Борис Пшеничный - Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)

Лариса букеты на стол. Пышет жаром (от ходьбы, конечно), сияет (от впечатлений, конечно).

Ничего не хочется делать. Писать тоже. Малов: «Плохо выглядите. Температура как?» Заставил сидеть с градусником.

Завтра — к арчовнику, вылечусь.

От Ильи ничего, надо бы послать весточку.

27

Следователь. Как часто вы связывались с Ириной Константиновной? Можете не отвечать, не настаиваю.

Сотник. Вы хотите, видимо, знать, почему мы, при наших близких отношениях, вроде как забыли друг о друге. Не совсем так. Я не досаждал ей, это верно. Вскоре после ее отъезда я приболел, был на бюллетене, и не хотел, чтобы она узнала. Зачем? Подумает, что серьезно.

Следователь. Но и она не напоминала о себе. Я просмотрел все радиограммы.

Сотник. В порядке вещей. Полевые условия, неустроенность, работы по горло — сами посудите, до писем ли?

Следователь. И вы никак не связывали ее молчание с Полосовым, то есть с экспериментом?

Сотник. В те дни я и забыл об этом. Напомнил Эдуард Павлович. Он зашел как-то и спросил, какие вести от Ирины. Его интересовал прежде всего Полосов.

Следователь. И тогда вы решили слетать в лагерь. Вдвоем. По чьей инициативе? По вашей, или Нечаев настоял?

28

Э. П. Нечаев. Илья не такой уж открытый, как кажется. О себе вообще не любит говорить. Будете рядом и не узнаете, что с ним стряслось. Это мне в институте сказали, что он бюллетенит. Я даже звонить не стал, поехал сразу к нему домой.

Валяется на диване, оброс, взгляд отсутствующий. Таким я видел его лишь однажды, лет двадцать назад, когда мы только познакомились. Но там причина была, личная драма. А что сейчас? Спрашивать бесполезно, не скажет. Хандра, кстати, тем и знаменита, что ее трудно объяснить. Человек не знает, чем придавлен. А Илья явно хандрил, в этом вся его болезнь.

Я, конечно, мог предположить — из-за Ирины. Но, с другой стороны, они неделю как расстались, и все было прекрасно. Что за это время могло произойти? Напускаю на себя озабоченность: страшно, мол, беспокоюсь, как там, в лагере, мой подопечный и какие, кстати, новости от Ирины. Тут и выяснилось, что она не дает о себе знать. Я предложил слетать.

29

И. С. Сотник. Вы не знаете Эда, он кого угодно на ноги поставит. Ему бы врачом работать, невропатологом. Меня он не в первый раз выводит из транса. Мы и подружились, можно сказать, как врач и пациент. Пациентом был я. Давно это, смешно вспомнить. Банальная история: не повезло в любви. Дали мне, как говорится, от ворот поворот. В прошлые века что в этих случаях делали? Отправлялись в дальние походы, шли на войну, под пули, искали приключений. А я — в дом отдыха. Взял путевку, думал, сменю обстановку, развеюсь, забуду. Не тут-то было. Говорят же, от себя не убежишь. Как приехал, завалился в кровать и целыми днями на спине, потолок изучаю. В столовую через силу хожу, аппетита никакого, только ложку пачкаю.

Сосед по комнате, а это был Эд, пытался расшевелить. То в бильярдную позовет, то в кино, анекдотами занимал, истории смешные рассказывал. И чем, вы думаете, вылечил? Яблоками. Самыми обыкновенными яблоками. Приносит однажды куль, выложил на вазу, а. одно — в руке и подсаживается ко мне на кровать. Говорим о чем-то, он между тем яблоко в руках вертит, поглаживает, ласкает. Я не столько слушаю, сколько смотрю на это самое яблоко, как оно воском отливает, из-под пальцев светится. Эд перехватил мой взгляд, на, говорит, ешь. Сам другое взял и со мной за компанию — с аппетитом, с хрустом. Я следом, жую машинально, челюстями работаю. Не кислое, спрашивает, еще будешь?

Он мне тогда полвазы скормил. Я ему за те яблоки на всю жизнь благодарен. Вместе с ними, видать, я еще что-то сжевал.

30

Из дневника И. К. Монастырской

Радиограмма: прилетает Сотник и с ним еще кто-то. Малов разорался на весь лагерь: «Вам персональный привет от Ильи Сергеевича». О наших с Ильей отношениях знают, мы секрета не делали. Почему же готова растерзать Малова, словно он разгласил нечто, что мнехотелось бы скрыть? Скрыть от кого?

Жду Илью с непонятной тревогой. Радоваться бы, что свидимся. Вечность как расстались, вспоминается уже смутно. Потерялся где-то, пропал. Мог бы как-то напомнить о себе. Я тоже хороша, за все время — ни строчки. Что я ему скажу?

Подошел Валентин, сел на ящик рядом. «Неприятности?» Ты еще! Нашел, когда с расспросами, шагал бы к Ларисе — вон она молнии мечет. Не сказала, даже не подумала — настроение было у меня такое. Он понял без слов, поднялся, пошел к кухне, взял топор, веревку; Слышу разговор с Маловым: «Схожу за сушняком, дрова кончаются». Малов только рукой махнул, делай, мол, что хочешь. У него свои заботы. Приезд Сотника да еще с кем-то — своего рода инспекция, надо быть начеку. И то, что Полосов пошел по дрова, — очень кстати. Пусть начальство видит: люди при деле, здесь не курорт.

Мне тоже хочется куда-нибудь скрыться.

31

И. С. Сотник. Ее я увидел еще из вертолета. Посадочная площадка в двух шагах от, палаток. Встречать высыпали все. Она особняком, в Атороне. Одета по-полевому, в джинсах, но кофта явно не для работы — куплена где-то по случаю, и Ирина, помнится, чисто поженски радовалась покупке.

А вот поговорить с ней, представьте, не удалось. Поздоровались, я задержал ее руку, ждал: чмокнет в щеку, но она на людях не решилась. И мне неудобно было уделять ей много внимания. Прилетел не на свидание, по делам. Пошли доклады, расспросы, просьбы. Малов неотлучно, заставил просмотреть кучу бумаг. В полевых условиях они плодятся не меньше, чем на канцелярских столах. И так почти до отлета, у нас и было всего два часа. Краем глаза я посматривал, где Ирина. Выпала минута, когда мы могли бы переговорить. Перехватил Эд. Отвел ее в сторону, обсуждали что-то с серьезным видом. Признаться, я обиделся на него.

Ему тоже не повезло. Он рассчитывал повидать Полосова, но тот, как назло, ушел по каким-то делам. В общем, поездка была неудачной.

Да еще записка. Ирина сунула мне в карман, когда мы уже шли к вертолету. Прочел я только в городе. Всего три слова: «Мне здесь тошно». Хотелось думать, что ей тошно без меня, но обольщаться не стал, она бы так и написала.

32

Следователь. Продолжим, Эдуард Павлович, я нисколько не сомневаюсь в искренности ваших чувств к Сотнику. Вам хотелось помочь другу, и вы предлагаете слетать в лагерь. Там-де он повидается с Ириной Константиновной, объяснится, и все недоразумения, если они возникли, благополучно разрешатся. Но у вас был и свой интерес.