Обратный отсчет: Тлакантский синдром - Токацин
15 августа 01 года. Земля, Северный Союз, Шпицберген, ИЭС «Эданна»
— Гедимин! Что ты там делаешь с ирренцием? — Иджес, мирно возившийся с опокой литейной станции, вдруг обернулся к установке и ремонтнику. Тот перевернул контейнер со смесью радионуклидов кверху днищем и вытряхивал содержимое в запасную ёмкость.
— Убираю до лучших времён, — пояснил Гедимин, закрывая оба контейнера и ставя рабочий на прежнее место — под выключенный излучатель. — Раз тут с ним всё равно никто не работает… Всё, ирренций я убрал. Сейчас ипрон с кеззием выну — уже просохли.
— А. Это давай, — Иджес с облегчённым вздохом снова повернулся к литейной станции. Гедимин с кривой ухмылкой вскрыл другой накопитель. Ипрона и кеззия за двадцать лет набралось не так уж много, но сармат не раз высчитывал пропорции, — через четыреста лет вещества, поглощающие омикрон-кванты, уже серьёзно мешали бы цепной реакции.
Щупальца хранителя, обхватившие руки Гедимина от локтя до запястья, зашевелились и потеплели. Воздух колыхнулся. На пол лаборатории шагнул Исгельт.
— Давно не проверял, чем вы тут заняты.
— А где Айзек? — вырвалось у Гедимина. Исгельт сдержанно хмыкнул.
— Думаешь, без него мы вдвоём никак не поладим?
Он взглянул на контейнеры с золотистой и серебряной пылью, на радиозащитную ёмкость с двумя — жёлтым и зелёным — «трилистниками» по бокам, обошёл вокруг разрастающегося агрегата, «посветил» сканером на облучатель и одобрительно хмыкнул.
— На выходах пока ничего не добавляйте. У нас там потом будет литейная станция для нефонящего и обычная переработка на топливо. Это технологии отработанные.
Гедимин хмыкнул.
— Тогда мы, считай, работу закончили. Что ещё можно сделать с твэлом⁈
Исгельт кивнул на два контейнера, задвинутых в угол и накрытых защитным полем.
— Как Айзек освободится от северянской комиссии, придёт к вам на испытания. Прогоните при нём вторую сборку по всем ступеням. С реагентами больше проблем нет?
Гедимин качнул головой.
— На сборку хватит. А ты на испытания не пойдёшь?
Исгельт дёрнул углом рта.
— Я — командир не только вашей… научной бригады. Айзек освободится — я заступлю на пост. Но третью сборку без меня не трогать!
Он привычным движением вытряхнул на ладонь ручной телепорт и исчез. Сарматы переглянулись.
— А быстро, — пробормотал Иджес. — Я думал, мы тут до зимы застрянем…
— Ты погоди, — вмешался Эркенгер. — Мы же не знаем, что там за комиссии.
Воздух снова шевельнулся. Исгельт вышел в лабораторию, досадливо щурясь.
— Есть идея. Общаться с «Эданной» её обычным способом — сложно, опасно, не всем доступно. Наши механики сейчас собирают голосовой модулятор. Как комиссии разъедутся, вы его опробуете. Поговорим со станцией, как сармат с сарматом — и посмотрим, что выйдет.
Гедимин ошалело мигнул.
25 августа 01 года. Земля, Северный Союз, Шпицберген, ИЭС «Эданна»
«Айзек,» — заметила «Эданна» за секунду до того, как воздух слабо всколыхнулся, а график интенсивности «сигмы» на экране дозиметра выписал характерные зубцы. Айзек появился у стены отсека, глядя в пространство и рассеянно ухмыляясь. Иджес и Эркенгер оторвались от чертежа (к переработке ядерного топлива он отношения не имел, как и к механизмам вообще — Гедимин это понял с первого взгляда и дальше в чужие дела не лез) и повернулись к пришельцу.
— Время красивых закатов, — ухмыльнулся Айзек, показывая сарматам голограмму — небо, полыхающее красным, оранжевым и жёлтым, к зениту белеющее. Оттенки менялись быстро — запись поставили на ускоренную промотку — но зенит так и не потемнел, а вскоре на востоке, разгоняя туман, всплыла кромка солнца.
— Переходящих в рассветы, — снова ухмыльнулся Айзек. — Полтора часа сплошной зари и ни минуты мрака… Слышал, у вас тут намечены испытания?
Гедимин подавил облегчённый вздох — теперь он знал, зачем пришёл Айзек, и можно было заняться чем-то понятным.
— Да, — сказал он, расставляя защитные поля и жестом выпроваживая Иджеса в санпропускник; тот фыркнул, отступил к стене, но из помещения не вышел. — Установка практически готова. Исгельт говорил — с конечной обработкой сырья вы и сами справитесь. Тут облучатель для урано-ирренциевой смеси, тут разделение на ипрон и кеззий, — новые затравки в сольвент вы и сами добавите.
Он поднял контейнер с топливной сборкой, вставил в приёмник, через полминуты выдернул уже пустым. Сквозь полупрозрачные рилкаровые стены и защитные поля было видно, как отламываются хвостовики, как трубки, набитые топливом, выползают под захваты и поршни и ползут дальше — а их содержимое, рассортированное на ходу, сыплется в приёмные лотки с двух сторон от трубы… Загудела камнедробилка, перемалывая ирренциевую «керамику», плюхнулась в контейнер вязкая концентрированная мея. Айзек обходил установку по кругу, осматривая узлы, иногда брался за сигма-сканер. Гедимин тронул рычаг — одна из камер опустела, можно было перекрыть её и промыть от «фонящей» пыли. Айзек хмыкнул.
— Иджес придумал?.. Гедимин, я так понимаю — то, что вы тут делаете рычагами, легко автоматизировать?
— Легко-то легко, — нехотя признал сармат. — Но это ирренций. Один пробой — и конец всей автоматике. Так что приделывайте что хотите — но при форсмажоре это всё должно работать в ручном режиме.
Айзек криво ухмыльнулся.
— При форсмажоре обычно зовут ремонтников и ликвидаторов, а не продолжают работу, как ни в чём не бывало… Но мысль дельная. Ага, вот ирренций измельчён… думаю, он станет хрупче со временем. И с трубками всё будет не так просто — рассыплются ещё до выдавливания содержимого. Но работу это не сильно усложнит… Хм, в целом — установка рабочая. Исгельт возражать не будет.
— У Исгельта какой-то свой проект, — проворчал Гедимин, вспоминая давний разговор. — Научить станцию общаться акустически. Чтобы любая «макака» поняла, а какому-нибудь Гварзе голову не
