слышала о китах? Можно не быть китобоем, можно не любить охоту на китов, но добывать китовый ус и жир. Солдаты Серебряных Племен покупают у грабителей добычу. Охотнее всего - наше оружие. Там нет железа, а если даже и есть, они не умеют его выплавлять, а тем более обрабатывать. Они проигрывают... - Он посмотрел подсотнице прямо в глаза и тут же снова опустил взгляд. - Те орды золотых, что когда-то к нам приходили, - ерунда. Просто заплутавшие стаи. Золотые, они наподобие наших волков. Но там, - он показал в неопределенном направлении, - их десятки тысяч. Они истребляют все живое, без разбора... Страшный, проклятый мир, преданный собственным создателем. Знаешь, кто останется лет через сто или двести? Одни золотые. Они будут пожирать друг друга - среди шипастых лесов и мягких как пух, ядовитых растений, которые могут есть только вехфеты. Золотые выживут. Они умеют только убивать, они не в состоянии что-либо создать, у них нет даже языка, хотя они как-то общаются между собой. И тем не менее они - разумные существа... Ведь золотые знают огонь и умеют им пользоваться. А знаешь, как они танцуют? О, как прекрасно они танцуют под звук чего-то похожего на бубны... Ты бы не поверила. Зато серебряные умеют рисовать. Видела их щиты? Ну вот.