Владимир Контровский - Трудно быть богом обитаемого острова

— Не понимаю, — пробормотал Максим. — Какие ещё пророчества?

— Забыл тебе сообщить за всеми нашими делами, — извиняющимся тоном произнёс Сикорски. — На годовщину заключения мирного договора с Пандеей — ты в это время был на Земле, на курсах, — на твоё имя пришёл оттуда ценный подарок: Изумрудная Ветвь, это высший пандейский орден и одновременно памятный знак, с гравировкой «Пророчество исполнилось». А какое пророчество имеется в виду, тебе лучше знать. Возможно, — Странник уколол Мака зелеными иглами глаз, — это как-то связано с тем, что через девять месяцев после переговоров у Гааг-До у великого кёнига Торира Энгу родился наследник, рождение которого чуть ли не целый месяц пышно праздновала вся Пандея.

— Я пойду, Рудольф, — сказал Максим, поднимаясь. — Мне надо подумать.

— Думай, время ещё есть. Ответ с Земли всё равно придёт не раньше чем через месяц после получения нашего прогноза и моего предложения по запуску пси-излучателей — они там в КОМКОНе тоже будут думать.

Выйдя в коридор, Максим какое-то время стоял неподвижно, собираясь с мыслями.

Мыслей было много.

Существует теория позитивной реморализации. Из неё следует, что любое существо, обладающее хоть искрой разума, можно сделать порядочным.

Они налезали друг на друга.

Ваш затуманенный и оглушённый совестью разум утратил способность отличать реальное благо масс от воображаемого, продиктованного вашей совестью.

Но одна из них была очень простой и чёткой.

В этом мире растёт мой маленький сын, и если этот мир погибнет, вместе с ним погибнет и мой сын.

— Ваш мир совсем не таков, как вы его себе представляете. Нет никакой монолитной небесной тверди, окружающей вас со всех сторон наподобие кокона, в середине которого горит Мировой Свет. Вы живёте не внутри сферы, а на поверхности шара, летящего в чёрной пустоте, где плавает ещё великое множество подобных шаров. И Мировой Свет не один — их тоже великое множество, просто они очень от вас далеки, а специфика вашего мира — вашей планеты — такова, что не видите бездонного неба над головой, неба, в котором сияют звёзды. Но вы сможете увидеть эти звёзды, если разорвёте цепи тяготения, приковавшие вас к вашей земле, оторвётесь от неё и взлетите высоко вверх — так высоко, что ваш мир, оставшийся далеко внизу, под вашими ногами, превратится в шар, и будет уменьшаться по мере того, как вы будете подниматься всё выше и выше.

Его слушали, затаив дыхание. Он выворачивал мир наизнанку, но ему верили — как можно не поверить самому Маку Симу, живой легенде Саракша? И вера эта подтверждалась: давно известные формулы, переворачиваясь с ног на голову (точнее, с головы на ноги) вдруг обретали истинный смысл, и казалось странным, как это раньше не замечалось очевидное. А землянин Максим Каммерер видел, как в глазах его слушателей вспыхивали искры разума — разума пробудившегося, способного понимать, сопоставлять и делать выводы. Позитивное излучение не зомбировало — оно очищало разум, как очищают от камней и древесных пней поле перед посевом. И семена, которые сеял Мак Сим, падали на подготовленную почву.

Интересно, подумал он, а что ощутили бы древние греки (или не греки?), если бы они узнали, что Земля вовсе не покоится на трёх слонах, стоящих на спине исполинской черепахи? А слоны — что испытали бы слоны, почувствовав, как у них из-под ног уходит такой надёжный и привычный черепаший панцирь? Мак представил себе трёх здоровенных слонов, растерянно перебирающих ногами в космосе, среди звёзд, и недоумённо хлопающих ушами — большими, как у Рудольфа Сикорски. Ему стало смешно, он даже чуть было не улыбнулся, но вовремя сдержался: не к лицу Просвещающему, на которого смотрят сотни глаз, улыбаться непонятно чему — глуповато выглядит. К тому же в истории Земли, как он знал, изрекателям подобных откровений, опрокидывающих тысячелетние стереотипы, порою было совсем не до смеха, особенно когда их объявляли еретиками и волокли на костёр. И на Саракше тоже было что-то в этом роде: Святой Престол преследовал пытавшихся вывернуть мир — недаром слово «массаракш» стало здесь самым расхожим ругательством, появившимся ещё в незапамятные времена. Но вообще-то удивительно: создать авиацию и даже ракеты, не имея ни малейшего представления об истинной сущности окружающего мира! Хотя — чему тут удивляться? Земляне умудрились создать электротехнику и электронику, не понимая толком, что же такое есть электрический ток, и ничего, работе вычислительных машин это как-то не мешало.

…КОМКОН дал согласие на включение пси-генераторов — опираясь на данные футурологического моделирования, Сикорски удалось убедить руководство в необходимости «нестандартных мер». Однако привычка «отрезать хвост по частям» всё-таки сказалась: было дано разрешение на «позитивное» облучение не всей страны, а только её небольшой части, своеобразного заповедника под условным названием «Район реморализации» и площадью около ста квадратных километров, где с помощи землян был выстроен Город Просвещения, представлявший собой нечто вроде укрупнённой версии института Странника. Сикорски резко возражал, доказывая пагубность «кусочничества», и требовал подвергнуть позитивной реморализации всю Республику, а в идеале — весь континент, включая Хонти, Пандею и Юг, и Островную Империю (особенно Империю, учитываю специфику психологии её жителей), но вынужден был отступить. КОМКОН использовал убийственный контраргумент — «пока отдалённые последствия пси-облучения не ясны, мы не можем рисковать здоровьем целой разумной расы», — и Страннику пришлось смириться и довольствоваться предоставленным ему правом «в экстренных случаях применять любой вид пси-излучения на всей территории бывшей страны Неизвестных Отцов, используя всю сеть башен».

Как ни странно, но свою клятву Максим сдержал: новый Центр на Саракше построен не был — мощные пси-генераторы смонтировали на спутниках, вращавшихся над планетой на квазистационарных орбитах и посылавших на Район реморализации узкий конус излучения. Управление излучением и его ретрансляция осуществлялось с поверхности планеты, но была предусмотрена и внешняя блокировка «для пресечения несанкционированного доступа к аппаратной Города Просвещения». Звучало благообразно, однако Максим подозревал, что на самом деле в КОМКОНе опасаются не столько захвата узла управления экстремистами-аборигенами, сколько чрезмерной самостоятельности руководителя прогрессорской миссии землян на Саракше Рудольфа Сикорски.

Но как бы то ни было, Город принял несколько тысяч молодых саракшиан, желавших «приобщиться к свету»: принцип добровольности предложил Максим, и Сикорски не стал возражать. Район реморализации стал своеобразным оазисом, и Максим, приняв решение и покончив с колебаниями, работал, работал самозабвенно: по сути, он занимался той самой контрпропагандой, проводить которую он предлагал ещё при Неизвестных Отцах и даже сумел тогда убедить значительную часть руководителей подполья в необходимости такого шага.