Валерий Чубар - Следующее поколение

5. ПОРОДНИТЬСЯ Вик выздоравливал быстро: отчасти благодаря фермерским лечебным травам, отчасти благодаря своему яростному желанию выздороветь. Ему казалось порой, что бегство, спасение - только сон, что он продолжает оставаться пленником серых, по прежнему стоит там, на Большом Сфальте, под градом ударов и насмешек, униженный и упрямый. "Вы хотите, чтобы я дрался? - думал он. - Хорошо, я буду драться. И сейчас моя очередь наносить удары!" Выздоравливающему Вику отвели одну из комнат в просторной хижине старейшины Василия. Он навестил Вика только один раз. Старейшина был седым стариком, могучим и крепким, несмотря на свои преклонные годы. Лицо его было неподвижно-суровым. Старейшина ни о чем не спрашивал Вика, обменявшись с ним скупыми, довольно равнодушными приветствиями и пожелав ему скорейшего выздоровления. Зато Гор навещал Вика часто. Из его рассказа Вик узнал, что Гор вывел из поселка десяток фермеров сразу же, как только гонцы сообщили о нападении серых на Централь. Однако фермеры опоздали - все произошло слишком быстро. С десятком воинов нечего было и думать о контратаке, поэтому Гор держал свой отряд между Централью и озерами, надеясь помочь тем, кому удалось бежать. Это было все, что он мог сделать. - Но почему ты взял с собой так мало воинов? - спросил Вик. - Их не меньше двух сотен в поселках у озер. - Даже больше, - кивнул Гор. - Но они все принадлежат к разным родам. А наш род невелик. - Ваш род? - Род, к которому я принадлежу. - Мне понадобится много воинов, - сказал Вик, погруженный в свои мысли. Гор промолчал, но с сомнением мотнул головой. Он был рад, что Вик спасся, однако сам Вик не выражал по этому поводу никаких чувств и, казалось, не хотел, чтобы эти чувства выражал кто-то другой. Их разговоры ничем не напоминали разговор старых друзей. Искоса наблюдая за Виком, Гор признался себе, что не узнает прежнего ответственного службы транспорта, рассудительного, открытого, покладистого. Теперь перед ним был человек с ожесточившейся душой, который мог говорить, казалось, исключительно об оружии или воинах. Однако Вик ничего не сказал Гору и фермерам о сыне Главного Пхана и складе с оружием прошлых. Он сказал только, что бежал, прихватив акэм караульного. "Этот грязный старикашка, Главный Пхан, собрал до тысячи воинов, - думал Вик. -Сколько соберу я?". Конечно, множество серых погибло при штурме Централи. Но уцелело еще чересчур много. И все-таки он справится с ними. Он ДОЛЖЕН справиться. Губы Вика шевелились, кулаки угрожающе сжимались. Он знал пока лишь одно: ему нужны воины. Вик без конца расспрашивал Гора, но ответы того становились все короче и сдержаннее. Заметив это, Вик спросил прямо: - Сколько воинов дадут мне старейшины, если я обращусь к ним с просьбой? - Ни одного. - Почему? - Ты не принадлежишь ни к одному из родов. - Но тебе дали десятерых. - Это воины моего рода, рода старейшины Александра. - А если и я буду принадлежать к одному из родов? Гор уклонился от прямого ответа. - Тебе лучше поговорить об этом с одним из старейшин, - сказал он. - Чей род самый большой? - Старейшины Василия. Его родные живут во всех поселках у озер. - Хорошо, - кивнул Вик. - Я хочу говорить с ним сегодня же. - Сегодня же? - переспросил Гор. - Ладно. Может, тебе действительно лучше узнать обо всем сразу. - О чем "обо всем"? - спросил Вик. Гор не ответил. Но он устроил встречу со старейшиной. Поздним вечером, когда в комнате Вика одна из женщин зажгла фитиль в деревянной плошке светильника, старейшина Василий вошел в комнату. Женщина тут же выскользнула вон. Старейшина грузно опустился на табурет, скрипнувший под его весом. - Ты звал меня. - Да. Я хочу, чтобы ты выслушал мой рассказ о том, что произошло с Централью. - Я слушаю тебя, старейшина Вик. Вик рассказал о нападении серых, напирая на жестокость, многочисленность и хищные инстинкты тех. По лицу старейшины, однако, не скользнули ни малейшие эмоции. - Так значит, разбойники вас одолели, - только и сказал он, когда Вик закончил. - Не одолели, а задавили численностью. - Одолели, - невозмутимо повторил старик. - Значит, говоришь, они очень сильны, так ведь? - У нас было только восемьдесят воинов... - Вик говорил, тщательно подбирая слова. - И они уничтожили примерно четыре сотни серых. Значит, пять их воинов стоят одного нашего... - Ваших воинов больше нет. - Но есть воины у вас. Старейшина поднял глаза и долгим, внимательным взглядом из-под седых клочковатых бровей ощупал лицо Вика. В хижине повисло молчание. - Серые собрали войско, - продолжил Вик. - А войско должно воевать, в этом его предназначение и ни в чем ином. У серых осталось не меньше шести сотен воинов. Централи нет. Значит... Старейшина молчал. - Значит, очередь за вашими поселками. - Разбойникам нужна наша дань, а не поселки. - Им нужна не только дань, но и рабы. Ты хотел бы отдать свой род в рабство серым? Вик ожидал взрыва возмущения, но старейшина только еще больше насупился и опять уставился ему в глаза. - Вы тоже можете собрать войско, - сказал Вик. - Зачем? - Как "зачем"? Чтобы воевать с серыми. - В лесу не воюют войском, - наставительно произнес старейшина. - Войско нам ни к чему, да мы и не умеем воевать войском. Если что, будем так воевать, как умеем, Бог нам поможет. Вик почувствовал себя побежденным. Теперь оставалось только прямо признаться, что войско нужно ему для спасения спящих обитателей Централи. Но внутренний голос советовал Вику не делать этого, или, по крайней мере, обойтись без употребления слова "войско". - Наверное, ты прав, - сказал он старейшине. - Вы много лет живете здесь, вам виднее, как защищать эти земли. Но я из другого места, а мне тоже предстоит жить на этих землях... Мне могут понадобиться воины, знакомые с местностью и с вашим оружием. - Это дело нехитрое, - отозвался старик. - Тебе нужно породниться с нами. - То есть присоединиться к какому-нибудь роду? - уточнил Вик. - Вот-вот. Породниться. Когда ты сделаешь это у тебя будут обязанности перед родом, ну, а у того будут обязанности перед тобой. Иначе ты все-равно не сможешь у нас жить, - заметил как бы между прочим старейшина. - Так вот! - Но я старейшина своего государства! - Старейшина без рода - не старейшина. Вик перевел дыхание. - Я могу основать свой род, - сказал он. - Можешь, - согласился старик охотно. - Можешь основать свой род. Да. - Действительно могу? - Можешь. Но у тебя нет родителей, нет братьев нет сыновей. Крепкий род вряд ли получится, даже лет через... - старик пошевелил губами, - лет через сорок. Сорок лет! Вик не мог мыслить подобными временными категориями. До Дня Пробуждения оставалось меньше трех лун. - Я могу присоединиться к любому роду? Старейшина кивнул. - Самый многочисленный у озер - твой род? Старейшина еще раз с достоинством наклонил голову. - Хорошо. Что я должен делать, чтобы породниться с тобой? - Взять в жены одну из девушек моего рода. До Вика не сразу дошел смысл сказанного. Взять в жены... В жены. Создать семью. "НО ВЕДЬ ЭТО НА ВСЮ ЖИЗНЬ!" Так говорила ему Ида. А потом, после ее гибели голос Иды сказал ему: "ТЫ НИКОГДА НЕ БУДУШЬ СЧАСТЛИВ С ЛЕН! Он тогда еще твердил себе, это ерунда, что он будет счастлив, что Лен... Лен. Она спит в подземельях Станции. И только он способен спасти ей жизнь в День Пробуждения. Только он. Он должен отказаться от нее, чтобы спасти. Тут и думать не о чем. - Да, - сказал Вик, едва слышно, а потом повторил громче, - да. Пусть так и будет. Я согласен если найдется девушка, согласная стать моей женой. - Кто ж спрашивает их, женщин? - удивился старейшина. - Это уж наше дело, родовое, найти жену для тебя. Найдем, не сомневайся. Хватает этого добра. Время сейчас для свадьбы подходящее... - он поднялся с табуретки и протянул Вику широкую мозолистую ладонь. Вик сжал ее своей ладонью, знакомый уже с этим жестом дружелюбия, принятом у фермеров. В душе у него было пусто и холодно. "Прокляни ее, Небо, мою душу! - подумал Вик. - Мне нужны воины. Вот и все". ВОТ И ВСЕ. Создание семьи в Централи происходило довольно просто, а вот у фермеров оно было окружено массой условностей, обрядов и ритуалов. Ритуалов Вика в эти дни поджидало больше, чем за всю его предыдущую жизнь. Объяснял смысл происходящего приставленный к нему молодой фермер из рода старейшины Василия, он же подсказывал Вику заранее, что нужно делать или говорить во время того или иного обряда. Фермер то и дело дружелюбно грохал своего подопечного по плечу. Внк молча злился, но однажды не вытерпел и с таким неистовым дружелюбием двинул фермера в ответ, что тот не удержался на ногах и повалился на землю. И так расхохотался потом, что Вик не выдержал и заулыбался тоже. С тех пор между ними установились вполне искренние дружеские отношения. Фермера звали Ярослав. - Старейшины берут имена из священной книги, - объяснил он. - Это книга о древних временах, ее только старейшинам разрешается читать. Там есть очень красивые имена. А ваши имена все такие короткие? - Да, - кивнул Вик. - Почему? Они тоже из какой-нибудь священной книги? - Как тебе объяснить... Книг у нас не сохранилось. - Совсем?! - Совсем. У прошлых имена были очень длинные. При рождении они нам тоже пытались давать длинные имена. Но когда приходится произносить это имя... ты понимаешь? В разговоре, особенно между детьми, имена стали сокращаться. Прошлые вначале пытались как-то повлиять на это, а потом постепенно привыкли. Им остались их длинные имена, а нам - наши короткие, удобные для произношения. - А как вы называете своих детей? - Повторяем уже существующие имена. Откуда же взять новые, если прошлые почти все умерли? Вик днем и ночью рассказывал Ярославу о Централи, а тот ему о жизни, которую вели на своих землях фермеры. Из этих рассказов Вик узнал, что до весны практически единственная его обязанность перед родом будет заключаться в охотничьих вылазках. Это Вика вполне устраивало. Ярослав сам был завзятым охотником, он без конца расхваливал охотничье оружие фермеров - луки и самострелы. В отличие от автоматов они стреляли бесшумно и точно. Узнав, что у фермеров существуют отряды лучников, каждый из которых оставаясь невидимым, может сбить влет птицу, Вик начал понимать, что имел в виду старейшина Василий, говоря "в лесу не воюют войском". На охоту фермеры нередко отправлялись конными отрядами, которые могли совершать дальние рейды, проходя в поисках добычи многие десятки ходов. Все это Вик знал только по рассказам Ярослава. Пока что его окружали не воины, а степенные бородатые старцы. Чем ближе был день свадьбы, тем больше их становилось. Старейшины собирались к озерам со всех окрестностей. Они без всякого стеснения разглядывали Вика, но не заговаривали с ним. Ярослав негромко сообщал: - Вон тот - старейшина Анатолий с Глубокого Озера... Этот, с усами, старейшина Владимир с железных путей... А это - старейшина Михаил с Дальних Болот. Несколько раз Вик видел свою будущую жену - стройную девушку с длинной каштановой косой и неизменно потупленными глазами. Вик торопил мысленно день свадьбы. Но торопил он его только потому, что с этого дня мог приступить к осуществлению своего плана спасения народа Централи. И вот день свадьбы настал. По обычаям фермеров мужчина непременно должен был ввести жену в свой дом, который ему помогали строить всем родом. Для Вика решено было сделать исключение. Ему отдали почти законченный дом одного из молодых фермеров. Авторитет рода был настолько велик, что тот не посмел возражать. Да никто и не стал бы слушать его возражений, раз уж так решили старейшины. Вик, однако, поймал на себе несколько раз враждебные взгляды молодых фермеров. Это скорее порадовало его, чем огорчило: это говорило о том что не всегда молодежь убеждена в безусловной мудрости и непререкаемости старейшин. В утро дня свадьбы Вику предстоял еще обряд крещения - принятия веры фермеров. Это известие принес Гор. Совершенно неожиданно оно взорвало Вика: - Проклятье Небу, когда все это кончится? Серые меня изуродовали в знак своих обычаев, фермеры женили в знак своих обычаев, теперь я должен в знак обычаев принять их веру - не слишком ли много для одного человека? И вообще, в Централи верят только Высокому Небу, эти поклонники своих обычаев могли бы и знать! Гор позволил Вику выговориться, а потом сказал спокойно, как он это умел делать: - Крещение не займет много времени. Это не такой уж долгий обряд. Вик оценил скрытый намек и угомонился. - Я буду твоим крестным отцом, - добавил Гор. - Ты? А что это значит? - Я должен буду отвечать за тебя перед Богом. - Чушь какая-то, - проворчал Вик. - Напротив, - спокойно возразил Гор, - Мы должны благодарить Всемогущего Бога - или Высокое Небо, если хочешь, за то, что все так сложилось. Когда-нибудь нам это пригодится. Увидишь. Вик знал, что Гор никогда ничего не говорит зря, потому он окончательно смирился с происходящим. Он безропотно позволил отвести себя в небольшое, сложенное, как и хижины, из бревен сооружение, над которым возвышались две приколоченные крест - накрест друг к другу дощечки. Здесь фермеры поклонялись своему Всемогущему Богу. Внутри было чисто прибрано, горели многочисленные светильники - едва заметные струйки приятно пахнущего дыма поднимались к закоптелому потолку. Гор подсказал Вику, что нужно снять шапку и обувь и встать на расстеленный под ногами кусок белого полотна с красивой вышивкой. Потом человек в красивом и по всему видно древнем одеянии принялся говорить слова, смысл которых был Вику абсолютно непонятен. Некоторые слова и жесты человек в красивом одеянии заставлял его повторять. Гор тоже повторял некоторые слова и жесты, непрерывно подсказывая при этом Вику на ухо, что нужно говорить и что - делать. Мужчины и женщины, стоящие тут же, повторяли жесты и пели. В поселке фермеров Вик впервые увидел поющих людей и услышал самые разные песни. Некоторые из них ему нравились, другие - не очень. Это пение в доме Всемогущего Бога было красивым. Вик подумал о своей матери. Потом он подумал о Лен. После крещения начался собственно обряд свадьбы - он растянулся на весь день. Вернувшись в дом старейшины Василия, Вик нашел здесь подаренную ему родом роскошную одежду из украшенного вышивкой полотна и зимнюю одежду из меха каких-то неведомых ему зверей. Дом был переполнен людьми, суета царила невероятная. У дома фыркали лошади, запряженные в несколько телег, поставленных вместо колес на деревянные брусья - такие зимние телеги фермеры называли санями. И гривы лошадей, и сбруя, и сами зимние телеги были украшены лентами - полотняными, меховыми, кожаными. Сани были щедро застелены звериными шкурами. Вик и его новая родня отправились на этих санях к дому, из которого девушки вывели ту, что предназначалась ему в жены. Она по-прежнему не подымала глаз. Сани двинулись к дому Всемогущего Бога, и тот же человек в красивом древнем одеянии, что утром совершал обряд крещения, совершил еще один обряд, назвав Вика и Надежду - таково было имя девушки - мужем и женой. Обряд был красив и более прост, чем крещение, но Вика больно ранила эта красота и простота. Он видел стоящую рядом с ним Лен. Это она должна была стоять сейчас здесь, рядом с ним, и вместе с ним радоваться красоте обряда. Вик едва подавил вспыхнувшую в душе ненависть к Надежде, с ее покорно потупленными глазами. Она ни в чем не виновата. Он сам принял решение. Он добровольно отказался от своего счастья. Девушка не виновата, что ему пришлось сделать это. НА ВСЮ ЖИЗНЬ... Но предстоит война с серыми, и его жизнь может оказаться совсем не такой уж и длинной... С такими мрачными мыслями Вик (его молодая жена лишь робко поглядывала на хмурящегося мужа) вернулся в дом старейшины Василия, где было приготовлено роскошное угощение. Вика не радовали ни ломящиеся от пищи столы, ни веселые, доброжелательные лица старейшин и его новых родных, ни песни. Вик хотел лишь одного: чтобы все это поскорее закончилось. Он несказанно обрадовался, когда Ярослав прошептал ему, что он с женой может, даже должен удалиться, не дожидаясь, пока все будет съедено и выпито свадебное застолье может затянуться надолго. Ярослав провел их к стоящим перед хижиной саням и отвез в хижину Вика. Здесь неслышно сновали туда-сюда несколько женщин из его рода. Вик увидел, что они успели придать хижине вполне жилой вид. Ярослав увел Вика в одну комнату, Надежду одна из женщин увела в другую. Ярослав старался держаться серьезно, как предписывал обряд, но, уходя, не удержался и привычно грохнул Вика ладонью по плечу: - Доброй ночи, Вик! Вскоре все та же женщина отвела его в комнату Надежды. С тяжелым сердцем Вик увидел фигурку в длинной - до пят - белой полотняной рубашке, присевшую на краешек постели. Женщина удалилась. Они остались вдвоем. Девушка подняла глаза и посмотрела на Вика. Она была красива. Но взгляд ее не выражал ничего, кроме робости и покорности. Вик вежливо пожелал жене доброй ночи и ушел спать в другую комнату, на лавки. Его разбудил плач. Некоторое время Вик лежал неподвижно, слушая плач девушки, потом вернулся к ней в комнату. Надежда плакала, словно обиженный ребенок. Вик присел на постель, осторожно коснулся волос девушки, погладил ее по голове, утешая. Она подняла на него заплаканные глаза, их руки соприкоснулись, потом соприкоснулись их губы. Этот поцелуй был просто знаком примирения. Но следующие поцелуи были совсем иными... Вик понимал, что любви в его сердце нет, есть лишь жалость. Но жалость тоже чувство, а страсть рождается из самых разных чувств...