Антон Краснов - Леннар. Тетралогия

Старая же рубаха, истрепанная и не особенно чистая, валялась тут же, на возу. Ею старик Кукинк прикрывал свои опухшие подагрические ноги.

Леннар молча запрыгнул на телегу и, быстро напялив на себя рубаху и старую шапку Лайбо-насмешника, жестом велел послушнику Бренику лезть под холстину к старику Кукинку. Шапку он натянул так, что почти закрыл ею лицо.

Лайбо-весельчак не сразу заметил незваных пассажиров. Лишь после того как зябнущий старик Кукинк протестующе замычал и принялся с нестариковским проворством выталкивать бедного Бреника из-под холстины, Лайбо обернулся и только тут заметил двух новых попутчиков, которых лично он не приглашал.

— Эй, парень, — окликнул он Леннара, — я сам весельчак, но такие шуточки тебе бы лучше не того… не стоит. А ты что… погоди… ты это рубаху мою напялил, а?! — воскликнул он. — Ты случаем не мой кум, в позапрошлом годе пошедший за вином и до сих пор не вернувшийся? Нет? А тогда какого демона ты сидишь на моей телеге?

Леннар молча устроился поудобнее. Он не поднимал головы, потому что телега проезжала через довольно людное место, а неподалеку топталась группа коллег незабвенного стражника Хербурка. Послушник Бреник тоже видел сквозь дырку в ткани стражников и теперь боялся даже высунуть нос из-под холстины. Там он молча боролся за место с упорным ворчуном Кукинком, который весьма наглядно доказывал, что он еще может тряхнуть стариной. Оба горе-борца пыхтели и старались вытолкнуть конкурента всеми имеющимися в наличии конечностями.

Лайбо выпятил грудь и вымолвил, красуясь:

— Ты вот что, сам смоешься или тебя подтолкнуть? Смотри, помну обновку, так разозлюсь.

С этими словами он горделиво расправил на груди ткань рубахи и улыбнулся симпатичной горожанке шедшей по тротуару: мол, я не только красавец и острослов, но еще и храбрец и удалец, каких поискать.

Телега меж тем проехала сквозь толпу и свернула на довольно пустынную улицу, ведущую к выезду из города, к пригородной заставе. Леннар поднял голову и негромко произнес сквозь зубы:

— Помолчи, болтун.

Лайбо широко раскрыл глаза. Он явно не поверил им, потому всячески пучил их и вращал глазными яблоками, словно надеялся таким образом вернуть им временно утраченную дееспособность. Мираж не исчез. Лайбо прекрасно знал все слухи, ходящие по деревне и весьма близкие к первоисточникам: Леннар, найденыш с окраины Проклятого леса, захвачен Ревнителями, руководимыми жрецом ланкарнакского Храма. Оттуда НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ — это Лайбо тоже знал. Если бы старик Кукинк не был так увлечен соперничеством за место под холстиной, он охотно подтвердил бы это.

Но Леннар вернулся.Более того, он сидел на телеге рядом с болтуном Лайбо и смотрел из-под шапки злыми, трезвыми глазами. Лайбо едва ли не пальцами попытался водворить глазные яблоки на исходную позицию и, широко открыв рот, воскликнул:

— Да ты что!!! Старина, это ты, что ли, Лен… н-на…

— Тсс, дурень! — оборвал его «гость Храма». — Что ты орешь как ошпаренный? Я, я. Только не следует об этом вещать на полгорода.

Лайбо немного успокоился. Он кашлянул и, поколебавшись, спросил:

— Ты это… того… оттуда?

— Оттуда, — подтвердил Леннар. — Ты не отвлекайся, правь. Да подгони своих ослов. Нужно как можно скорее попасть в деревню. И скажи этому старому пердуну Кукинку, чтобы он не ворочался и не кряхтел, иначе я его сдам в богадельню!

Лайбо замолчал. Благополучно преодолели заставу и, перевалив через холм, где честь честью красовалась каменная стела с высеченным на ней названием города, выехали в степь. По небу тянулся караван из неаккуратных, слабо подсвеченных изнутри лохматых туч. В ноздри нежно входили ароматы остывающей земли и терпких трав. Покачиваясь в такт телеге, плыли холмы, у подножий поросшие редким кустарником. Они казались особенно успокаивающими, неспешными и кроткими после смятой суеты узких улиц в ремесленных кварталах Ланкарнака, где перекатывались тяжелые запахи дегтя, известки и горелого мяса. Старик Кукинк, который смирился с соседством неизвестного нахала и, пригревшись, задремал, когда телегу тряхнуло на ухабе, закряхтел и высунул из-под холста взлохмаченную голову. Однако увидев, КТО собственной персоной пожаловал на телегу, он в ужасе спрятался обратно, довольно громко, хотя и невнятно забормотал молитвы и охранные заклятия. Конечно же он возомнил, что только демон или сверхъестественное существо может вырваться из цепких, могучих лап Ревнителей. К тому же в его посыпанных нафталином мозгах всплыло, ГДЕ именно кожевенник Ингер обнаружил этого таинственного странника. Проклятый лес!.. Ну конечно же он демон! Вот к Поющей расщелине ездил и бросил в нее камень… А тип, который ворочается с ним, Кукинком, под одним покрывалом, — сообщник демона! О боги!

Усвоив это, Кукинк взвизгнул и пнул «сообщника демона» Бреника, и без того пострадавшего, обеими ногами так, что послушник не удержался да так и грохнулся с телеги прямо под колеса, в клубы дорожной пыли. Счастье, что расторопный Лайбо успел остановить упряжку, вовремя натянув вожжи.

— Ты что, сдурел, старый?! — разом потеряв свою послушническую кротость, сдавленно заорал из-под телеги Бреник. — Совсем рехнулся, развалина?! Ты что меня пинаешь?! Ты что это меня пинаешь, спрашиваю?! Ах ты страшилище, замшелый пень!

— Сам ты…

Перепалку в зародыше прервал голос Лайбо — непривычно серьезный. Задрав голову, Лайбо тыкал пальцем в небо. В его серой пустоте появился огромный черный круг. По краям круга возникли радужные разводы: они налились кроваво-красным, потом ядовито-оранжевым, перетекли в зеленовато-синее и стали расползаться по всему черному пространству, запятнавшему собой купол неба. Лайбо пробормотал:

— Нехорошее предвестье…

— Это потому, что светозарный бог гневается, видя в своем мире таких болванов, как этот старый!.. — не унимался обиженный послушник Бреник, забираясь обратно.

Неизвестно, что бы ответил на это старый Кукинк, а также задорный Лайбо, не терпевший, чтобы какие-то сопляки обижали старожилов из его деревни… Но только никто не успел отреагировать, потому что Леннар (который что-то бормотал на краю телеги, то глядя в странноенебо, то снова пряча глаза), вдруг резко приподнялся во весь рост и, вперив в даль настороженный, неподвижный взгляд, произнес:

— Не будем пока о небе… Я — о земле. Так. Мне кажется, что мы немного опоздали.

— Что значит — опоздали? — пролепетал Бреник.