Артур Кларк - Око времени

Все-таки время от времени всадниками овладевала растерянность. Им приходилось пересекать особые, ровные, как по линейке вычерченные, линии – границы между выжженной степью и участками, где росла ярко-зеленая трава, и другими местами, где кое-где пестрели увядающие цветы. Но еще более странно выглядели места, где в тени лежали полурастаявшие снежные сугробы. Николай прекрасно понимал, что эти подозрительно прямые границы – не что иное, как линии, ограничивающие разные по хронологии участки планеты, что эта степь скроена из мириадов фрагментов, взятых из разных времен года – и даже из различных эпох. Но точно так же, как снег таял под солнцем, так же быстро увядали весенние цветы, а летняя поросль травы желтела, бурела и сохла.

«Возможно, – думал Николай, – пройдет полный цикл времен года, и природа оправится от потрясения, разрозненные клочья срастутся межу собой».

Но он подозревал, что одного года будет мало для того, чтобы из этих смещенных относительно друг друга во времени участков сформировалась новая экология.

Монгольские кочевники во всем этом, конечно, ничего не понимали. Даже лошади вставали на дыбы и испуганно ржали, пересекая странные и неприятные линии перехода от одной территории к другой.

Как-то раз всадники, явно сильно обескураженные, остановились посреди степи.

«Наверное, – решил Коля, – тут когда-то был постоялый двор, и монголы не могут понять, куда он подевался».

Место, где они прежде сменяли лошадей, потерялось – но не в пространстве, а во времени. Кочевники, люди, безусловно, практичные, в итоге приняли это как данность. После недолгого обсуждения, во время которого монголы то и дело пожимали плечами, они, по всей вероятности, решили, что, раз уж нельзя рассчитывать на постоялые дворы, стоит поберечь лошадей.

Во второй половине следующего дня характер местности начал меняться, появились овраги и холмы. Ехали по неглубоким долинам, порой пересекали вброд речушки, миновали купы лиственницы и сосны. Такой пейзаж выглядел гораздо более человечно, и Коля радовался тому, что наконец осталась позади угнетающе неизменная бескрайность степи. Даже монголы вроде бы повеселели. Когда они проезжали через небольшую рощицу, один парень с грубым лицом наклонился, сорвал несколько пучков дикой герани и украсил цветами свое седло.

Эта область была относительно плотно заселена. Часто попадались деревни, составленные из юрт, и некоторые из них были большими. Над юртами поднимались струи дыма и клонились в ту сторону, куда дул ветер. Здесь имелось и что-то вроде дорог – по крайней мере, глубокие наезженные колеи. Казалось, эта часть монгольской империи пережила Разрыв в почти нетронутом виде – лишь кое-где встречались вкрапления земли из иных времен.

Подъехали к широкой медленной реке. На другой берег можно было перебраться на пароме. На большом деревянном плоту, который управлялся с помощью канатов, хватило места и для всадников, и для космонавтов, и для лошадей, и даже для повозки.

На другом берегу повернули к югу и поехали вдоль реки. Николай заметил, что в стороне по земле змеилась и сверкала еще одна большая река; они, видимо, направлялись к месту слияния двух могучих водных потоков. Кочевники явно знали, куда едут.

Но вот у подножия холма, неподалеку от большой излучины одной из двух рек, перед ними предстала каменная глыба, густо покрытая письменами. Монголы придержали лошадей и в изумлении уставились на камень.

Николай мрачновато изрек:

– Они этого раньше не видели, дело ясное. А вот я видел.

– Ты здесь бывал?

– Нет. Но видел снимки. Если я прав, то это место слияния рек Онон и Балдж. А этот монумент был воздвигнут в шестидесятых годах двадцатого века.

– Значит, здесь вклинился участочек из иного времени. Неудивительно, что эти парни так таращатся.

– Текст, по идее, должен быть написан на древне-монгольском языке. Но никто не знает наверняка, все ли здесь правильно.

– Думаешь, сопровождающие нас монголы смогут это прочитать?

– Скорее, нет. Большинство монголов были неграмотны.

– Значит, это мемориал? Мемориал в честь чего?

– В честь восьмисотлетия со дня рождения[14]…

Тут они поехали дальше и оказались на гребне последней гряды холмов. Внизу раскинулась чудесная зеленая равнина, а на ней стояла деревня из юрт. «Это не деревня, – подумал Николай. – Это настоящий город».

Несколько тысяч шатров стояли ровными рядами, сходящимися под прямым углом. Некоторые юрты были такими же замызганными, как те, что космонавты видели в степной деревне Скакатая, но в самом центре возвышалась более впечатляющая постройка – большой комплекс соединяющихся между собой павильонов. Комплекс был обнесен стеной, к которой примыкали «окраины» – нечто вроде посадского городка из более скромных юрт.

Со всех сторон сбегались проселочные дороги и вели к воротам в стене. По дорогам передвигалось множество конных и пеших, а над юртами поднимались столбики дыма и вливались в бледно-коричневую пелену смога, нависшую над городом.

– Господи! – вырвалось у Сейбл. – Да это просто шатровый Манхэттен!

Наверное, можно было и так сказать. Но на зеленых лугах за городом Николай увидел огромные стада мирно пасущихся овец и коз и табуны лошадей.

– В точности так, как описано в преданиях, – пробормотал Коля. – Они всегда были только кочевниками. Они правили миром, но заботились лишь о том, чтобы было где пасти стада. А когда приходит время перебираться на зимние пастбища, весь этот город снимается с места и движется к югу.

У ворот всадников остановил стражник в синем, расшитом звездами кафтане и войлочной шапке. Сейбл спросила:

– Как думаешь, эти парни хотят продать нас?

– Скорее, они хотят кого-то подкупить. В этой империи все принадлежит правящей знати – Золотому роду. Люди Скакатая не могут продать нас – мы уже принадлежим правителю.

Наконец им разрешили следовать дальше. Начальник стражи послал с ними несколько воинов. Сейбл, Колю и только одного из монголов вместе с повозкой, нагруженной вещами космонавтов, пропустили в город.

Повозка покатилась по широкой улице, ведущей прямо к большому шатровому комплексу в центре. Под колесами чавкала расквашенная глина. Юрты здесь стояли большие, некоторые из них были украшены лоскутами дорогих тканей. Но главное впечатление на Николая произвела мерзкая вонь – пахло, как в деревне Скакатая, только в тысячу раз сильнее. Коля с трудом сдерживал тошноту.

Однако, невзирая на запахи, на улицах было полно народа – и не только монголов. Китайцы и, похоже, японцы, выходцы с Ближнего Востока – то ли персы, то ли армяне, арабы и даже круглоглазые жители Западной Европы. Носили здесь красиво скроенные рубахи, сапоги и шапки, многие надевали тяжелые ожерелья, браслеты и кольца. Яркие комбинезоны космонавтов порой привлекали взгляды, так же как и их скафандры и прочий скарб, уложенный на повозку, однако жгучего интереса все это ни у кого не вызвало.