Фриц Лейбер - Клинки против смерти

Намеком на участь, ждавшую их с северянином, длинный, словно меч, коготь мелькнул в трещине, расширяя ее. Скорлупа стала осыпаться быстрее.

Вылупившиеся в сгущающейся мгле существа показались нереальными даже оцепеневшему Мышелову, они неуверенно пошатывались на двух ногах, словно люди, только ростом были чуть выше. Головы ящеров охватывали костистые гребни, напоминавшие шлемы, у обоих были темные птичьи лапы с когтями, а средний коготь в них выступал на ярд. В полутьме они казались мерзкой карикатурой на облаченных в броню витязей с мечами. Тьма только оттеняла желтый свет их мигающих глаз.

И тогда голос воззвал вновь:

— Воинам — участь воинов.

При этих словах с Мышелова словно упали путы. На мгновение ему даже показалось, что он пробуждается от сна. Тут раздался мерзкий, настойчивый визг вылупившейся узкомордой твари — и обе рванулись к ним. Он слышал, как за спиной с легким звоном вырвался из ножен меч Фафхрда. Мышелов мгновенно обнажил собственный клинок, тут же встретив им удар будто стального когтя, направленного ему в горло. Рядом и Фафхрд отразил удар другого чудовища.

А дальше началось кошмарное побоище. Котти резали и кололи, будто мечи. К счастью, не столь быстро, чтобы их нельзя было отбить, хотя против двух клинков было четыре. Мощная костяная броня отражала все контрудары. Вдруг обе твари повернулись к Мышелову, но, ударив сбоку, Фафхрд спас его. Обоих приятелей медленно теснили назад, к обрыву. Твари, казалось, не уставали, словно были они из металла и кости, не из плоти. Мышелову представилась собственная уже недалекая смерть. Какое-то время еще они с Фафхрдом смогут отбиваться, а потом все решит усталость — удары их станут реже и слабее, и твари возьмут их жизни.

Словно предвещая такой исход, коготь зацепил его запястье. Вот тогда-то он и вспомнил темные бездонные глаза, что отправили их через Внешнее Море, голос, что обрек их судьбе. Странная сумасшедшая ярость овладела им, не против самих тварей была она обращена, а против их господина. Черные мертвые глаза словно взирали на них из черного песка. И он потерял контроль над собой. Когда чудовища обрушились вместе на Фафхрда, он не бросился другу на помощь, он скользнул мимо в низину, к погруженным в песок яйцам.

Оказавшись перед двумя чудовищами сразу, Фафхрд рубил как сумасшедший, громадный меч свистел, унося остающиеся в громадных мышцах крохи сил. Он даже и не заметил, когда второе чудовище припустило следом за его другом.

Мышелов был уже среди яиц, перед тем, что казалось с виду глаже и меньше других. Он обрушил свой меч на яйцо. Рука сразу же онемела, но яйцо раскололось.

И тогда Мышелов увидел источник зла, заразившего Блеклые Берега, что лежало в черном песке, пока дух его бродил в далеких краях и зазывал мужей на погибель. За спиной его шуршали шаги, отрывисто клекотало чудовище, назначенное погубить его. Но он не думал оборачиваться. Он поднял свой меч и со свистом еще раз обрушил его вниз… на того, который тайно услаждался муками существ, которых вел сюда зов смерти, — прямо на выпуклый лоб бледнолицего с тонкими губами.

И стал ждать разящего удара когтем, но его не последовало. Обернувшись, он увидел чудовище распростертым на черном песке. Вокруг в пыль рассыпались другие яйца. Черным силуэтом на сером небе Фафхрд ковылял к нему, и глубокий гортанный голос его говорил, нет рыдал, слова изумления и облегчения. Смерть покинула Блеклые Берега, источника проклятия больше не было. Где-то рядом возбужденно вскрикнула морская птица…

Фафхрд с Серым Мышеловом подумали о долгой, без колеи, дороге назад в Ланхмар.

V. Воющая башня

Звук не был громок, но, казалось, наполнял собой и обширную темную равнину, и бледное, еще не погасшее пустое небо: плачущий вой, слабый и монотонный, он не был бы слышен, когда бы не легкое завыванье, звук зловещий и древний, в чем-то схожий с диким, лишь изредка покрытым растительностью ландшафтом и варварским одеянием у троих, что укрывались в неглубокой рытвине возле умирающего костерка.

— Волки, должно быть, — проговорил Фафхрд. — Знакомый вой… В Холодных Краях они охотились за мной. Но теперь, Мышелов, от тех холодных земель нас отделяет океан, да и в звуках я слышу различия.

Мышелов плотнее запахнул серый шерстяной плащ. Вместе с Фафхрдом он поглядел на третьего, что молчал. Он был одет просто — истрепанный плащ, потертые ножны короткого меча. С удивлением они заметили, что глаза его — белесые глазницы на морщинистом лице — уставились в пространство, а сам он дрожит.

— Так, значит, тебе уже не раз доводилось бывать на этих равнинах, — обратился Фафхрд к проводнику на гортанном языке его народа, — потому-то мы и просили тебя показать этот путь. Ты должен хорошо знать эти края. — В последних словах крылся вопрос.

Проводник судорожно глотнул и рывком кивнул.

— Я слыхал этот голос вдалеке, — быстро и неразборчиво проговорил он. — И в другое время года. Известно, люди исчезали. Есть рассказы. Говорят, мужчины слышат этот голос во сне. Он завлекает их куда-то… недобрый звук.

— Какой же волк — добрый волк? — задумчиво прогрохотал Фафхрд.

Еще было достаточно светло, и Мышелов разглядел упрямое, напряженное выражение на лице проводника, тот продолжал:

— Я никогда не видел волка в этих краях и не говорил с человеком, кто убивал его. — Он умолк, потом сбивчиво и отстраненно заговорил. — Рассказывают о старой башне, где-то здесь на равнине… Говорят, звук здесь сильнее. Я не видел ее. Говорят…

Он резко умолк. Теперь он уже не дрожал, а словно ушел глубоко в себя. Мышелов пробовал задать ему несколько наводящих вопросов, но ответом ему всякий раз были только какие-то восклицания: ни утвердительные, ни отрицательные.

Догорали рдевшие под белым пеплом угольки. Ветерок шелестел в редкой траве. Звук теперь прекратился или, напротив, так глубоко впился в память, что разум более не слышал его. Сонно глядя за сгорбленную спину Фафхрда, Мышелов обратился мыслями к дальнему, полному таверн, Ланхмару, что был в лигах и лигах пути отсюда, за чужедальними землями, за неизведанным океаном. Безграничная тьма давила.

На следующее утро проводник исчез. Потягиваясь, с наслаждением вдыхая прохладный густой воздух, Фафхрд со смехом пояснил причины его отсутствия.

— Фух! Я же видел, эти равнины ему не по вкусу, хоть он и болтал, что пересек их семь раз. Не человек — какой-то клубок суеверий! Видал, как он заквакал, когда завыли эти волки? Мое слово: бежал он к своим друзьям, которых мы оставили у последней воды.