Герберт Уэллс - Первые люди на Луне

Без всякого сомнения эти люди где-то существовали.

— Это твой мир, — говорил я себе. — И ты — Бедфорд. Ты возвращаешься, чтобы жить среди вещей такого рода до самого конца твоих дней.

Но в глубине моей души продолжали роиться сомнения.

«Это не ты читаешь, — читает Бедфорд. Но, ведь, ты не Бедфорд. Тут и начинается твоя ошибка».

— К чорту! — кричал я. — Если я не Бедфорд, то кто же я такой?

Но здесь все было темно, хотя странные видения проплывали у меня в мозгу, причудливые, смутные догадки, похожие на тени, на которые смотришь издалека.

Поверите ли вы, мне иногда казалось, что я поистине представляю собою нечто существующее не только за пределами мира, но за пределами всех миров, вне времени и вне пространства, и что бедняга Бедфорд был всего-навсего щелью, сквозь которую я глядел на жизнь.

Бедфорд! Несмотря на все мои отречения от него, я был, конечно, неразрывно связан с ним и знал, что куда бы я ни отправился и что бы ни делал, я вынужден подчиняться его желаниям, сочувствовать его радостям и скорбям до самого конца его жизни. Ну, а после смерти Бедфорда… Что будет со мной?

Впрочем, довольно распространяться об этом весьма интересном периоде в истории моих похождений. Я упомянул здесь о нем лишь для того, чтобы показать, как одиночество и разлука с нашей планетой могут подействовать не только на деятельность органов нашего тела, но и на всю нашу душевную систему, в которой вызывают явления неожиданные и странные.

В течение большей части этого долгого путешествия по мировому пространству я размышлял о нематериальных предметах такого рода; раздвоенный и нечувствительный ко всему, объятый манией величия, я реял среди звезд и планет, населяющих пустоту бесконечности. Мир, куда я возвращался, точно так же, как озаренные голубоватым светом пещеры Луны, увенчанные шлемами головы селенитов, их гигантские чудесные машины, судьба Кавора, оставшегося пленником в этом мире, — все это казалось мне бесконечно мелким, совершенно незначительным.

Наконец я ощутил притяжение Земли, и это заставило меня вернуться к действительности. Вскоре я начал понимать все более и более ясно, что я действительно Бедфорд, возвращающийся после изумительных приключений в земной мир, и что у меня есть жизнь, которую я, весьма вероятно, потеряю при спуске. Я стал соображать, каким способом всего безопаснее можно упасть на Землю.

XXI. М-Р БЕДФОРД К ЛИТЛЬСТОНЕ

Когда я достиг верхних слоев атмосферы, линия моего полета была приблизительно параллельна Земле. Температура внутри шара начала возрастать. Я понял, что надо опуститься немедленно, ибо подо мною в сгущающихся сумерках расстилалась широкая гладь моря. Я открыл все окна, какие только мог, и начал падать из солнечного дня в вечер и из вечера в ночь. Все пространнее, вес больше становилась Земля, пожирая звезды, и мерцающая серебряным светом вуаль облаков расширялась как бы для того, чтобы обхватить меня. Вскоре Земля уже не казалась мне шаром, она стала плоской, потом вогнутой. Это уже не была планета на небе, но мир человека, Я закрыл все окна, обращенные к Земле, оставив только щель шириною около дюйма, и падал вниз с все увеличивающейся быстротой. Расширяющееся водное пространство было теперь так близко, что я мог различить темный блеск волн, поднимавшихся мне навстречу. Шар сильно разогрелся. Я закрыл последнюю щель в окне и сидел, нахмурившись и кусая себе пальцы, в ожидании толчка…

Шар упал в воду с громким плеском. Должно быть, брызги взлетели на несколько сот футов в высоту. Услышав плеск, я тотчас же свернул все каворитовые шторы. Я опускался вглубь, но все медленнее и медленнее; затем почувствовал, что стекло начинает давить снизу на мои ноги, и шар всплывает на поверхность, как пузырь. Наконец он поплыл, ныряя и покачиваясь, по морю, и мое путешествие через мировое пространство кончилось.

Ночь была темная и пасмурная. Два желтых огонька вдалеке, точно две булавочных головки, указывали, что там проходит корабль, а немного ближе маячил столб красного света. Если бы моя электрическая лампочка не погасла за отсутствием энергии, меня могли бы выудить в ту же ночь. Несмотря на чрезвычайное утомление, которое я начал вдруг ощущать, я был очень возбужден. Я испытывал яростное, нетерпеливое желание, чтобы мое странствование закончилось немедленно.

Наконец я перестал метаться по шару и сел, обхватив руками колени и глядя на далекий красный свет. Он колебался вверх и вниз, ни на минуту не останавливаясь. Мое возбуждение улеглось. Я понял, что мне надо провести по крайней мере еще одну ночь внутри шара. Я страшно отяжелел и устал. Поэтому я заснул.

Остановка ритмического движения разбудила меня. Я поглядел сквозь выгнутое стекло и увидел, что шар прибило к большой песчаной отмели. Вдали обрисовывались дома и деревья, а с противоположной стороны изогнутое, смутное отображение корабля висело между морем и небом.

С большим усилием я поднялся на ноги. Моим единственным желанием было выбраться наружу. Люк. оказался наверху. Я стал его отвинчивать. Я приоткрывал крышку очень медленно. Наконец воздух запел вновь, как пел когда-то, вырываясь наружу. Но на этот раз я не выжидал, пока уравняется давление. Секунду спустя я ощутил тяжесть крышки у себя в руках и увидел над собой широкое и свободное, привычное мне старое небо Земли.

Воздух с такой силой ударил мне в грудь, что я начал задыхаться. Я уронил стеклянный винт. Я вскрикнул, прижат руки к груди и сел. Некоторое время мне было очень худо. Потом я отдышался. Наконец мне удалось встать на ноги, и я мог снова двигаться.

Я попытался высунуть голову в отверстие люка, и шар покатился. Мне казалось, что какая-то сила потянула мою голову вниз. Я проворно отшатнулся назад, потому что иначе лицо мое очутилось бы под водой. После долгих безуспешных стараний я успел выбраться на песок, по которому еще пробегали волны убывающего прилива,

Я не делал никаких попыток встать. Мне казалось, что все тело мое вдруг налилось свинцом. Мать-Земля снова наложила на меня свою тяжелую руку без каворитовых перчаток. Я сидел, не обращая внимания на то, что вода заливает мои ноги.

Наступал рассвет, довольно пасмурный, но здесь и там на небе видны были длинные зеленовато-бледные полосы. Невдалеке от берега какой-то корабль стоял на якоре, бледный силуэт с желтым фонарем на мачте. Вода омывала отмель длинными неглубокими волнами. Справа от меня изгибался берег, песчаный и низкий, на котором стояло несколько хижин, и на самом горизонте виднелись маяк, бакан и стрелка. Прямо передо мной тянулся плоский песчаный пляж, кое-где покрытый лужами и заканчивавшийся на расстоянии одного километра или немного больше низкой порослью кустарников. На северо-востоке был виден уединенный морской курорт. Унылой вереницей тянулись пансионаты и наемные дачи — темные пятна на постепенно разгоравшемся небе; то были самые высокие предметы, которые мне удалось разглядеть на Земле. Право, не знаю, какие чудаки поставили эти высокие здания в таком месте, где свободного пространства было сколько угодно. Местечко это напоминало небольшой кусочек Брайтона, перенесенный в глухую пустыню[27].