Светлана Новикова - Оранжевое небо

- Напился? Сегодня? Как ты мог? Я еле на ногах стою, а он...

- Не пил я. Ни капли. Оставь меня.

- Не пил? С чего же тебя так рвет?

С того, что видел он то, на что смотреть невозможно. Нету человеческих сил. Господи, Иисусе Христе, Сыне Человеческий, неужели и Ты такое видел?...

Видел? Он пришел к тем, кто видя не видел, и слыша не слышал, и не разумел. Он ходил среди них, чтобы видели они, слышали и разумели. И то, что ты видел, Он уже видел. И больше видел. Потому что все это уже было.

Было и осталось? Тогда зачем приходил Он?!

...Вот пришел Иисус с учениками в город, а навстречу ему множество народа вышло, каждый к себе зовет: "Иисусе, раздели с нами трапезу". Христос сказал: "Как Я буду есть, если кто-то нуждается во Мне? Симон, зайди в этот дом, узнай, кто там стонет". Симон зашел и скоро вернулся. "Там женщина исходит кровью, а муж ее своего требует. Дитя в углу лежит, только что рожденное, плачет от голода. Я сказал мужу: "Оставь мать и дай ей ребенка". Он же швырнул в меня черепок и выгнал. Что делать с ним?"

Иисус сказал: - Ничего не надо. Он сейчас сам к нам выйдет.

И пошел дальше. Ученики за Ним. Не успели они, однако, пройти и трех домов, как грешник догоняет их, падает в грязь и начинает биться в падучей. Глаза закатились, изо рта пена капает вперемешку с кровью. Иисус коснулся его рукой, грешник затих, открыл глаза, смотрит. Иисус говорит: "Иди и приведи к жене свою мать, пусть она ее выходит. А сам не ходи в дом двенадцать недель. А по прошествии срока пошли спросить ее: готова она принять тебя или нет. Когда скажет "да", тогда и войдешь."

Народ, видя это, молчал в благоговении. А Иисус с учениками двинулся дальше. Тогда Иуда сказал: "Равви, Ты остановил одного грешника и спас от мучений одну жертву. А сколько их еще в этом городе? Не всякий грех виден и слышен. Кто же остановит его?"

Христос ответил притчею. Была у сеятеля одна горсть зерна. А на земле в то время повсюду был голод. Люди дрались из-за каждой былинки. Сеятель вышел в поле и посеял зерна. Каждое принесло плоды, какое в тридцать, какое в шестьдесят, какое во сто крат. Собрал сеятель урожай и накормил народ. И сам насытился. Люди помирились и забыли обиды.

Другой сеятель в другом селении тоже имел горсть зерна. И тоже в той округе был голод. Сеятель подумал: "Одной горстью разве я накормлю всех? Каждому раздать - по семечку не хватит". Измолол зерна в муку, испек лепешку и съел. Люди увидели, что он один сыт среди них, набросились на него, избили и прогнали в пустыню. Никто не пожалел его, потому что все были голодны и злы. Понял сеятель, что пришел конец ему, лег на землю и умер. А шакалы разорвали его тело.

- Так кто же из двоих мудрее, ответь Мне, Иуда?

Иуда же ответил тоже притчею.

Виноградарь вышел утром в свой виноградник, стал осматривать ветви и увидел, что одну лозу поедает червец. Остановился и стал ее очищать. Начал с самого верха и до захода солнца работал, пока не уткнулся носом в землю. Только тогда разогнулся, вернулся в дом и лег спать. Утром опять пошел в виноградник. Глядит - все ветви усеяны червецом, листва с них обглодана дочиста, только одна лоза стоит среди них зеленая, нетронутая. Пока обирал с нее, червец напал на другие и все пожрал. А виноградарь не видел, уткнулся носом в одну.

- Мудро ли он поступил, ответь мне, Равви?

Христос сказал: - Всякая притча имеет свой ответ, Иуда. Молоко имеет свой вкус, вино же имеет тоже свой вкус. А вместе смешать - какой толк?

Тут скрестились их взгляды, и Иуда ответил:

- Прости меня, Господи, Ты, как всегда, прав.

А после вечери попросил Христа выйти с ним на улицу и показал на старика, который неподвижно сидел на камне и имел вид смятенный. И рассказал ему историю, которую узнал от людей.

Жили в этом городе муж с женою, и не знали они о том, что на самом деле они между собою брат и сестра. Родители их рано умерли, их тогда же разлучили, и встретившись взрослыми, они не могли узнать друг друга. Было у них двое детей и оба уродцы: один немой, другой безрукий. И ждали они третьего - со страхом и надеждой. В это время и пришел в город старик. Он ходил из дома в дом, словно искал чего. И нашел. Явился однажды в дом брата и сестры и объяснил им, почему дети рождаются уродцами. "Как ты можешь доказать, что это правда, пришелец?" - спросили они. "Посмотрите на свое левое запястье, - ответил старик. - У каждого из вас тут отметина - большое родимое пятно. Оно досталось вам от вашей матери. И у меня такое же, глядите". Те посмотрели и ужаснулись. Старик ушел, а наутро прибежал к нему брат с воплями: той же ночью сестра его удавилась. "Вот что ты наделал, погубитель! Была у наших детей мать, а теперь они сироты. Зачем ты нам все рассказал?" Старик не знал, что ответить несчастному. И сейчас не знает.

- А что Ты ответил бы ему, Господи?

И снова скрестились взгляды Иуды и Христа, и Христос сказал...

Что сказал Христос? Что Он сказал? Что?! Забыл! Не знаю! Самого главного я не знаю. Если бы я знал Его ответ... У кого спросить? Кто мне может напомнить? Никто. Никого не осталось из свидетелей. А сам я забыл. И мне снова надо искать ответ. А пока я его ищу, я ничем не могу помочь той женщине, которую мать отдала на растление как на распятие. О, Господи, как она стонет и мечется! А рядом ее мать с Конопатым предаются утехе...

После больницы он послал ее к Лакуне. "Устрой ее в типографию хоть упаковщицей, кем возьмут, все равно. Лишь бы убрать ее подальше от матери". Через полгода Лакуна написал: "Встретил на улице твою подопечную. Идет пьяненькая, пошатывается, глазами зазывно глядит на мужиков. Я понаблюдал издали: подцепит кого или нет. Нет, никто не польстился. Уж больно она невзрачна. Боюсь, плохо это кончится. Добрый ты человек, Егор, и я не злой, а что мы можем? Спать с нею из сострадания?"

Лакуна был прав. Плюнула она на типографию и на их добрые намерения и вернулась назад к матери. А как-то пришла к нему домой, попросила рублика два-три. Он провел ее на кухню, усадил, накормил. Потом жена выговаривала ему долго и зло. Он молчал.

...Молчит, христосик. Весь из себя праведник. Добро ему делать хочется. Какое-то особенное добро. То, что все нормальные люди делают, это не добро. Это наши обычные, повседневные дела. Хорошие или даже очень хорошие, все равно это не то. Не тот разряд. Заботиться о семье, возиться с детьми, помогать жене, близким людям - это не для него. Это для тех, кто не избран. А он - избран! Его масштаб - возиться с замызганной потаскухой. Тащить ее в дом, чтобы дети видели, какая мерзость водится на свете. Не уберегать их от грязи, а наоборот, совать им под нос. Но это у него не выйдет. Пусть эта шлюшчонка только сунется сюда хоть раз, я ее с таким треском выставлю, что она и дорогу позабудет. Между прочим, для нее это будет гораздо полезнее, чем его воздыхания. Меньше выпьет. Всю кухню провоняла, пьянчуга. Тут все надо мыть, не только посуду. Сам пусть моет, его гостья. Благотворитель! Вечно ему чужих больше жалко, чем своих. Не понимаю я эту породу. И не верю я в их благотворительность. Это какое-то извращение, ненормальность. Мама права. Иначе чем можно объяснить эту его выходку с Институтом педиатрии? Мне с таким трудом удалось пристроить туда Лесика на операцию, а этот идиот взял и уступил его место неизвестно кому. Это была такая дикость, что я никак не могла понять, что он там плетет. "Понимаешь, мы с такой ерундой в сущности... какие-то миндалины... а тот мальчик был при смерти... отец его рыдал так беспомощно... врач глядел на меня, будто я убийца... я не мог..." Он не мог! Он добренький! Ему стало жалко чужого мальчика. А на своего мальчика можно наплевать.