Айзек Азимов - Безобразный Малыш

Журналисты торопливо строчили, записывая за Хоскинсом. Мисс Феллоуз подозревала, что они не слишком понимают смысл сказанного и знают, что их аудитория тоже не поймет. Зато звучит по-научному — как раз то, что надо.

— Вы согласны дать вечером интервью по нашим каналам, доктор Хоскинс? — спросил телевизионщик.

— Думаю, договоримся, — тут же ответил Хоскинс.

— Только без мальчика, — сказала мисс Феллоуз.

— Да, без мальчика. Если у вас есть еще вопросы, буду счастлив ответить. Только, пожалуйста, не здесь...

Мисс Феллоуз без сожаления проводила их глазами, закрыла дверь, послушала, как щелкают электронные замки, и постояла на пороге, раздумывая над тем, что только что узнала.

Снова эта история с темпоральным потенциалом, с наплывом энергии, снова эта боязнь, как бы не ушло из стасиса то, что прибыло из прошлого. Она вспомнила, как был взволнован Хоскинс, когда профессор Адамевский попытался вынести из своей рабочей камеры образец породы, вспомнила объяснения, которые Хоскинс ей дал. Тогда они тут же забылись, но сейчас перед мисс Феллоуз с потрясающей ясностью предстало то, чему она раньше не придала значения.

Никогда Тимми не увидит того мира, в который его забросили без его участия и согласия. Пока он живет в двадцать первом веке, весь его мир будет заключаться в стасисном пузыре.

Тимми — узник и останется узником. Не по прихоти Хоскинса, а по неумолимым законам науки, извлекшей мальчика из родного времени. Не потому, что Хоскинс не хочет выпустить Тимми из стасиса, а потому, что просто не может.

Ей вспомнилось, что говорил Хоскинс в ночь прибытия Тимми: «Надо просто запомнить, что ему ни в коем случае нельзя выходить отсюда. Даже на минутку. Даже по самой веской причине. Даже ради спасения его жизни. Даже ради спасения вашей жизни, мисс Феллоуз».

Тогда мисс Феллоуз не очень-то прислушалась к его поверхностным объяснениям. «Тут все дело в энергии, — сказал он, — в законах ее сохранения». Тогда ее голова была занята другими, гораздо более важными делами. Но сейчас ей стало ясно как день: мир, в котором будет жить Тимми, навсегда ограничен стенами кукольного домика.

Бедный ребенок. Бедный, бедный ребенок.

Да он же плачет, вдруг спохватилась она, и поспешила в спальню утешить его.

Хоскинс собирался открыть заседание совета директоров, когда зазвонил телефон. Что там еще, с раздражением подумал он.

Телефон продолжал звонить.

— Прошу меня извинить, — сказал Хоскинс собравшимся и отключил видеосвязь, оставив только звук. — Хоскинс слушает.

— Доктор Хоскинс, это Брюс Маннхейм. Из Попечительства по правам детей — знаете, наверное.

Хоскинс поперхнулся.

— Да, мистер Маннхейм. Чем могу быть полезен?

— Смотрел ваше вчерашнее интервью. Мальчик-неандерталец. Чудеса, чудеса — что только не под силу науке!

— А-а, спасибо. Но...

— Но эта ситуация, безусловно, порождает определенные морально-этические проблемы. Вы и сами, думаю, понимаете. Взять ребенка чуждой нам культуры из естественной семейной обстановки и поместить в нашей эре... Надо бы нам с вами обсудить это, доктор Хоскинс.

— Хорошо, обсудим. Но только в данный момент...

— О нет, не сейчас, — беззаботно воскликнул Маннхейм. — У меня и в мыслях этого не было. Я просто хотел, чтобы мы назначили время для более обстоятельного разговора.

— Конечно, — возвел глаза к потолку Хоскинс. — Конечно, мистер Маннхейм. Если вы оставите свой номер моему секретарю, она вскоре свяжется с вами, и мы назначим встречу.

— Отлично, доктор Хоскинс. Большое спасибо.

Хоскинс повесил трубку и обвел комнату унылым взором.

— Брюс Маннхейм, — простонал он. — Знаменитый адвокат по детским правам. Желает побеседовать со мной о мальчике. Боже мой, Боже! Это было все равно неизбежно, правда? Ну, вот и началось.

В последующие недели мисс Феллоуз почувствовала, что становится неотъемлемой частью «Стасис текнолоджиз». Ей выделили небольшой кабинет с ее фамилией на двери, поближе к кукольному домику, как она неизменно называла стасисный пузырь Тимми. Предыдущий контракт аннулировали, и Хоскинс предложил ей другой, где оклад был гораздо выше. Им с Хоскинсом, как видно, не суждено было жить в мире и в ладу, но она явно завоевала его уважение. Кукольный домик по ее требованию покрыли потолком, в меблировку внесли необходимые дополнения, оборудовали вторую ванную, и мисс Феллоуз было теперь где разместить свои вещи.

Хоскинс сказал, что ей могут дать квартиру на территории компании и ей не обязательно теперь дежурить круглыми сутками, но она отказалась.

— Когда Тимми спит, мне лучше быть поблизости. Он почти каждую ночь просыпается с плачем. Наверное, ему снятся очень яркие сны, и притом страшные. Я умею его успокоить, но не думаю, что это удастся кому-нибудь еще.

Иногда мисс Феллоуз все-таки покидала Тимми — больше потому, что считала нужным, чем по желанию. Она ездила в город по разным мелким делам — внести деньги в банк, купить Тимми какую-нибудь одежку или игрушку, даже сходила один раз в кино. Но каждый раз она беспокоилась о Тимми, и ей не терпелось вернуться. Тимми стал для нее всем. Раньше, работая в больнице, она никогда по-настоящему не замечала, как поглощает работа всю ее жизнь и как непрочны ее связи с внешним миром. Теперь, когда она стала жить там же, где и работала, это проявилось до конца. Ей не очень и хотелось поддерживать с миром связь, даже ради своих немногих подруг — почти все они тоже были медсестрами. Вполне достаточно было поговорить с ними по телефону — навещать их она не стремилась.

Во время своих вылазок в город мисс Феллоуз начала замечать и то, что дошла до крайности в своей привязанности к

Тимми. Однажды, глядя на какого-то встречного мальчика, она поняла, что ей противны его высокий крутой лобик, заметный подбородок, плоские надбровья, невыразительный носик кнопкой. Пришлось встряхнуться, чтобы избавиться от наваждения.

Когда она начала принимать Тимми таким, как есть, не видя в нем больше ничего особенно странного и непривычного, Тимми тоже начал быстро осваиваться со своей новой жизнью. Он уже не так стеснялся незнакомых людей, его уже не мучили страшные сны, а с мисс Феллоуз он чувствовал себя как с родной матерью. Мальчик сам одевался и раздевался и бывал очень доволен своим умением, натянув на себя комбинезончик. Он научился пить из стакана и управляться, хоть и неуклюже, с пластмассовой вилкой.

Он даже пробовал говорить по-английски.

Мисс Феллоуз так и не сумела расшифровать ворчаще-щелкающий язык Тимми. Хотя Хоскинс действительно записывал все на пленку и мисс Феллоуз без конца прослушивала эти записи, перевести высказывания Тимми в слова не удавалось. Щелканье и ворчанье — больше ничего. Мальчик произносил одни звуки, когда был голоден, другие — когда уставал, третьи — когда боялся. Но, как и сказал с самого начала Хоскинс, даже кошки и собаки издают определенные звуки в определенных ситуациях, однако никому еще не удавалось составить словарь кошачьего или собачьего языка.