Питер Морвуд - Иван-Царевич

Они с волчонком скрылись в кустах, а Иван лег на спину, почесал свое голодное брюхо да пожелал, чтоб следующий, кого он себе в пищу наметит, не нашел заступника с человечьим голосом.

То ли пожелал не в добрый час, то ли не шибко настойчиво, но третий случай едва не положил конец его терзаньям: и голоду, и жизни самой. Заговори она раньше, все бы обошлось, заговори позже, горько бы потом Иван покаялся, зато голод бы утолил.

Однако пчела так нежданно зажужжала в ухо, что Иван-царевич, уже подбиравшийся к улью, за сук зацепился да и повис в воздухе.

- Не трожжжжь, Иван, меду! Пожжжалей жжжизнь нашу! К человеческим речам зверья в шкуре да птицы в перьях он худо-бедно притерпелся. А тут шутка сказать - насекомое!

Сидел он на земле, растирал ушибленный локоть и ругался с такой цветистостью, что сделала бы честь самому гвардии капитану Акимову. Менее всего на свете хотелось ему видеть на своем колене золотистую пчелу, ведь она и послужила причиною досадной его промашки.

- Благодарствую, Иван-царевич, что не причинил вреда моим детушкам,прожужжала она, приплясывая на месте.

Иван глядел на нее и ничего не понимал из-за боли в локте и головокружения. Наконец откинулся на мох и даже не больно-то удивился, когда пчела уселась ему на нос.

- Отплачу тебе за твою доброту, Иван-царевич. Настанет день, и я пригожжжуся.

От ее жужжанья и плясок нос у Ивана стал подергиваться, а сам он едва не окосел.

- Матка-пчела,- собравшись с духом, обратился он к ней,- а не можешь ли теперь пригодиться да сказать, чем бы червячка заморить?

- Легче легкого,- отвечала пчела и взмыла в воздух. Иван воспользовался случаем и нос почесал. Пчела все приплясывала над ним, указывая крылышками на восток.

- Пройдешь еще малость и увидишь поляну средь лесной чащи. Там тебя и попотчуют. Но гляди, за ради жжжизни и души своей не ешь мяса!

Пчела еще немного покружила над головой, а потом скрылась в улье, оставив его наедине с больной рукой и пустым животом.

С облегченьем узрел он в глуши лесной поляну, да не знал, сколь недолгим будет это облегчение. В детстве он и его сестрицы немало наслушались про Бабу-Ягу с железными зубами да про ее избушку на курьих ножках, но хорошо слушать сказочника, приглашенного развлекать боярское собрание, да греться у печи с потрескивающими поленьями, да попивать парное молочко из глиняной кружки. И, лишь увидав ее своими глазами, почуяв запах ее, понял он, что сказочники о многом умалчивали.

Да обо всем, почитай.

На первый погляд не было ничего примечательного в той поляне. Кругла, ровно щит, частоколом обнесена, а посередь нее избушка. Но присмотрелся он получше, и волосы дыбом стали.

Поляну не то что расчистили вырубкой, а будто огромной крышкой сверху придавили, покуда вся растительность на ней не вымерла. Трава вся желтая, с гнильцой - такую и голодный зверь щипать побрезгует. А зловонье, повисшее в теплом воздухе, и козла бы сблевать заставило.

Догадался Иван, что вонь от частокола идет. То, что сперва показалось ему выбеленными солнцем балясинами, было не чем иным, как обглоданными человечьими костями. Но смрад, от них исходящий, говорил о том, что обглоданы они отнюдь не дочиста: рядом со следами железных зубов усматривал Иван засохшие жилы и кишки.

Привлеченный вороньим карканьем, поднял он глаза и разглядел на костях головы.

Одни уже превратились в черепа цвета слоновой кости, иссушенные ветрами, опаленные солнцем. Другие, видать, совсем недавно вздеты, им еще далеко до чистого оскала, потому и вьются над ними тучи мошкары да воронья. Как же много этих голов, батюшки светы! Почитай, на каждой балясине висит. Иван с ужасом выдохнул и отвернулся.

Но тут вспомнил про Марью Моревну, что томится в царстве Кощеевом. И век ей томиться, ежели не добудет он коня да не вызволит ее оттуда. Ради нее на все Иван был готов, но как не страшиться подобной смерти? Никакие чары зятя Ворона не смогли б оживить остов, не только по костям разобранный, но и обглоданный дочиста. Тряхнул Иван головою и повернул вспять от вонючей поляны. Правда, он обязался трое суток табун Бабы-Яги пасти, но едва ль будет большой урон чести его, ежели он просто выкрадет коня у чудовища, в этаком поганом месте обитающего.

- Много мудрых думок являлось тебе, Иван-царевич,- произнес голос у него за спиной.- Но эта все прочие перещеголяла.

Иван подскочил на месте и обеими руками за саблю ухватился. И тут заметил, что избушка на длинных чешуйчатых ногах невиданно огромной курицы стоит уже не посередь поляны, а подле забора. Бывало, посмеивался он над бабкиными сказками - и кому взбредет поставить избу на столь хлипкие ноги! Но в этих ничего смешного нету: они, пожалуй, выше человека верхами, и шпоры и когти на них, что остро заточенные косы.

Баба-Яга стояла в дверях, держа за волосы чью-то отрубленную голову.

- За конями приходят,- объяснила она Ивану.- Кто и работает, да из рук вон плохо. А больше крадут, но тож не умеют. И тем и другим одна дорога - на кол!.. Вира!

Избушка приподнялась на цыпочки, и Баба-Яга насадила голову на кость с таким хрустом, будто кто яблоко ногой раздавил. Иван-царевич не удержался вздрогнул.

- Майна! - приказала Баба-Яга.

Избушка опускалась все ниже, ниже, покудова не стала обыкновенной избою. Баба-Яга же проскрипела, любуясь делом рук своих:

- Хорош, ох, хорош! - И, глянув на Ивана, добавила: - А ты еще краше.

Чего никак не скажешь про нее самое. Одежа на ней была крестьянская, да и к дверному косяку прислонилась, совсем как деревенская кумушка, но на вид страшней всякого кошмара.

Взлохмаченные космы белы как снег, но не тот, что едва выпал, а тот, что полежал с неделю на главной улице. И как людей на улице той видимо-невидимо, так и вшей у Бабы-Яги в волосах. Вся косая, кривая, горбатая, а дух от нее идет пуще, чем от забора. Нос крючком изогнулся до безгубого рта, искривленного усмешкою.

- Да ты, пожалуй, краше всех.- Она протянула костлявую руку и потрепала Ивана по щеке.- Сахарный мой!

Обнажившиеся зубы серо-стального цвета местами проржавели - видать, и впрямь из железа Ивану не хотелось думать о том, откуда взялась на зубах ржавчина,- да и чего тут думать: железо солью разъедаемо, а соли в человечьей крови да в мясе предостаточно.

- Ну, что привело столь лакомый кусочек в убогое мое жилище?

Иван собрал в кулак всю остатнюю храбрость.

- Да вот... пришел коня заработать.

- Неужто? - удивилась Баба-Яга.- Тогда с утрева и начнешь пасти, ноне уж поздно. Ночевать на конюшне будешь, заодно и с лошадьми пообвыкнешься. Но вижу я... да и слышу, сказать по чести, что неохота тебе на голодный желудок спать ложиться.

Иван зарделся, а Баба-Яга повернулась и взошла в избу. Он боролся с желаньем бежать отсюда прочь, когда она появилась на пороге с чугунком и мискою в руках. В чугунке была дымящаяся каша, а в миске мясо и черный хлеб.