Александр Логачев - Красный терминатор, Дорога как судьба

Старый путеец зло втоптал окурок в пропитанную мазутом землю.

- График жизни не виден. Вот ты скажи мне (железнодорожник пристально взглянул ни красноармейца Назарова), под какой откос и за какие грехи катится Россия?

Федор пожал плечами:

- Точно не знаю.

- А он? - путеец пальцем указал на второго своего слушателя.

- Нам про то неизвестно-с, - вторил старшему товарищу Раков.

- Вот то-то и оно, господа солдатики. А что катится - без очков видать. И душу успокоить нечем! Куда большевики водку подевали? Самогон один треклятый остался, да и тот не по карману себе позволить, когда душа попросит.

При этих словах путеец впился в мешок Марселя Прохоровича таким выразительным взглядом, будто видел его насквозь. Марсель Прохорович почувствовал себя сразу неуютно, заерзал на завалинке и поспешил отвести течение разговора в русло небезопасней:

- А вы, дядечка, верно, имеете нужное знание, в срок ли ожидается ближайший паровоз?

- Паровоз! - передразнил его железнодорожник. - Эх ты, деревня! На паровозной трубе и поедешь. Или в топке. Касаемо поезда скажу вам так, ребята (вытащил из-за пазухи часы на цепочке), - прийтить должон вот-вот... Но на самом деле... На вокзале вам бы поточнее сказали, на каком перегоне сейчас ваш поезд, да вам туда соваться не след.

До этого вполуха слушавший рассуждения путейца Назаров вздрогнул и внимательно посмотрел на старика:

- Отчего это не след?

Путеец пригладил седоватые усы, хитрая улыбка растянула губы, отчего на лице обозначилось множество морщин.

- Как вы думаете, ребята, чего это я с вами сижу тут и нынешние порядки в полный голос ругаю? Признал я вас.

Назаров и его напарник невольно переглянулись.

- Точнее, тебя, - старый рабочий ткнул пальцем в грудь рядом сидящего Назарова. - Говорили мне про тебя сегодня. Чекист наш привокзальный, Лешка Хохлов, что с моим младшим вместе в реальном учился, спрашивал: не видал ли я нынче такого-то, и описал наружность. Нет, говорю, не сталкивался. Ну, наказал тогда Леха, заметишь где - просемафорь. Лады, говорю, просемафорю. А сам думаю, фигу вам, буду я вашей развальной власти подсоблять. Как же. Так что ищут вас, ребята. Нет, тут вы место хорошее выбрали, хвалю. Врасплох застать вас не удастся. Но когда на поезд садиться будете - сцапают как пить дать. Народу на перроне много не ожидается - здесь мало кто на проходящий влезает, да и выходить тут особо некому. Вдоль состава обязательно три-четыре чекиста будут шариться. Скрытно в вагон вам не забраться, уж поверьте. Ну-ка, контрреволюция, угости еще махорочкой железнодорожника. А то паровоз, он без дыма не ходит.

Федор был если не обескуражен, то озадачен. Он знал, что его ищут по всему городу, но рассчитывал, затерявшись в толпе влезающих-вылезающих, просочиться в вагон.

Хм, что же делать? Ну, перед стариком ломать комедию, разыгрывая недоумение и непричастность к чекистской облаве, все-таки не стоит.

- Как вас звать-величать, уважаемый? - Назаров решил, что с этим человеком следует поговорить серьезно, обстоятельно и откровенно.

- Никанором Матвеевичем буду.

- Никанор Матвеевич, так вы думаете, нет никакой возможности проникнуть незамеченными в поезд?

- От чего же мне так думать? Не думаю я так. Возможность есть. Но у самих у вас не получится. - Путеец выдержал паузу и сказал: - Может быть, и повезло вам, ребята, что меня встретили. Может быть... А может и не быть...

И опять взгляд его переместился на раковский мешок.

- Что же мы так просто сидим, скучаем? - Назаров, изображая оживление, встряхнулся, потер ладони. - Разговоры невеселые. Давайте отметим знакомство. По нашему, по-мужски. Марсель Прохорович, развязывай свой мешок.

Товарищ Раков тяжело вздохнул и принялся выполнять приказание так медленно, словно надеялся, что вдруг найдется другой выход и спасется та часть богатства, которая вот-вот будет потрачена не пойми на кого.

- Стакан есть? - деловито осведомился путеец.

- Есть у нас стакан? - спросил Назаров у подчиненного.

- Нет, представьте себе, - обидой был пропитан голос Марселия Прохоровича.

- Эх, молодежь... - Никанор Матвеевич поднялся. - В путешествие, называется, собрались.

Совсем мало времени потребовалось старому железнодорожнику на то, чтобы забраться в таинственный сарай и вновь появиться у залитой разнеживающими лучами майского солнца завалинки со стаканом, который он протирал почти чистым носовым платком.

Через десять минут Никанор Матвеевич заговорил по существу:

- Эх, солдатики-касатики, контрреволюционеры вы мои дорогие, пропали бы вы без меня пропадом. Кто бы вам растолковал, что с другой стороны поезда в него влезть можно? Поперлись бы с перрона входить - тут вас цап, и в кутузку. Правда, нужно лезть в классный вагон. В теплушку с заду не попасть. Устроена она, зараза, по-другому. Ну что, еще по одной...

- ...Эх, армейцы красные, молодые-зеленые, а знаете ли вы, что и с другой стороны поезда вы в него не попадете. Потому как двери вагонов открывают только со стороны вокзала. С другой стороны заперты они, заразы. Марселич, наливай!

- ...Ребята, Федя, Марселич, открою я вам вагон, не пугайтесь. Ключ у меня есть. Сейчас...

Путеец Никанор Матвеевич стал шарить у себя по карманам. Удивительные предметы извлекали его руки.

- А это что такое? - спрашивал старый рабочий сам себя, разглядывая, например, выуженную из кармана горсть ржавых железок.

- А-а-а... - узнавал он. - Шплинты...

Шплинты летели, рассредотачиваясь в полете, куда-нибудь в траву.

Торжествующий возглас "ага!" озвучил обнаружение ключа. Массивный трехгранник с поперечной ручкой лежал на загрубелой ладони и отражал солнечные лучи.

- Ото всех дверей классных вагонов! Понятно вам? Ото всех!

- А если одни теплушки-с прибудут? - высказал опасения тот, кого переделали в Марселича.

- Эх ты, Незнам Неведович! Да как нынче у них составы формируют? На треть - теплухи, переделанные под перевозку пассажиров, на треть - классные вагоны, а на треть - теплушки, где груз какой везут. Посажу я вас ребята, всех обманем...

За непринужденным разговором и дождались состава. Он прогрохотал мимо, отсвечивая стеклами пассажирских вагонов, обдав дымом от сгоревшего в топке угля и дымком, тянущимся от труб печек, установленных для обогрева теплушек, в которых с недавних пор приспособили перевозить людей.

Никанор Матвеевич в последние, наиболее томительные минуты ожидания графикового поезда употреблял раковский самогон уже в одиночку. Назаров, а за ним и Марселич - отказались, сославшись на ждущие их впереди опасности. Поэтому старый путеец никак не отреагировал на прибытие состава. Откинувшись на стену сарайчика, свесив голову на грудь, он сладко спал, убаюкиваемый весенним теплом.