Антон Краснов - Душеприказчик

Эрккин сам не ожидал, что его внешне неповоротливое тело все еще помнит древнее искусство, которому обучили его когда-то на планете Керр. На Аррантидо, верно, он не смог бы двигаться так быстро, так стремительно… Но Марс притягивал втрое слабее, и Пес СМОГ. В воздухе он развернулся против собственной оси и на излете распрямил согнутую в колене левую ногу. Этот удар — взъемом стопы, обутой в тяжелый ботинок ноги, — оказался страшен. Эрккин поймал момент, когда в удар вкладывается не только ускорение распрямленной ноги, но и кинетическая энергия развернувшегося в воздухе тела. Всей его массы. На Марсе Эрккин весил гораздо меньше, но все равно силы удара хватило, чтобы удар этот, пришедшийся в левую половину грудной клетки, проломил ребра и заставил Аколита закашляться, заклокотать собственной кровью. Очевидно, обломок ребра пробил легочный мешок и повредил стенку пищеводного канала…

Но времени, чтобы остановиться и перевести дух, у Пса не было. Хищно поблескивающее острие посоха в руках последнего Аколита вспыхнуло, клуб яркого пламени разросся и вдруг сорвался с белого жезла и ударил в Эрккина. Тот едва успел отпрянуть. Нет, конечно, реакция тут ни при чем — даже самая отточенная человеческая реакция не способна распознавать временные отрезки в тысячные доли секунды! Каким-то звериным чутьем Пес просто почувствовал, что нужно отпрянуть именно так и туда, чтобы не быть убитым. Такое же чувство помогало ему выживать и в рудниках, заблаговременно угадывая, где произойдет обвал или прорыв ядовитых газов или магмовой жилы…

«У меня есть в запасе десять ударов сердца, — мелькнуло в голове Гендаля Эрккина. — Это как раз то время, за которое в посохе Аколита снова созреет смертоносный заряд, разгорится и стечет с наконечника белого жезла. И второй раз не увернуться… Они в самом деле не хотели убивать нас, — подумал Эрккин. — Если бы так, то не стал бы храмовник показательно метать посох в Бебе». Жезл, глубоко засевший в стене и в горле Берзила, был орудием запугивания, а убийство должно было пресечь возможное сопротивление в корне, в зародыше. Если бы они хотели именно уничтожить их всех, то пустили бы в ход белые смертоносные молнии боевых посохов…

Черные глаза Эрккина впились в глаза круглолицего Аколита, и не осталось в лице последнего даже намека на прежнее добродушие. Отвердели скулы и подбородок, сурово залегла линия большого рта… Эрккин сжал кулаки и тут же поймал боковым зрением какое-то шевеление, слабое движение. Он чуть повернул голову, вжимая шею в широкие плечи, и увидел, что третий храмовник, которому он пробил грудную клетку, приподнялся на локте и смотрит на него, Гендаля. На белом лице застыла невыносимая мука. Посох валяется в стороне, и у Аколита нет ни сил, ни возможности дотянуться до него. И не надо. Потому что в его руке блестит знакомым зеленоватым прищуром лазерный прицел боевого ММР. «Юбилейка». Компактная смерть, умещающаяся в ладони взрослого мужчины. Вот теперь — все!

Эрккин растянул рот в длинной скалящейся усмешке, показывая неровные белые зубы, и вдруг расхохотался. Жутковато, нелепо звучал этот смех в огромном пустом ангаре, освещенном только нашлемным фонарем пришпиленного к стене человека. В ангаре заброшенной военной базы, под небом пустой планеты. Наверно, даже лежащий на полу в луже собственной крови Аколит, держащий на прицеле Эрккина, и тот оторопел. И рука дрогнула. А потом разогнулась, и из разжавшейся ладони ММР выкатился на пол, пятнаясь в крови.

…Нет, не из-за смеха Эрккина. Из-за плеча лежащего недвижно храмовника вдруг поднялся и блеснул шлем скафандра. И хотя даже никталопического[33] зрения Эрккина не хватило бы, чтоб выхватить из этого мрака черты лица Рэмона Ррая, — гвелль сразу понял, КТО только что нанес удар умирающему Аколиту. Удар со спины, удар добивающий и исподтишка, но до этих ли этических тонкостей сейчас?..

Круглолицый храмовник зарычал. Он не стал дожидаться, пока в посохе накопится полноценный заряд. Жезл затанцевал вего руках гневный танец и вдруг взлетел и мелькнул белой вспышкой во мраке, со свистом рассекая морозный воздух. По тoй легкости, с которой боевой Аколит расстался со своим посохом, Эрккин понял, что у него есть еще оружие. Да и сам круглолицый был весьма опасным противником, возможно, он способен справиться с ними двоими даже голыми руками. Ведь теперь ни о какой недооценке врага речи не идет, учитывая ошибку, которую совершили Аколиты и которая им так дорого стоила!..

К счастью, храмовник не попал. Посох пронзил насквозь тело человека, но не Рэмона Ррая, а того Аколита, которого он только что добил. Промах круглолицего тем более был странен, что Рэмон и не попытался уклониться в сторону или сделать хотя бы жалкое усилие разминуться со смертью. Значит, непогрешимые способны ошибаться.

Гендаль Эрккин поспешил закрепить этот постулат. Он прыгнул на врага, и оба они, сцепившись в короткой яростной схватке, покатились по полу. Скафандры практически лишали их возможности нанести проникающее ранение голыми руками. Следовало делать ставку на удушающие захваты и выкручивающие силовые приемы. Гвелль преуспел в этом больше. Ему удалось зажать шею соперника в мощном локтевом захвате, и он удерживал Аколита до тех пор, пока у того не хрустнули шейные позвонки и тяжелая, сминающая все члены судорога не прокатилась по телу. Лишь тогда Эрккин Пес выпустил обмякшее тело.

Гвелль оттолкнул от себя труп врага. Аколит перекатился на спину и невидяще глянул на Эрккина мутнеющим взором. Пес неспешно поднялся и приблизился к Рэмону, который уже не лежал, а стоял на коленях возле трупа добитого им храмовника, держась одной рукой за затылок и глядя куда-то вверх, в черную пустоту, затянувшую потолочный свод громадного ангара.

— Как это ты его? — коротко спросил Эрккин.

Вместо ответа Рэмон Ррай разжал руку. В ладони, затянутой тонкой термоперчаткой, лежал окровавленный столовый прибор. Да. Такой же, как и печальной памяти бигойя, которой Рэмон воскресил князя Гьелловера. Этой бигойей Рэмон Ррай поразил Аколита в единственное слабое место — в тонкую перемычку дыхательной маски, точно под ухом.

— Чего это ты? — медленно выговорил гвелль.

Рэмон Ррай еле заметно пожал плечами. Потом произнес слабым, задыхающимся голосом:

— Да я это… так. Ношу с собой. Суеверие… понимаешь?

— Не понимаю, конечно, — решительно отозвался Эрккин, — но принимаю! Чудачество… из-за этого чудачества, ты, похоже, жизнь мне спас.

— Загубив другую…

— Так. Не будем строить из себя богиню непорочности и домашнего очага, ясную Глейю. Она, правда, не аррантская… Но очага у нас нет, а что касается… эх! Бебе жалко. Как будто сам его убил. Втравил в это блудное дело, загубил парня. Ладно, — вернулся Пес к своей тяжеловатой, нарочито подчеркнутой циничности, — зато соседи у Класуса знатные будут. Все не одному лежать! Три Аколита, все как на подбор, да еще гвелль образованный — редкость-то какая!.. Будет с кем перетирать разговорчики…