Эллис Питерс - Датское лето (Хроники брата Кадфаэля - 18)

Туркайлль с довольным видом тихонько насвистывал, поглядывая на небо. Уже начали сгущаться сумерки. Войско отправится в путь еще через два часа, а тучи уже начали собираться на небе - эта серая завеса не обещает дождя, но зато ночь не будет слишком светлой. С этой внешней стоянки придется пробираться в обход, обогнув галечную косу и дойдя до устья реки, но на это уйдет не более четверти часа. "Ну что же, - бодро заключил Туркайлль, нужно выйти незадолго до полуночи".

Он все еще продолжал весело насвистывать, собираясь вернуться в центральную часть лагеря, чтобы хорошенько обдумать детали предстоящей экспедиции. И тут, когда он обернулся, то увидел Хелед, упругой походкой спускавшуюся с утеса. Ее густые черные волосы, разметавшиеся по плечам, трепал свежий ветер. Каждая встреча этих молодых людей превращалась в стычку, от которой у обоих быстрее бежала по жилам кровь и возникало какое-то приятное волнение.

- Что ты здесь делаешь? - спросил он, резко оборвав свист. - Хочешь сбежать по пескам? - Как всегда, он подтрунивал над девушкой.

- Я шла за тобой, - просто ответила она, - прямо от палатки Отира, а ты смотрел на небо и прилив и на этот твой корабль с драконами. Мне стало любопытно.

- Впервые тебе стало любопытно, что я делаю, - бодро заметил Туркайлль. - С чего бы это?

- Потому что я вдруг поняла, что ты собираешься на охоту, и не могу не поинтересоваться, какую еще гадость ты замышляешь.

- Вовсе не гадость, - возразил Туркайлль. - Почему ты так решила? - Они зашагали рядом, и теперь он рассматривал Хелед с более пристальным вниманием, чем обычно при их перепалках, так как ему показалось, что она говорит серьезно и даже встревоженно. Здесь, в плену, между двумя враждующими армиями, одинокая женщина вполне могла учуять недоброе.

- Я же не дура, - нетерпеливо заявила Хелед. - Я не хуже тебя понимаю, что Отир не допустит, чтобы предательство Кадваладра осталось неотомщенным, и не позволит своему вознаграждению просочиться сквозь пальцы. Не такой он человек! Весь день он вместе со своими командирами обсуждает следующий шаг, а теперь вдруг ты вылетаешь из палатки, сияя от восторга, который вы, глупые мужчины, испытываете, ныряя очертя голову в драку. И ты еще пытаешься меня уверить, что никто ничего не затевает! Никакой гадости!

- Во всяком случае, к тебе это не имеет никакого отношения, - заверил Туркайлль. - Отир не ссорился ни с Овейном, ни с его людьми, поскольку те предоставили Кадваладру самому выпутываться и платить долги. Зачем же нам нарываться на неприятности? Если нам заплатят обещанное, мы уйдем в море и больше не станем вас беспокоить.

- И отлично, - отрезала Хелед. - Но с чего это я стану доверять тебе и твоим дружкам? Хватит одной случайной раны или одного убитого, чтобы вспыхнула война.

- И поскольку ты так уверена, что я замешан в какой-то гадости, ты предвидишь...

- Ты - орудие, - пылко заявила она.

- Так почему же ты не веришь, что я доведу дело до благополучного конца? - Он опять смеялся над ней, но как-то очень ласково и не обидно.

- Ты-то как раз вряд ли, - ядовито заявила Хелед. - Я тебя знаю, у тебя жажда опасности, и нет такого безумства, на которое ты бы не пошел, и ты готов навлечь на всех нас беду.

- И ты, как добрая валлийка, - сказал Туркайлль, криво усмехнувшись, боишься за Гуинедд и воинов Овейна, которые находятся в лагере в какой-то миле от нас.

- У меня там жених, - нашлась она и поджала губы.

- Да, конечно. Я не забуду про твоего жениха, - пообещал Туркайлль, ухмыльнувшись. - Каждую минуту я буду думать о твоем Йеуане аб Ифоре и отдергивать руку, чтобы не нанести удар и чтобы не втянуть его в битву. Ни одно другое соображение не могло бы так надежно обуздать мое безрассудство, как желание увидеть тебя замужем за хорошим, надежным человеком с Англси. Тебя это устраивает?

Обернувшись, Хелед пристально и серьезно взглянула на него черными глазами с красными искорками.

- Значит, ты действительно отправляться в какую-то безумную экспедицию! Можно сказать, ты в этом признался. - И поскольку юноша не сделал попытки отрицать это, продолжала: - Исполни то, что обещал мне. Будь осторожен! Возвращайся, не причинив никому вреда. Мне также не хотелось бы, чтобы и ты пострадал. - И, прочитав в его голубых глазах слишком явное понимание, она, встряхнув головой и спеша выказать пренебрежение, дабы сохранить собственное достоинство, добавила: - А уж тем более мои соотечественники.

- А из всех твоих соотечественников в первую очередь, конечно, Йеуан аб Ифор, - с серьезным лицом подсказал Туркайлль. Но Хелед уже повернулась к нему спиной и с гордо поднятой головой зашагала к своей маленькой палатке.

Без всяких видимых причин Кадфаэль вдруг резко пробудился и поднялся с облюбованного им места, защищенного низкими кустами. Он оставил свой плащ рядом со спящим Марком, так как ночь была теплая. По настоянию Марка они спали неподалеку от палатки Хелед, так что девушка могла в случае необходимости их позвать, но не настолько близко, чтобы оскорбить ее независимый дух. Кадфаэль уже ничуть не сомневался, что ей ничего не угрожает в лагере датчан. Отир отдал приказ, и ни один человек из его войска не осмелился бы его ослушаться, даже если бы их мысли не были сосредоточены на более богатой добыче, чем валлийская девушка, как бы соблазнительна она ни была. Еще в те времена, когда Кадфаэль вел жизнь, полную приключений, он заметил, что авантюристы - в высшей степени практичные люди, хорошо знающие цену золоту и прочему имуществу. Женщины стояли довольно низко на шкале желанной добычи.

Взглянув в сторону палатки Хелед, он убедился, что там темно и тихо. Должно быть, девушка спит. По какой-то необъяснимой причине Кадфаэлю расхотелось спать. Небо было затянуто тучами, сквозь которые кое-где пробивался слабый свет звезд. Безветренная ночь была безлунной. К утру тучи вполне могли сгуститься, и пошел бы дождь. В этот полуночный час тишина была мертвая, даже угнетающая. Царил мрак, и только от моря исходил слабый мерцающий свет. Был прилив. Кадфаэль свернул восточнее, где часовых было меньше, - ему не хотелось вызывать тревогу, разгуливая среди ночи. Костры погасли, кроме нескольких в центре лагеря, да и те были обложены дерном, чтобы медленно тлеть до утра. И ни одного факела. Часовые Отира полагались на свое зрение, они видели в темноте, как кошки. Той же особенностью обладал брат Кадфаэль. Постепенно предметы стали приобретать очертания, уже можно было различить дюны. Было странно, что человек способен чувствовать себя одиноким среди тысяч себе подобных. И насколько свободнее может быть пленник, чем его тюремщики, которых стесняет бремя службы.