Сергей Смирнов - Хроника лишних веков (рукопись)

От такого космогонического размаха я невольно осмелел и приподнялся, по-отечески грустно глядя вослед вечным героям. Один за другим могучие отроки пропадали в дневной темноте бора — и пропал бы, канул бы последний… если бы по сюжету моей судьбы ему не полагалось обернуться.

— Хой! — по-мальчишески звонко крикнул он и заворотил коня.

Я вспомнил про малую Сферу, про младенца Сигурда… и спустя полминуты осознал, что чешу во все лопатки.

Охота началась.

Лес позади трещал, оглашаясь кровожадно-веселыми голосами.

«Сжечь их всех! Сжечь!» — попыхивала мысль, а ноги несли.

Лес стоял навстречу густо — но вдруг весь пропал. Я выпал в солнечную долину, как бы немного вогнутую, и на ее дне, там, куда меня несло уже силой земного тяготения, лежал большой, в два человеческих роста, матово-молочного цвета шар.

Трава была скользкой и острой. Шар прыгал у меня в глазах.

Покрыв треть расстояния, я оглянулся.

Отроки-варвары настигали неспешной цепью… Соломинки копий, дуги луков. Со стороны я и себя прекрасно замечал под ясными земными небесами: голый, бледный дикарь сверкал пятками, а за ним — умелый, спокойный гон… благо, что без борзых. Только подумал — что-то хвать за бок не хуже борзой — и стрела, сорвав лоскут кожи с мякоти, ткнулась в землю… и отстала.

Я успел добежать. Я прыгнул, как заяц, в самом скверном мироздании из всех, в какие попадал. Я прыгнул на гладкую с виду, тускло блестевшую скорлупу, а попал в густой, по-банному теплый туман… потом медленно падал… потом очнулся на ровной среди каких-то гладких выпуклостей.

Я посмотрел вверх и увидел — на высоте двух десятков саженей потолок, всей своей бескрайней площадью испускавший ровное молочное сияние.

Поднявшись на ноги, я осмотрелся теперь в горизонтальной плоскости на уровне роста. Под молочным потолком, загибавшимся за недалекие горизонты, всю нижнюю твердь занимало сотовое поле, и каждая сота, прикрытая уплощенным, полупрозрачным колпаком, служила колыбелькой. Во всех сотах, насколько хватало взора, можно было различить голеньких, мирно спящих младенцев… Вот Инкарнаполис!

Раненый мой бок горел и плавился, я же, весь остальной, холодел: еще несколько мгновений назад не было досуга вспоминать «координаты» обновленного Сигурда-Омеги…

Конечно же, мелькнуло искушение: взять любого. Но та же цепкая, земная, змеиная мудрость Адама уже падшего подсказала: слукавишь — не выйдешь из этого Кощеева яйца никогда.

И в мысленном борении, в слабости душевной я пребывал, стоя прямо над колыбелью бывшего… или будущего?… первого воина Хариты — Сигурда Омеги… Второго или Третьего… Видимо, в этом странном мире и подсознательное воспоминание могло служить верным компасом… Впрочем, был еще где-то странный слуга, очень влиятельный слуга, бог Локи… только предателем ли он был… Не исполнителем ли тайного заговора богов, решивших одолеть собственную Программу? Не самим ли творцом странных техник — Виталием Полубояром, проникшим в этот мир вслед за мной, по моей тропе.

«Координаты» — шеренга единиц и нулей — слабо фосфоресцировали на нижнем ободке колыбели, я узнал их.

Я осторожно прикоснулся к колпаку — в тот же миг колпак растаял, а младенец открыл глаза и посмотрел на меня.

— Тс-с! — сказал я ему и еще с большей осторожностью взял на руки.

Он был очень тёплый, мягенький живой человечек — и хранился вместе с миллиардом таких же в необъятном Кощеевом яйце.

— Тихо, малыш! — повелел я ему.

Но он и не думал поднимать рёв, а только пригляделся ко мне — тот ли явился? — и заснул.

Затаив дыхание, я сделал шаг в сторону, поскользнулся и чуть не упал.

Я поскользнулся на собственной крови — она так и сочилась вниз по ноге. Рядом с пустой сотой осталось два неотчетливых алых отпечатка ступней… как раз для новой погони по следу.

Но какой погони? Откуда? И куда было бежать-спасаться теперь?

Мои вопросы, между тем, уже никому не были нужны, потому что наступала вполне волшебная кульминация эпоса. В памяти остались лишь туманные всплески видений.

Я был в себе, но при этом спокойно наблюдал за самим собой с некой безопасной и беспространственной высоты.

На месте соты-колыбели вдруг разверзлась огненная магматическая бездна… Она стремительно расширялась, как воронка мальмстрема… и я двигался-скользил, как лунатик, по тонкой, едва различимой на глаз скорлупе, покрывавшей эту огненную бездну. И вдруг магма погасла, уступив место космической пустоте… Там, в бездне, под нами, замерцала звездочка… она стремительно, как необыкновенный болид, летящий снизу вверх, приближалась к моим стопам… И вдруг мир перевернулся… и тьма, пронизываемая болидом, точно летящим в цель, оказалась надо мной… а под ногами — молочное море без берегов…

Была вспышка — падение «Тунгусского метеорита» прямо в темя… а когда я очнулся, невозмутимо стоя на ногах, я прямо перед собой увидел Рингельд.

Я вздохнул и порадовался холоду осеннего леса. Мистерия себе завершилась.

— Вот он… здесь… — сказала Рингельд.

Я осознал, что она уже долго смотрит на свое сказочное сокровище, которое я извлек из Кощеева яйца, доставил по адресу и успел уже передать из рук в руки.

Эпос подошел к концу.

Посмотрев назад, я увидел по ту сторону ручья — там, где влекло тяготение Инкарнаполиса — абсолютную пустоту, даже не черный беззвездный космос, а именно ничто, тягостное для восприятия, будто не вовне, а в самих моих глазах при определенном направлении взгляда появлялись глубокие черные бельма…

— Что это? — вроде бы уже не страшась никакого конца света… с ужасом спросил я.

— Ты, Свободный, вышел оттуда, — тихо отвечала Рингельд. — Я уже полагала, что не сможешь выйти. Я знаю, что Белого Круга больше нет. Аннигиляция Сферы. Есть только я и он. Я смогу защитить его.

«Космогонии стало чересчур густо», — подумал я и потряс головой, чтобы утрясти ее, эту все никак не завершающуюся космогонию.

Потом я отступил прочь из эпоса и стал натягивать нижнее бельё, затем — брюки…

Вот что осилило моё воображение: женщина с ребёнком на руках — вот достойная искра для местного апокалипсиса… Кощеево яйцо лопнуло. Планета Истока — первое семя новой Вселенной, и посреди планеты, вобравшей в себя тьму изначального Хаоса, посреди этого дремучего бора — женщина-воин со своим Адамом-младенцем на руках… Очень языческое начало!.. Для всех остальных, не взошедших в Царство Небесное, возвращается ветер на круги своя.

Когда-то над древней языческой Землей седые боги устали от вечной войны и согласились капитулировать. Они спустили с цепей своего врага — огненного Пса преисподней… Валхалла, вспыхнула, как порох. Боги поступили с собой почти как люди. Почти… Люциферу снова не удалось создать вечность.