Брайан Олдисс - Галактики как песчинки

Огромная долина, изрезанная холмами и небольшими лесами, раскрылась перед ним.

В прекрасном настроении он вышел из аппарата, включив компрессорную систему и газовый анализатор на заправку полных баллонов чистым кислородом.

В долине было жарко.

И почти сразу же Шаутер ощутил новое своё состояние. Он чувствовал себя свежим и отдохнувшим, пышущим здоровьем. От удовольствия он прикрыл глаза.

Неподалёку лежало озеро. Он направился к нему. И подсознательно ощутил непонятный дискомфорт. Неторопливо обдумав все, решил вдыхать медленнее, уговаривая себя, что воздух планеты, возможно, более насыщен, чем тот, к которому он привык.

Вдали, на поверхности озера промелькнуло что-то, похожее на человеческую голову, но Шаутер не был в этом уверен. Над гладью озера клубился туман, словно вода под ним кипела. Странная вещь.

Боль в лёгких теперь уже по-настоящему беспокоила его. Он чувствовал, как она растекается по телу — в руки и ноги, словно воздух стал слишком жёстким для них.

В глазах поплыли все цвета радуги.

Уверенность в том, что приборы не подвели его, постепенно стала таять: он чувствовал, как боль начинает заполнять каждую его клетку.

Охваченный паникой, Шаутер бросился обратно к кораблю, но закачался и упал — не в силах преодолеть головокружения. Теперь он отчётливо видел, что в озере — человек. Из последних сил Шаутер закричал, взывая о помощи.

Ты поглядел на чужака и быстро поплыл в его сторону.

Но Шаутер умирал. Он закричал, и кровь хлынула горлом. Он захлёбывался и снова пытался встать.

Ты выбрался из озера и бросился бежать в сторону умирающего; тёплый воздух сушил воду на твоём обнажённом теле.

Шаутер с трудом приподнял голову и увидел, что Ты приближаешься. Он вскинул руку, показывая в сторону звездофлайера.

Когда Ты подбежал, все было кончено.

В раздумье Ты склонился над бездыханным телом. Затем обернулся и с интересом посмотрел на небольшой корабль. Ты видел такое впервые. Немного подумав, Ты направился к аппарату, обуреваемый любопытством.

Солнце зашло и село двадцать пять раз, когда Ты закончил осмотр начинки корабля. Ты касался всего осторожно, почти с благоговением. Вначале микрофильмы не очень заинтересовали Тебя, но затем Ты занялся ими вплотную и попытался связать их воедино, пока, наконец, не увидел всю картину. Проектор Шаутера чуть ли не разваливался на кусочки, когда Ты закончил просмотр фильмов.

Затем Ты приступил к исследованию самого корабля, впитывая его начинку, словно человек, умирающий от жажды.

За эти двадцать пять дней Ты многое понял для себя. Словно через открытые шлюзы Твоего сознания, наводнилось мышление о познании самого себя.

То, что Ты открыл, само по себе было знанием. Знанием, которое можно сопоставить и соединить из разорванной цепи единиц познания; и всё-таки это было знание, добытое по крупицам великим множеством людей, результат их исследований и опыта. Но только лишь после того, как Ты интегрировал эти знания, Ты сделал выводы, приемлемые для Тебя. Выводы, включающие знания мириад жизней в галактиках, которые захватывали и полностью поглощали. Ты пытался овладеть этими знаниями. Но не смог: это — бесполезно. Единственный подтверждённый факт — смерть Шаутера; Ты знал, почему он умер. Поэтому Ты должен действовать, подчиняясь своим нравственным принципам.

Лишь на несколько минут Ты задержал взгляд на своём блистающем мире. Ты вернёшься, когда выполнишь свой долг.

Ты забрался в корабль Шаутера, задал курс компьютеру и направился к Галактике.

2.

Ты пришёл безоружным в воюющий город. Ты приземлил корабль на холме в нескольких милях от города.

Словно средь фантомов двигался Ты среди людей. Ты потребовал встречи с командиром армии повстанцев. Люди выстраивали несчётное количество препятствий на пути Твоём, но тем не менее вот Ты стоишь перед ним, потому что никто не смог противостоять Тебе.

Командир — крупный, широкоплечий и одноглазый человек занимался какими-то бумагами, когда ты вошёл.

Он уставился на Тебя, и взгляд его единственного глаза говорил о неприкрытой неприязни; охрана вокруг Тебя держала бластеры наготове.

— Даю вам три минуты, — начал Одноглазый.

— Я не хочу отнимать вашего времени, — просто сказал Ты. — У меня достаточно своего. К тому же у меня есть план, который превосходит любой ваш. Если вы хотите, я помогу вам в деле покорения Региона Инисфара.

Одноглазый смотрел на Тебя. Он видел — как бы это сказать? — он видел, что Ты не похож на остальных людей, что Ты — что ли — яснее их всех. Но Регион Инисфара лежал на удалении многих световых лет5 — неприступный, в сердце Галактики; за два десятка миллионов лет его господство распространилось среди двух десятков миллионов планет.

— Вы — сумасшедший! — закричал Одноглазый. — Убирайтесь! Наша цель — завоевать город, а не Галактику!

Ты не двинулся с места.

Тогда почему не действует охрана? Почему Одноглазый не уничтожил Тебя прежде, чем Ты начал свою миссию?

— Та гражданская война, которую вы ведёте… — спокойно начал Ты. — За что же вы сражаетесь? За город. За каждую улицу. За электростанцию. Эта мелочь — работа мусорщиков. Я же предлагаю вам власть над Инисфаром!

Одноглазый стоял улыбаясь. Его неухоженные волосы торчали, как щетина. Лицо залила краска. Он выхватил бластер и направил на Тебя.

Ты не сделал ничего; и ничего не стоило делать.

Сбитый с толку, никогда ранее не встречавший подобного упорства перед лицом опасности, поражённый Одноглазый сел.

— Оулени — несчастье планеты. У нас длинная история движения сопротивления, — пробормотал он. — Но это — мой мир. Я должен сражаться за него и за людей, которые его населяют, за их права и свободы. Мне кажется, что человек моих тактических способностей заслуживает лучшего поколения; возможно, когда мы поставим город на колени…

Так как время работало на тебя. Ты был терпелив. А, поскольку Ты был терпелив, Ты мог выслушивать речи Одноглазого.

Планы его — одновременно и грандиозны и мелки; в основном он говорил о торжестве человеческих прав и лишь попутно касался темы необходимого, пусть и небольшого, количества обученных солдат. Он мечтал о рае на земле, но не хватало войск.

Человек, завоевавший расположение либо уважение своих единомышленников; или, возможно, это был страх, а не уважение. Его старомодные принципы сформулировались миллионы тысячелетий назад, ещё до начала космических путешествий. Он привык вести боевые действия, все время полагаясь только на бесчисленные мелкие истины: необходимость силы, отмену несправедливости, веру в то, что правда победит все.