Василий Головачев - Реквием машине времени

— Но как же вы? — неуверенно сказала Тая.

— Я не жилец. — Незнакомец попытался улыбнуться, но не смог. — Бегите, вы еще успеете. Включите ТФЗ… эти коробочки — защита… крайняя кнопка… включите…

Глаза его закрылись.

Иван посмотрел на Таю — та плакала.

— Что будем делать? Если хотим уцелеть — надо бежать.

— Но разве мы бросим его одного?

— С ним не успеем…

— Тогда останемся.

— Нет! Прячь свой ТФЗ, потом разберемся. Бери его за ноги. Удержишь? Спасаться одному — тоже не по мне. Надо помочь им выключить это безобразие. Если не мы, то кто же?

Они подхватили незнакомца и где волоком, где приподняв, понесли к лестнице громоздкое, неподвижное, необычайно тяжелое тело.

Гул теперь доносился из недр здания непрерывно, оно тряслось и раскачивалось, лестница вздрагивала и вибрировала, толчки сбрасывали людей со ступенек, выбивали из рук не приходящего в сознание незнакомца, а они с ожесточением, яростно, борясь за жизнь — свою и чужую, ломая ногти, не замечая боли, подхватывали тело на руки и тащили, тащили вниз с одной только мыслью: «Успеть!..»

ЧАСТЬ III

Глава 1

Снегопад кончился, и притихший лес медленно обрел глубину и четкость, словно фотография в растворе проявителя. Тишина, завладевшая лесом, перестала быть глухой, неприветливой и настороженной, вернулось первозданное торжественное, выразительное и чарующее безмолвие заснеженной тайги, не нарушаемое ни одним звуком. Белое и серо-коричневое с редкими пятнами седой зелени… Белое — снег и небо, серо-коричневое — сбросившие листву деревья, зеленое — сосны и ели. И еще — машины передвижной радиостанции и домики оперативного поста управления комплексной научно-исследовательской экспедиции. И все же главным цветом был белый…

Ивашура оглянулся. Километрах в пятнадцати над лесом вставала черно-голубая громада Башни диаметром около двенадцати километров, вершина которой тонула в облаках. Стены Башни были голубыми, а черными — ряды окон и пятен, ниш и разломов, провалов и трещин. Дикое, непонятное, неизвестно как возникшее на месте паучьего шатра колоссальное строение, непрерывно растущее вширь и не разрушающееся при этом…

В одной из темных брешей в стене Башни разгорелся вдруг пронзительный зеленый огонек, и тотчас же где-то взвыла сирена тревоги, разбив тишину на тысячи отголосков: огонек означал появление блуждающего источника радиации.

Ивашура вздохнул и зашагал по глубокому снегу мимо остывающего вездехода к одному из домиков-вагончиков, из трубы которого тянулась струйка дыма.

Раздевшись в крохотной прихожей, он вошел в центральную комнату домика. В комнате было тепло, пахло сосновыми поленьями, дымом и сбежавшим молоком. У стола, застеленного коричневой клеенкой, сидело несколько человек, среди них — Михаил Рузаев, Сурен Гаспарян, директор Центра Богаев и только что прибывшие на вездеходе полковник государственной безопасности Одинцов Мартын Сергеевич, молодой, поджарый, с пристальным взглядом внимательных карих глаз, и заместитель Председателя Верховного Совета Старостин Николай Николаевич, большой, рыхлый, страдающий одышкой.

В углу на столике стояла переносная радиостанция, радист с наушниками на голове что-то записывал в журнал, подкручивая верньер. Возле аппаратной стойки сидел телеграфист, отдельно стояли телефоны и плоский переносной телевизор.

— Что там? — спросил хрипло Богаев.

— «Глаз дьявола», — сказал Ивашура. — Высоко, метров четыреста, под облаками.

— Это и есть Игорь Васильевич Ивашура, — представил его Богаев. — Начальник экспертного отдела Центра и в данном случае руководитель экспедиции. Поскольку ситуация необычна, ему даны особые полномочия.

— Мы осведомлены, — кивнул Старостин. — Извините, что перебил.

Ивашура глянул на Гаспаряна, щелкнул ногтем по футляру проектора, стоящего на полке. Сурен понял и выскочил за слайдами в соседний домик, где устроили фотолабораторию. Рузаев молча принялся разворачивать проектор.

— Что вас интересует прежде всего? — Ивашура вопросительно посмотрел на Одинцова и Старостина. — Принимаемые меры, факты минувшей недели, научные гипотезы?

Старостин кашлянул, посмотрел на полковника и пророкотал:

— Через два дня мы с Мартыном Сергеевичем должны доложить правительству о фактическом положении дел, поэтому хотелось бы разобраться в обстановке с минимальной предубежденностью. О мерах мы наслышаны, научных гипотез, насколько я осведомлен, накопилось много, но все они субъективны и больше эмоциональны, чем научно обоснованы. Так?

Ивашура улыбнулся.

— Примерно так. Что ж, я вас понял. Давайте сначала восстановим хронологию, а потом перейдем к последним данным.

В комнату вошел Гаспарян и стал заряжать кассеты проектора слайдами. Рузаев задернул занавеску окна, выключил свет.

— Пауки появились в Брянском лесу предположительно двадцать третьего сентября. Двадцать шестого над просекой с линией электропередачи потерпел аварию вертолет энергохозяйства района — и уже тогда просека была заткана паутиной. То есть пауки появились раньше, по нашим расчетам — именно двадцать третьего. Откуда они взялись — неизвестно, гипотез несколько, но все они пока бездоказательны. Появившись, пауки начали строить нечто вроде паутинного шатра, достигшего к третьему октября высоты сорока двух метров. Кстати, материал паутины — сложное кремнийорганическое соединение — по прочности не уступает легированной стали, а по упругости превосходит каучук. Толщина нитей около шести микрон. Гаспарян включил проектор, и на развернутом полимерном экране у дальней стены комнаты возник пейзаж: хвойный лес, из которого вырос снежно-белый конус.

— Четвертого октября, ночью, произошел взрыв, — продолжал Ивашура, — уничтоживший паутинный шатер, и на его месте поднялась странная колышущаяся, как студень, «опухоль», которая потом выросла в Башню. Диаметр последней к сегодняшнему дню достиг двенадцати с половиной километров. При взрыве… — Ивашура нахмурился, помолчал, — пропали без вести двое: сотрудник Центра Иван Костров и журналистка Таисия Калашникова. Они вылетели к паутинному шатру на вертолете и… не вернулись. Найти их не удалось.

— А вертолет? — спросил Старостин. — Тоже пропал?

— И вертолет.

— Странно.

— Да, странно, хотя и без этого случая странностей хватает.

Гаспарян сменил кадр, и на месте паутинного конуса возникло изображение паука.