Анна Богданец - Клуб любителей фантастики, 2004

— Вы пишете только в жанре фантастики?

Принято определять такую прозу, как нереалистическую, хотя я слышал и удивительный по внутренней противоречивости термин: «бытовая фантастика», Например, мой новый роман «Безуха» написан именно в таком ключе: невозможная, фантастическая история, происходящая «здесь и сейчас» с простым москвичом, нашим современником, для кого-то, возможно, даже соседом.

Я очень люблю вполне реалистические, «бытовые» тексты с крохотным фантастическим допущением. А иногда фантастическое допущение — лишь фон для ситуаций вполне жизненных и понятных, как, например, в рассказах «Ничья» (см. «ТМ» № 2’04) или «Цена мечты»…

— Сейчас говорят чуть ли не о смерти научной фантастики. Что Вы об этом думаете?

Это, по меньшей мере, преувеличение. Почему-то принято считать, что фантастика — детище точных наук: физики, астрономии, кибернетики, в худшем случае — генной инженерии или микробиологии. Но сегодня верный конек старой НФ — популяризация — перестал пользоваться спросом. Через СМИ и Интернет рядовой житель Земли ежесекундно получает столько непроверенной, а часто и откровенно ложной информации, в том числе и о научных открытиях, что уже давно ни во что не верит.

Фантастика больше не может опираться на точные науки и многие, привыкшие к такому положению дел, заключили, что наступило время заката НФ. Но это не так. Сегодня фантасты осваивают другие пространства: сам человек, его внутренняя вселенная, сложные взаимоотношения с другими людьми, проблемы и болезни социума. Ведь история, психология, социология — тоже науки. И если в своем романе автор исследует последствия модной ныне глобализации, то перед нами, несомненно, научная фантастика. Мир, к слову сказать, получается страшненький. Другой автор, используя архивные материалы и работы историков, пытается спрогнозировать, что МОГЛО БЫ БЫТЬ, не случись, скажем, Отечественная война 1812. Такой прием называется альтернативной историей…

— Сергей, Вы — двукратный дипломант международной конференции фантастики «Роскон». Расскажите нашим читателям об этой конференции.

«Роскон» — это международная конференция фантастики, которая ежегодно проводится в Подмосковье в середине февраля. В этом году собралось рекордное число участников — более трехсот пятидесяти человек: маститые и начинающие писатели из России и СНГ, критики, издатели, переводчики, литературные агенты, художники, деятели кинематографа и просто любители фантастики.

Программа конференции чрезвычайно насыщена событиями. Бесчисленное число семинаров — критики фантастической периодики, фэнтези, НФ, ролевой и киносеминар сменялись круглыми столами с издателями и редакторами журналов. Известные писатели С. Лукьяненко, А. Громов, Г. Л. Олди, М. и С. Дяченко провели мастер-классы для молодых авторов. Но гвоздем программы, конечно, стал предпремьерный показ экранизации романа Сергея Лукьяненко «Ночной дозор» режиссера Тимура Бекмамбетова. Ну и традиционно, перед закрытием «Роскона», состоялось вручение премий за лучший роман 2003 г., лучшую повесть/рассказ и лучший критический материал, а также премию «Фантаст года» — самому продаваемому автору (им стал Ник Перумов). Из рук мастеров получили дипломы и победители мастер-классов.

— Что такое «мастер-класс» и что он дает начинающему автору?

Я участвовал в мастер-классах дважды — в прошлом году у Александра Громова, в этом — у Марины и Сергея Дяченко.

Это, вообще-то, форменный мазохизм. Перед началом конференции молодые авторы, с дрожью в коленях, представляют лучшие, по собственному мнению, тексты, чтобы мэтр успел их прочитать. Во время мастер-класса ведущий по одному их разбирает: кратенько пересказывает сюжет, а потом начинает громить в пух и прах. Несчастный автор краснеет и бледнеет, пытается как-то оправдаться, но, задавленный неотразимыми аргументами, быстро сдается, лишь иногда слабо трепыхаясь. А когда он уже готов начать выбирать между петлей и ядом, мастер говорит: «ну, ничего, вы не так плохо пишете, пробуйте еще, и у вас получится…».

Кроме порции здоровой и часто обоснованной критики в адрес конкретного рассказа, блиц-семинара гю каждому тексту, когда высказывается не только ведущий, но и любой желающий, мастер-класс позволяет вживую пообщаться с успешным (коммерчески и литературно) автором, позадавать ему каверзные вопросы.

Важны не только комментарии к рассказам, но и позиция мастера по отношению к писательству в целом, какие-то творческие секреты, выгодные ходы, Громов в большей степени напирал на коммерческую сторону — не писать для журналов, которые не платят гонорар, ибо это подрывает ценность собственного творчества; как назвать роман; как общаться с издателем и т. д. Дяченко в основном говорил о том, какувлечь читателя, что ему нужно, что заставляет вцепиться в книгу и не откладывать ее до самого конца.

Оба раза мои рассказы выиграли. В 2003-м диплом победителя мне вручил Александр Громов за рассказ «Ничья» (см. «ТМ» № 2'04), а теперь — Сергей Дяченко за рассказ «Девятое марта».

Ну и, кроме всего вышесказанного, мастер-класс — это вполне реальный шанс обратить на себя внимание издателей, редакторов журналов.

— У Вас есть какие-то достижения, которыми Вы особенно гордитесь?

Моя маленькая победа — 2 апреля 2004 г. я перешагнул отметку в полтора миллиона тиража. Конечно, пока еще не книжного, все вместе. Но, учитывая, что тиражи современных, даже самых популярных, журналов редко превышают 20–40 тысяч, немножко погордиться можно.

— Сакраментальный вопрос: Ваши творческие планы?

Без этого никуда… Буквально на днях сдан в редактуру новый роман — «Анафема». Сейчас идут переговоры с издательством о выпуске отдельной книжкой сборника моих рассказов. К осени надеюсь дописать следующий роман, рабочее название — «Бремя стагнатора».

— Спасибо за интервью. Творческих удач и до свидания!

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 8 2004

Александр Маслов

КОКОН

«Ей снова снились семь ангелов, тихо спускавшихся с неба и глядевших так строго, что хотелось закрыть лицо руками и зарыдать…» — он не мог вспомнить, из какой книги эти слова. Конечно, очень старой, может быть, такой же старой, как все человеческие страхи, мечты и пришедший с ними грех. Губин разжал пальцы, и книжный листок упал, мешаясь с тысячами других, разбросанных по пустырю.

Сегодня снова было много коконов. Их приносило откуда-то с запада. Они висели в небе светлыми точками, соединялись в гроздья и молчаливо уплывали за горизонт. Их почему-то всегда влекло друг к другу — они будто бы и сейчас оставались людьми, спешащими выстроиться в очередь в метро, столпиться в беспомощной тишине у тела умирающего старика или выкрикивать хлесткие лозунги на тесной от ропота площади. Некоторые опускались низко и плыли, касаясь деревьев, похожие на воздушные шары, которые когда-то продавали связками на улицах, только отяжелевшие и серые, словно утро после шумного праздника.